Другая принцесса Лея
Шрифт:
Но для исполнения пророчества нужно будет устранить помехи в лице Люка Скайуокера и Вейдера, как рассуждал про себя Император, строя свой коварный план. Этот день близился. Тонкий расчёт заставит карты лечь нужной мастью: повстанцам уже подкинули координаты, где идёт строительство Звезды смерти, благодаря Иден Версио, командира отряда Инферно. Вся огневая мощь Империи сотрёт с лица Галактики горстку повстанцев навсегда. Лея станет Тёмным адептом Силы, подле Императора и займёт место своего отца.
«Моя будущая ученица. Ты превзойдёшь отца, — улыбнулся Император, — Я предвижу это».
Часть 11. Глава 2. Примирение
Не Набу. Не Озёрный край и даже не Корусант.
Крепость служила мне временным домом после того, как отец привёз меня с Пракита. Я не ощущала себя пленницей ни в коей мере. Ничто не давало повода так думать. Прошло то время, когда я боялась признаться себе в том, кто я.
Окна в комнате не открывались, и я не могла вдохнуть тяжёлого воздуха Мустафара, но была инструктирована перед выходом наружу всегда надевать фильтр-маску, чтобы не усугублять своего состояния здоровья: выздоровление моё затянулось на несколько недель. Первые часы после пробуждения я не могла совсем говорить, словно бы меня лишили голоса. Несколько дней хрипела, как при сильной ангине и всякие разговоры на короткий период были исключены.
Подробности допроса я старалась забыть. Раны физические заживали быстрее душевных. Отдельные моменты в памяти всплывали во время сна и оттого меня мучили ночные кошмары. Инквизитору почти удалось истощить меня морально. И если бы не подоспевший в ту минуту Вейдер, я бы выложила всё, чем ведала, не в силах на тот момент противостоять убийственной мощи дознавателя.
Мой новый временный дом был хорошо охраняемой крепостью. Оценить внешний дизайн строения я не могла, так как для этого пришлось бы выйти наружу и прогуляться по крутым скалам и лавовой реке. Впрочем, покидать крепость ради праздного любопытства было ни к чему. Тем более, внутри крепости было спокойно и даже временами комфортно.
Вейдер в точности повторил мою девичью комнату, как во дворце на Альдераане, дом моих приёмных родителей. В первый раз оказавшись в стенах помещения, я эмоционально воспряла духом, решив, что Альдераан никогда не взрывали, что я дома, но пейзаж за окном быстро вернул меня в реальность. Мне хватило бы и небольшой комнаты без излишеств, лишь бы не тревожить воспоминаниями боль утраты целого мира, но Вейдеру я об этом не сказала. Он старался окружить меня привычными вещами, делая невозможное возможным, но не понимая, что воспоминания о моей беззаботной юности жгут сердце болью.
Вейдер всё это время пребывал рядом со мной и никуда не отлучался. С ним я виделась едва ли не каждый день. Нам было о чём поговорить.
Но самый первый разговор состоялся, когда я была способна поддержать беседу, а голосу вернулась крепость.
— Если бы ты сказал им, кто я, то…, — разговор зашёл о публичной огласке моего родства с ситховым родителем. С одной стороны я была вымотана событиями, от давления общественности, приведшее к физическому насилию, когда жизнь моя была в опасности. Но с другой стороны я всё ещё была верна Альянсу и не собиралась переходить на сторону Империи. Фраза прозвучала с нотками обиды.
Отец стоял у окна, глядя вдаль, но отреагировал тут же обернувшись.
— То…?
Я качнула головой. Мои рассуждения не складывались в единый рисунок. Да, меня бы не замучили до полусмерти, но кто знает, чем бы всё обернулось, знай вся Империя обо мне и не только они.
— Нет. Этого нельзя говорить, — кивнула я, озвучив его мысли вслух. Лёгкий кивок головы означал его согласие.
