Древо миров

Хадрат снова поклонился.

— Ты говоришь истину, повелитель, ибо Конан был величайшим из хайборийских властителей. Он правил мудро и сильной рукой сплотил народы, подарив им мир и процветание. Мы не ведаем, что заставило его отправиться в последнее путешествие, но ты, государь, сможешь продолжить дело отца. Если только…

— Что? Скажи мне, Хадрат!

— Если вновь обретешь силу, которая заключалась в Сердце Аримана и помогала твоему отцу свершать великие деяния.

— Для этого, по меньшей мере, нужно прожить еще хотя бы месяц, — невесело улыбнулся молодой король, — а если верить Офирской пифии, мне осталось гораздо меньше.

— Чтобы одолеть судьбу, надо уметь ей подчиняться, — задумчиво молвил жрец.

— Подчиняться? Мы опять вернулись к моему отречению.

— Да, но не в пользу Рабрагора.

Конн не смог сдержать смех. Потом осторожно взял двумя пальцами резную фигурку кормчего с палубы игрушечной галеры и, внимательно ее разглядывая, спросил:

— А что, имеется еще один претендент на корону?

— Нет, повелитель, — спокойно отвечал жрец. — Хотя многие спят и видят себя на троне Аквилонии. Совет хитроумного Обиуса тем не менее надо принять к сведению. Если к моменту поединка ты перестанешь быть повелителем графа, чаши судьбы могут склониться в другую сторону. Для этого ты должен перестать быть королем, но на время…

— Отдать власть в надежде, что кто-то вернет ее добровольно? Ты слишком наивен, жрец. Такое возможно только через большую кровь.

Губы Хадрата впервые тронуло бледное подобие улыбки.

— Польза древних законов в том, что их вовремя забывают, — сказал он. — Светлейший Обиус, быть может, затеял перехитрить судьбу и воспользоваться плодами своей хитрости, посадив на престол человека, которым он будет управлять. Но ты, государь, должен противопоставить лукавству лукавство, чтобы добиться своих целей.

— Хотел бы понять тебя…

— Это не столь уж сложно, повелитель. Еще при короле Хагене был принят закон, по которому государь, решивший взять в жены свою избранницу, с момента прилюдного предложения временно отстранялся от исполнения королевских обязанностей. Власть в таких случаях должна переходить к Совету Лордов — до момента торжественного бракосочетания в Храме Тысячи Лучей. За различными перипетиями закон этот прочно забылся, хотя он и существует.

Хадрат извлек из широкого рукава и положил на стол древний пожелтевший свиток, скрепленный выцветшей лентой и Большой Сургучной Печатью.

Конн не притронулся к свитку. Он задумчиво разглядывал резную фигурку морехода в широкополой шляпе размером с ноготь большого пальца.

— Если ты, повелитель, сделаешь предложение той, которую избрал, закон вступит в силу, — продолжал жрец бесстрастно. — Совет Лордов никогда не посмеет встать у тебя на пути. Как только совершится бракосочетание, ты снова станешь королем.

— Значит, тебе известно о беглянке из Аргоса? — спросил Конн.

— О твоих чувствах к достойной Эльтире, повелитель, ведомо многим.

— Но многие из Совета Лордов считают, что наш брак станет поводом к войне с Аргосом. Сейчас, когда положение Аквилонии не столь устойчиво, как во времена отца, такая война повлечет восстания во всех подвластных нам землях. Что бы ты сделал на моем месте, Хадрат?

Жрец несколько помедлил с ответом.

— Не мне давать тебе советы в подобных делах, государь, — молвил он, слегка прикрыв веки. — Вендийские мудрецы говорят: «Чтобы принять решение, откажись от решений. Будь травой, склоняющейся туда, куда дует ветер, но будь и ветром, колеблющим траву».

Конн осторожно поставил фигурку кормчего обратно на палубу.

— Чтобы постичь подобное, надо быть вендийским мудрецом, — сказал он, — я же всего лишь король с огромной тяжестью на плечах. Сердце подсказывает одно, разум диктует иное. И вот что еще я подумал. В пророчестве сказано: «Из-за ответа дамы король встревожен». Эльтира бежала в Аквилонию от домогательств Арракоса и просит у нас убежища. И я вовсе не уверен… Что, если пифия подразумевала ее отказ?

— Решать тебе, повелитель.

Испросив дозволения, Хадрат удалился.

Как только он скрылся за дверью, прихрамывая на обе ноги, в комнату вошел старый Эвкад, имевший привилегию входить к королю без стука.

— Все собрались в парадной зале и изнывают от нетерпения узреть Ваше Величество, — сказал он, поклонившись.

Конн в последний раз бросил взгляд на готовые отплыть маленькие корабли и последовал за слугой.

Проходя через оружейную, король ненадолго задержался возле зеркального щита, словно стараясь отыскать в его смутных глубинах ответ на терзавший его вопрос. Но металлическая поверхность на сей раз была тусклой и непроницаемой…

И столь же непроницаемым казался взгляд человека с гладким холеным лицом, похожим на камень-голыш, долго пролежавший в воде: заслышав за спиной вкрадчивые шаги, Конн обернулся и увидел перед собой Светлейшего Обиуса.

— Прекрасная вещь, — сказал Верховный Жрец Митры, — какая тонкая, я бы осмелился сказать, филигранная работа! Воистину, лишь мастеру, вдохновленному самим Подателем Жизни, по силам сотворить подобное произведение искусства!

— В бою больше пользы от крепости щита, чем от его выделки, — отвечал король. — Ты ведь не за тем явился, жрец, чтобы восторгаться отцовской коллекцией?

Обиус бросил взгляд на застывшего возле дверей в почтительной позе слугу, и король жестом отпустил Эвкада.

— В словах ваших, государь, много мудрости, — заговорил жрец, когда старый наставник вышел. — О, как бы я желал стать самым надежным щитом для Вашего Величества! Увы, силы мои не беспредельны, и остается лишь молить Митру…

— О моем отречении?! — В голосе Конна отчетливо прозвучал гнев.

Обиус скорбно склонил лысую голову.

— Вижу, достойный Хадрат уже побывал здесь, — сказал он, разглядывая песочного цвета ковер. — Увы, увы, всесильная Судьба властвует и над нищими, и над королями…

— Услышу я что-нибудь, кроме бесконечных «увы»? — нетерпеливо прервал жреца Конн.

Обиус пожевал губами и потер лоб.

— Я всего лишь пекусь о сохранении наследия Великого Конана, — молвил он смиренно. — И никогда не простил бы себе, случись что с вами, государь. Ничтожный, денно и нощно молил я Митру Пресветлого открыть мне хитросплетение причин и следствий, и вот Всеблагой внял моим просьбам… Увы (повторяю слово сие вновь и вновь), я не в силах заставить Сердце Аримана вновь пылать в королевской деснице, но жизнь сына Великого Киммерийца, моего близкого друга и господина, я спасу, даже если буду вынужден пойти наперекор Великому Равновесию! Ваше Величество! Рабрагор — лишь ничтожный из смертных, ему не по силам будет нести скипетр и державу великого государства. Он — лишь послушная игрушка в наших руках, призванный исполнять волю…