Другая жизнь

— Пьер и Карина, если можно так сказать, являются аномалией вашего мира.

— Как опухоль?

Сильвен морщится.

— Не так прямолинейно! Аномалия находится в вашей голове, в какой-то мере вы не можете ею управлять, и в этом состоит загадка.

— Какая же здесь загадка? Здесь все понятно! Аномалия подлежит удалению или лечению, если применить медицинское определение.

— Загадка кроется в её возникновении, а не в факте присутствия. Отчего она возникла в вашем мозгу? Ведь у Алексея такой аномалии нет.

— А вы откуда знаете?

Горбоносый уклоняется от прямого ответа.

— Мне так сказала Сильвиана, — только говорит он. — Аномалия так просто не возникает, она следствие чего-то, какого-то события, но так же просто она не исчезнет. Это точно! Она имеет право на существование, но не может диктовать свои правила. Не должна! Ею нужно управлять, изолировав от остального мира, как изолируют преступника или лекарствами купируют болезненные проявления.

— Тоже перешли на медицинский язык?

Девушка иронизирует, но на самом деле ей не до шуток, поскольку информация Сильвена заставляет серьезно задуматься.

Эта аномалия странная штука! Неуправляемая, сложная для понимания, одним словом, головоломка со спрятанной внутри тайной. Обычно головоломки создаются по правилам: кроссворды, ребусы, шарады… Все имеют нормы, определенные правила разгадки. Аномалия, как головоломка их отрицает. «Вне нормы» — так переводится это слово с греческого и Вера понимает, что разгадать её, наверное, не сможет. Хотя надежда остается.

Отчего-то ей кажется, что если разгадать аномалию, то всё наладится — немедленно вернется Алексей, Сильвен сядет за белый фортепиано и вечер продолжится.

Причины возникновения головоломки в её мозгу неизвестны, так говорит Горбоносый, но тогда, может быть, он знает, как удалить аномалию? И Вера спрашивает у Сильвена, с неудовольствием поглядывая на столик Пьера, на разгулявшегося миллионера и его спутницу:

— Как это сделать, как их изолировать? Я хотела недавно, да не получилось!

— Больше ничего не могу сказать. Как устранить проблему вы должны придумать сами. Это ваша голова и я не могу лезть в неё мохнатыми руками.

Последние слова он произносит с сарказмом, словно забыв о желании наладить с девушкой прежние лояльные отношения. Он будто пытается её уязвить за прежние некорректные сравнения божеств античного пантеона, покровительствующих полям и лесам.

Однако Веру его слова не трогают.

Она раздражена, угрюма, настроена агрессивно. Перспектива встречи с Алексеем, из-за Горбоносого, который отказывается помочь, рисуется туманной и она уже не так абсолютно уверена, что молодой человек обязательно вернется, как была уверена некоторое время назад.

Ей хочется сорвать свое зло на ком-то, отыграться за утраченную надежду, в чем она винит отнюдь не Сильвена. Ей во что бы то ни стало, хочется разделаться с Пьером и Кариной, будто именно они виноваты в том, что происходит в реальной жизни. Виноваты в похищении Иры, виноваты в существовании «Улисса». Они, а не коварный горбоносый Фавн со своей дочкой.

Она физически чувствует чужеродность Пьера и Карины, как тело чувствует воспалившийся аппендикс. Ей хочется исторгнуть их из своего мира, вырезать, как хирург, не побоявшись испачкать руки в крови. Она думает: «Аномалия есть у всех, даже у Алексея, только пока не проявляется. А Горбоносый ничего не знает или врет! Но как её убить?»

Поднявшись со своего места, Сильвен вежливо кивает и удаляется на другую сторону зала, где возникли проблемы возле одного из столиков. Там официант принес не тот заказ и насколько видно девушке, громкое возмущение выражает толстый Макаров, сидевший с Вероникой Ивановной. Мудрая женщина успокаивая своего кавалера, медленно гладит того по руке.

Вера переводит взгляд на Пьера и продолжает размышлять о своем. Её мысли злые, мстительные, направлены на разрушение и поэтому воздух вокруг неё кажется отравленным, пропитанным ядовитыми парами. Она напоминает сама себе богиню мести Фурию или Медузу Горгону, способную убить человека взглядом. Если бы была её воля она так бы и поступила с Пьером и Кариной. Но сейчас она не может справиться с аномалией и это её бесит.

Она ставит бокал на стол, вращает его за ножку, рассеянно глядя на стеклянные блестки, рассыпаемые вокруг по столу, на бликующие от этих блесток столовые приборы и тарелки. Играет живая музыка. Солирует скрипач, которому аккомпанирует несколько музыкантов на классических инструментах — фортепиано, виолончели. В ресторанном зале струнная музыка в обрамлении аккордов фортепиано звучит особенно элегантно и красиво.

Вере вспоминаются слова Сильвена о том, что для уничтожения аномалии надо как следует покопаться в своей голове. Это правильно, заглянуть туда надо, но сделать это без посторонней помощи. Психоаналитики здесь отпадают. Те начнут сыпать цитатами из Фрейда, лезть в далекое безоблачное детство. Они будут выпытывать: какие сказки читала, не били ли родители, не приставал ли папа? Или мама? И тому подобная хрень!

Она просит еще вина, полагая, что выпив, получит, наконец, нужный ответ. Ведь бывает, что бесталанные поэты во время пьянки сочиняют бесподобно гениальные стихи! Она кончено, не поэт, но… Вера постепенно допивает и эту бутылку.

Ей уже пора домой, о чем напоминает подошедший Сильвен. К концу вечера он выглядит утомленным, осунувшимся и каким-то помятым. Его острый крючковатый нос еще сильнее выдаётся вперед и теперь может достойно поспорить со знаменитым носом Сирано де Бержерака. Синие круги проступают под маленькими, спрятанными под черными бровями глазками.

«Оказывается, — с удивлением отмечает про себя Вера, — Фавны тоже могут уставать! Как обыкновенные люди. Если только Горбоносый не такой же, как и я». Она вспоминает, что эта мысль уже её мучила раньше.

Не слишком ли много размышлений для сегодняшнего вечера? Размышления одинокой девушки, которые, увы, не заменят хороший секс с Алексеем…

Она сожалеет, что не сильно пьяна — стихов в таком состоянии не пишут, её запала на разгадку аномальной головоломки явно не хватит.

— Вы правы! — говорит Вера, — я уже собираюсь. Вызовите такси.

— Стоит у подъезда!

На лице Горбоносого, не смотря на утомленность, непроницаемая маска. Может быть, он опасается, что Вера опять начнет расспрашивать о способах удаления аномалии, а ему, из-за негласных божьих установок, запрещающих небесных регламентов, нельзя делиться со смертными конфиденциальной информацией?

Вера встает, идет мимо Пьера и Карины, а те пока не собираются уходить, продолжают веселиться. Пьер, щуря от удовольствия раскосые глаза, потягивает вино из бокала, другую руку удерживая на бедре Карины. Полуоткрытая грудь девушки, хорошо видимая в глубоко декольтированном вечернем платье, возбужденно вздымается и опускается.