Друг моего брата

В школе ее успеваемость предсказуемо снизилась и учителя сразу забили тревогу, поэтому девочке пришлось с удвоенным рвением взяться за учебу, но так она хотела все свободные вечера проводить с мамой, то учиться приходилось ночью. Она никому не рассказывала о головных болях, о проблемах с аппетитом и о том как сильно она переживает за маму. Зачем? Все и так переживали.

Первый обморок случился в душе, но девочка обрадовалась, что никто этого не видел, пришла в себя, поднялась, замазала синяк на скуле от встречи с кафелем и с улыбкой отправилась в школу. Со следующей потерей сознания ей уже не так повезло и рядом оказался ее лучший друг, но она взяла с него обещание никому ничего не говорить и заверила его, что впредь будет лучше следить за своим здоровьем. Купила все известные витамины в аптеке и начала впихивать в себя через силу еду. Но это не особо помогало, если честно…

И через несколько дней она потеряла сознание в школе, медсестра забила тревогу, а особо умные одноклассники распустили слух, что девочка беременна. Родителей вызвали в школу, направили на анализы, но когда результаты показали, что в принципе, все показатели в норме, семейный врач порекомендовал обратиться к психологу. Девочка же больше переживала не за свое здоровье, а за реакцию родителей: мама сильно волновалась, отец же злился, что дочь создает дополнительные проблемы в и без того сложный период.

И вот когда гениальный психолог, доктор науки и просто светило в области медицины догадался, что причиной обмороков был стресс… Удивительно, да? Он посоветовал родителям девочки отправить ее на недельку на море, так как разумеется, девочка по его мнению была не очень умной и была просто обязана забыть о болезни матери, очутившись в другой стране.

— Отец сразу схватился за идею сослать меня и мои проблемы подальше, — я запоздала заметила, что перешла на рассказ от первого лица, но исправляться уже не стала. — Благо бабушка уже больше десяти лет жила в Испании. Уехала туда после смерти мужа, оставив семейную компанию сыну. По дороге от психолога отец уже бронировал билеты, даже не обсудив этот вопрос с мамой. Я умоляла подождать, хотя бы пока в лечении будет хоть какой-то прогресс, хотя мы оба понимали, что прогресса у мамы уже никакого не будет… Приехав домой, я наплевала на его приказ идти собирать чемодан и последовала за ним в кабинет. Там он в очередной раз попытался убедить меня, что действует исключительно в моих интересах. Даже приплел свадьбу двоюродной сестры, о которой я в свете событий благополучно забыла. Она тоже жила в Малаге и хоть мы и редко виделись с Вики, она нас всех приглашала на торжество. И мы даже собирались ехать, но в тот момент все это казалось таким далеким, будто из другой жизни. Я, кажется, даже впервые в жизни позволила себе повысить голос на отца. Понимала, что так я тем более от него ничего не добьюсь, но психика уже просто не выдерживала…

Крик, разумеется, на отца никак не подействовал. И тогда я ухватилась за последний шанс. Глупый, необдуманный, отчаянный… но в тот момент я была уверена, что мне уже нечего терять. Тогда я еще не знала, что скоро потеряю не только маму, но и вас с Максом. Но тогда мне казалось, что вот оно, худшее что со мной может случиться — меня отправят на неделю в Испанию…

И я предприняла последнюю отчаянную попытку избежать этого. Я сказала отцу, что все эти обмороки — это лишь игра. Он и раньше часто упрекал меня в излишней эмоциональности и эксцентричности, так что был шанс, что он поверит. Я на одном дыхании протараторила как я всего лишь хотела привлечь его внимание, как мне не хватало его из-за вечной занятости на работе, как все в последнее время были заняты чем-то своим и никому не было дела до меня… Я врала, да. Но тогда я надеялась, что отец разозлится и в наказание оставит меня дома. Я готова была к любой расплате: домашнему аресту, лишению карманных денег… что угодно, только бы он дал мне шанс провести последние дни с мамой.

Он разозлился, да. Честно говоря, я до сих пор не знаю поверил ли он мне. Но решение свое не изменил. И я полетела в Малагу.

Спустя неделю я с прискорбием узнала, что обратного билета у меня нет и отец возложил на бабушку важную миссию решить когда же ребенок будет готов к возвращению на родину.

Я сделала несколько глотков остывшего чая, потому что понимала, что мне нужна небольшая передышка. Попытка рассказывать эти события про другую девочку, а не про себя, оказалась провальной. Я все равно начала скатываться в прошлое и в то ощущение бессилия, когда что бы я ни делала, результат был один…

— Сначала я пыталась поговорить с бабушкой начистоту и объяснить свои чувства, что да, несмотря на все переживания, я все равно хотела вернуться домой. Но бабуля никогда не отличалась легким характером, даже отец за глаза называл ее “гитлером в юбке”, поэтому мои слезы на нее никакого эффекта не возымели. Когда это не помогло, я придумала другую тактику — пыталась старательно изображать, что живительный морской воздух помог и я, полная сил и энергии, готова вернуться на родину. Даже сходила на девичник Вики, потому что бабушка настояла. Фото с девичника, кстати, которые она добавила в свой инстаграм, стали еще одной причиной ненависти вас с Максом, так как были прямым доказательством, что я забила на проблемы семьи и вовсю развлекалась на курорте.