Вейдер изначально так решил,
чтобы не подставлять меня ещё больше. Поэтому о нашем с ним родстве знало так мало лиц с его и моей стороны. О том, что с моей стороны об этом знал только Люк, я жестоко ошибалась. В события прошлого была посвящена сенатор Мон Мотма и мои приёмные родители. Они не только были свидетелями моего рождения, но и знали моих настоящих родителей. И всё это время они молчали о роде моего происхождения. Да, мои сверстники были в курсе того, что я была приёмной дочерью четы Органа и они пытались задирать меня, но я умела не только поставить на место зарвавшегося сноба, но и двинуть кулаком по носу, не особо беспокоясь о статусе гостя. Бейл всегда был терпелив. Он научил меня нокаутировать словом, но иногда, видит Сила, я готова была применить и кулаки, если по другому мои обидчики не понимали.Моё детство было беззаботным до поры и времени, пока мне не пришлось столкнуться с реальным миром. Именно тогда я поняла, что статус принцессы — это лишь росчерк в бумаге, а на деле ты такой же человек, которого могут использовать негодяи в своих целях. Даже тогда, будучи ребёнком, я поняла, что там, где речи не решают проблему, нужно прибегать к оружию. В юности вера только укрепилась, после встречи с Со Геррерой и мир раскололся надвое, ставя меня перед выбором.
Наше прошлое определяло наше настоящее. Рождённые в один час, но разлучённые на долгие годы, мы всё равно повстречались с Люком, а потом узнали о родных родителях. Да, не всё было гладко в нашем воссоединении, в особенности понимая, кем приходится нам с Люком Вейдер. Люку, конечно, было дважды тяжелее, ведь он боготворил своего отца, не зная, что всё это время наш ситхов родитель находился где-то рядом. Принять татуинцу этот факт было тяжело. Я, в отличие от Скайуокера, правду приняла быстрее, ввиду многих обстоятельств. Но, да, сторону Империи занимать не собиралась.
Брат находился в этой же крепости, где и я, но со мной избегал всякого контакта, как будто я была виновна во всех его бедах. Его совершенно не интересовала ни я, не моё самочувствие, словно мы были чужими друг другу людьми. Он сидел в своей комнате, обижаясь на всё и вся. Даже попытался не есть, устроил голодовку, но отец живо вправил ему мозги. Возможно, внушением. Вот он теперь и злился, как мальчишка, которого лишали удовольствий и прогулки. И вообще, вёл себя как ребёнок. Да. Ему ограничили Силу, но чтобы себе не навредил. Вряд ли бы он смог прорвать оборону этой крепости и сбежать. Гвардейцы были чувствительны к Силе. Они были всюду.Я не видела в этом угрозы. Все эти люди подчинялись только Вейдеру и никому больше. Нас они оберегали, а не стерегли, как решил брат.
Люк же видел во всём угрозу себе. Он наговорил мне столько обидных слов, сколько я не слышала за всю жизнь. В его глазах я была предателем. Я переметнулась к врагу. Я не делала попыток спасти его. Но от кого? Люка нужно было спасать только от самого себя. Поэтому отец лишил его Силы, ограничил перемещение и дал понять, что если мысли о плене ему роднее, пусть продолжает так думать, но дела обстояли иначе. И сколько раз отец Вейдер пытался поговорить с сыном, тот не шёл на контакт. Люк не принимал правду. Сейчас он не воспринимал никого из нас, и никакие уговоры не могли его заставить пересмотреть свою точку зрения.
Я решила пока оставить его в покое. Стоять под дверью и просить меня впустить, чтобы поговорить — это обижало.
Мы жили на одном этаже. Наши двери были напротив, но я впервые не ощущала его поддержки, но напротив, его сильную ненависть ко мне.
— Дай ему время, чтобы принять правду, — просил меня Вейдер, когда в очередной раз я возвращалась к себе ни с чем.
— Нет у нас этого времени, — повторяла я. — И ты знаешь, что я права.
— Знаю.
— Люк несносен. Он никогда таким не был. Что нам с этим делать? Он не оставляет попыток вырваться на свободу. А если Император узнает, что он здесь? А если…