Другой Париж: изнанка города
Шрифт:
Мориа хлебнул вина и немного расслабился. Похоже, он забывал о том, что в подземелье кроме его странных знакомых находимся еще и мы с Моникой.
– Почитаю, пожалуй. Настроение сегодня такое. Ностальгия…
Я напрягся как струна, предчувствуя, что сейчас произойдет нечто важное. Галдевшие до этого момента люди вокруг одновременно притихли.
Мориа скрестил ноги, полузакрыл глаза и начал читать по памяти, немного раскачиваясь, все громче и громче.
Первый удар: он начал читать по-английски так, как будто этот язык, как и французский, был для него родным. Значит, он родом из Англии
Стихи плыли как волны, накатывая на мозг и опустошая его невероятной образностью. Вскоре я абсолютно перестал заниматься бесполезными попытками уловить знакомые слова и вникнуть в их суть. Я легко плыл вслед за ними, растворяясь в ритме и рифмах, увлеченный и загипнотизированный волшебным, густым голосом Мориа. Потом повисла долгая тишина, как будто с нами случился групповой транс.
– Ты шаман, – наконец слабым голосом произнес кто-то.
– Мориа, это твои стихи? – обомлела Моника, медленно приходя в себя.
– Да.
– Они похожи на… цыганские заклинания. Я ничего не поняла, но я почувствовала. В них – сила!
– Стихи не надо понимать, – уверил Мориа. – Только ощущать, как они проходят через тебя. Стихи – это энергия, живая мистерия. То немногое, что в мире осталось настоя щего. В начале было слово… А все остальное – всего-то мишура.
– Куда вы идете? – спросил старика мужик в джинсах.
– Показываю моим друзьям обратную сторону Парижа. Им нужно ее увидеть, чтобы не попасть в плен иллюзий. Нам пора…
– Тебе нужны деньги? – озаботился крепкий мужик с татуировкой, сидевший рядом с Мориа и говоривший с ним по-английски. – Сколько?
– Мне ничего не нужно. Если у тебя есть лишние, дай немного принцессе – у нее долгий путь. И Улиссу надо купить еду.
– Бери! – Мужик вытащил из темноты пачку банкнот. – Тут всем хватит.
– Благодарю.
Мориа спрятал деньги в мой рюкзак.
– Прощайте! – взмахнул рукой старик. – Может, еще увидимся.
– Здесь всегда рады тебе. Только ты редко приходишь.
Мы двинулись дальше по каменоломням. После странной встречи под землей и звучания стихов в гулких переходах у меня ощущение было полностью сюрреалистическое.
– Кто эти люди? – наконец нарушил молчание я.
– У них нет имен. Многих из них разыскивают родственники или правосудие, – после небольшой паузы ответил Мориа. – Кое-кого я знаю давно. Другие давно умерли. Когда-то неподалеку были винные погреба. Сюда издавна спускались люди… Говорят, один не в меру любивший алкогольные возлияния аббат нашел в местных погребах свою страшную смерть.
Голос Мориа гулко блуждал по подземным галереям. Через несколько минут мы остановились.
– Прислушайтесь! – поднял руку наш проводник и замер.
Мы с Моникой тоже застыли. Через мгновение нам показалось, что откуда-то издалека доносится орган. Мы переглянулись.
– Это не галлюцинация, – успокоил Мориа. – Просто большая часть Парижа стоит на пустотах. Призрачный город. Прямо над нами – церковь. Когда идет месса, здесь отчетливо слышен орган… Приглядитесь! Вот тут еще до сих пор заметен выбитый на стене знак лилии.
– Что это означает? – поинтересовалась цыганка.
– Что над нами важное сооружение. Когда-то
одновременно нумеровали дома наверху и подземные галереи. Внизу вешали названия улиц, которые сверху. Два города существовали параллельно. С тех пор сохранились некоторые следы.– Париж немного напоминает мне Петербург, – вспомнилось мне. – Он тоже построен не на твердой почве.
– И костей под ним не меньше! – подхватил Мориа. – Каменоломни периодически обрушиваются, унося с собой человеческие жизни. Неведомо, сколько останков погребено в этих подземных галереях…
– Мориа, а почему, кстати, туристам в катакомбах демонстрируют именно кости? – спросил я.
– Для Парижа катакомбы – те же кладбища. Иногда их путают с катакомбами Рима и Греции, где молились и устраивали захоронения христиане. На деле – ничего общего. Просто в один прекрасный момент, в XVIII веке, в Париже стало не хватать кладбищ. А на существующих санитарная обстановка была ужасной, в любой момент могли начаться эпидемии, поскольку в общих могилах хоронили по несколько сот человек. Вот и решили избавиться разом от нескольких проблем и перезахоронили в каменоломнях останки усопших. Поэтому Париж стоит не только на пустотах – на костях! Мы находимся в сердце одного из самых крупных кладбищ Парижа. Вы ощущаете его холодное дыхание?
– Мне сейчас будет плохо… – тихо произнесла Моника.
– Я с тобой, – взял я девушку за руку, – не бойся ничего. И все-таки откуда странная любовь к кладбищам?
– А потом, – со странным энтузиазмом продолжил Мориа, – эпоха революций вмешалась и в царство мертвых. В катакомбах хоронили казненных и умерших недавно. Позднее тут упокоились останки министров и других выдающихся деятелей – Марата, Робеспьера, Дантона. Их косточки специально приволокли в подземелья с кладбищ, как будто это что-то реально могло изменить. Да и сам старик Гийомо, глава инспекции каменоломен, автор проекта подземного некрополя, тоже по иронии судьбы оказался неподалеку. Такие вот причуды судьбы!
– Да… Интересно…
– А ты любишь шампиньоны? – вдруг ехидно и совершенно некстати остановил меня наш провожатый и посветил в лицо фонариком.
– Ну, ем иногда. А что?
– В Париже выращивают особые шампиньоны.
– И чем же они отличаются от московских, например? – скептически поинтересовался я.
– Они растут в катакомбах, под землей. Удивительно вкусные, замечательные шампиньоны, такие же сочные, как земляника на кладбищах. Сам пробовал – не дам соврать! А еще в катакомбах когда-то варили пиво. Во время знаменитой Парижской выставки 1878 года в подземелье даже открыли кафе, прямо под Эйфелевой башней.
– А что там? – В неверном свете фонарика я все-таки обратил внимание на тщательно замурованный вход в стене.
– В тех каменоломнях находится секретный бункер! – торжественно сообщил Мориа. – Говорят, он существует до сих пор. Когда-то там располагался штаб военных действий. Вообще каменоломни были страшно милитаризованы. Тут неподалеку располагался еще и штаб Сопротивления. А уж сколько бункеров и полуобвалившихся бомбоубежищ на случай ядерной войны – и не сосчитать!
Мы оказались на своеобразном подземном перекрестке. Ни секунды не сомневаясь, Мориа свернул вправо.