Бабка была непреклонной. Не знаю в чем была причина… то ли ее изначальная нелюбовь к маме, хотя не то чтобы она к сыну питала особо теплые чувства или вообще к кому-нибудь, по большому счету. Вполне возможно, что она, как и отец, считала что действует мне на благо…

Когда я поняла, что бабушка отпускать меня не намерена, я попыталась достучаться до семьи, но отец был вечно занят, маме к тому моменту стало еще хуже и она уже практически не вставала с постели, а Максим… я не знаю откуда он узнал о моем разговоре с отцом, но он точно поверил в версию про то что обмороки были ненастоящими и просто вычеркнул меня из своей жизни. Он даже на звонки мои не отвечал.

Глеб, при этих слегка дергается и я впервые с начала моего монолога встречаюсь с ним глазами. В его взгляде целая буря эмоций: вина, боль, страдание…

Я задаю ему немой вопрос, который мучал меня все эти годы: “Это ты рассказал ему?”

Я помню как встретила Глеба в коридоре когда в слезах выбегала из кабинета отца, но тогда я и подумать не могла, что он подслушивал наш разговор.

Глеб кивает и одними губами произносит: “да”.

— Алекс был единственным кто мне верил и передавал хоть какие-то новости из дома. кивнув сама себе продолжаю — Только от него я узнала, что врачи давали маме последние пару дней… Я на коленях упрашивала бабку отпустить меня, но она отказала сославшись на заботу о моем здоровье, мол мои расшатанные нервы могут не выдержать такого напряжения… И да, я знаю, что мои дальнейшие действия сложно назвать разумным поступком, но я была в отчаянии! Мне было пятнадцать, я была в чужой стране и я не знала что делать! Тогда я пригрозила бабке, что сделаю что-нибудь с собой если она не купит мне билет домой. Блеф чистой воды, да… и я и бабка это понимали, но она, прикрывая это, разумеется, лучшими побуждениями, доложила все отцу и определила меня в реабилитационный центр. На десять дней я оказалась взаперти среди малолетних наркоманов и алкоголиков, а именно они были основными клиентами клиники…

А когда я вышла… мамы уже не было в живых. Отец дал зелёный свет моему возвращению на родину, чудом вспомнив, что у него есть дочь.

Выходя из самолета я пребывала в уверенности, что худшее уже позади, наивно думая, что хуже быть уже попросту не может.

Отец все так же пропадал на работе, брат продолжал меня игнорировать, а когда я попыталась рассказать правду, ни ты, ни он не захотели меня выслушать.

В школе мое отсутствие связали с бредовыми слухами о моей беременности и решили что я пропала на месяц потому что делала аборт, потом кто-то, — на этом месте я сделала многозначительную паузу, — подлил масла в огонь и пустил слух о моей попытке суицида и все, конечно, решили что это меня совесть замучила из-за того что избавилась от ребёнка.

В общем, в прежнее русло жизнь не желала возвращаться, у меня было впечатление что из Испании я приехала не вся, как будто где-то по дороге я потеряла важную часть своей личности и теперь наблюдала за всем происходящим со стороны.

Даже нападки одноклассниц меня не особо волновали. Я знаю, что Аня Котова всегда неровно дышала к Максу, поэтому прознав что мы с ним в ссоре, она, видимо, решила заработать очки в его глазах и развернула целую кампанию “доведем Полину”. Сначала они подбросили мне в парту лезвие. Я даже не сразу придала этому значение, подумала, что кто-то забыл его в столе… ну мало ли, кто-то карандаш хотела заточить старым верны способом. На следующий день у меня в столе лежал моток веревки и мыло. Тогда я, наконец, догадалась, что они пытаются угадать подробности моего попадания в лечебницу. Дети очень жестокие, да… Но к счастью, к тому моменту у меня было настолько сильное эмоциональное выгорание, что сил хоть на какую-либо реакцию у меня не оставалось. Каждый день я выгребала из парты что-то новое и демонстративно несла это в урну у доски.

Но однажды они все-таки добились своего. Я уже была сломана, а Аня и ее свита добили меня окончательно. В тот день они подбросили мне баночку со снотворным. Точно такое же прописали маме в ее последние дни и я помню как каждый день сама давала ей таблетки… Это стало последней каплей. На глазах одноклассников у меня случился очередной нервный срыв и отец, который и до этого устал выслушивать жалобы учителей о моей невнимательности и отстраненности на уроках и резко снизившейся успеваемости, принял решение оставить меня дома до конца года. Перспектива задержаться в школе на второй год пугала, но в душе я радовалась передышке в несколько месяцев.