Друиды
Шрифт:
«Занятия философией, как некоторые полагают, начались впервые у варваров: а именно у персов были их маги, у вавилонян и ассириян – халдеи, у индийцев – гимнософисты, у кельтов и галлов – так называемые друиды и семнофеи (об этом пишут Аристотель в своей книге "О магии" и Сотион в XXIII книге „Преемств")…
Сторонники варварского происхождения философии описывают и то, какой вид она имела у каждого из народов.
Гимнософисты и друиды, по их словам, говорили загадочными изречениями, учили чтить богов, не делать зла и упражняться в мужестве…». [82]
82
Цит. по: Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Пер. М. Л. Гаспарова. М., 1998.
Сведения, содержащиеся в этом отрывке, восходят, как мы уже говорили, к эпохе задолго до римского завоевания Галлии. Для того чтобы получить хотя бы такую известность за пределами кельтского мира во II в. до н. э., друиды должны были иметь уже долгую историю, и по самим терминам, употребляемым Диогеном, ясно, что они не считались сектой, ограниченной узкими локальными рамками. Поэтому, вероятнее всего, в качестве общепризнанного кельтского установления друидизм уходил корнями, по самым скромным
Следующим нашим источником являются «Записки…» Юлия Цезаря, и приведенные ниже отрывки из шестой книги составляют основу наших знаний о друидах. Возможно, важность этих свидетельств несколько переоценена, но эта переоценка является естественным следствием благодарности за любую информацию, донесенную до потомства человеком, долгое время (на протяжении 9 лет) поддерживавшим непосредственную связь с галльским народом. Мы должны помнить, что положение военачальника не позволяло Цезарю проникнуть взглядом в обычную религиозную жизнь галлов. Например, возможно, хотя у нас и нет существенных оснований полагать, что дело обстояло именно таким образом, Цезаря могли намеренно вводить в заблуждение его информанты, особенно в том, что касается политической власти друидов; в то время как в других вопросах их веры и обычаев и их происхождения, к которому он, по всей видимости, питал живой интерес, он вполне мог удовлетвориться записыванием догадок, ходивших в римском войске, или ненадежными слухами в передаче галльских вождей. [83] Но, с другой стороны, я хотел бы подчеркнуть, что в самих записках мы не найдем ни одного намека на подобную практику, ибо они кратки, ясны, авторитетны и достаточно полны. Более того, как мы увидим ниже, галльский вельможа, скорее всего являвшийся главным осведомителем Цезаря по множеству деталей, сам был членом сословия друидов, а положение его достаточно хорошо известно, чтобы позволить нам чувствовать уверенность, что у него не было четких мотивов говорить Цезарю что-либо кроме правды. Поэтому мне кажется, что разумные люди сочтут рассуждения, основанные на доверии к такому источнику, более предпочтительными, чем поиски гипотетических источников ошибок; и соответственно, я не буду тратить время на обсуждение достоверности этого чрезвычайно важного документа, но буду исходить из предположения, что Цезарь оставил нам отчет о друидах, который при всей своей краткости является взвешенным и аутентичным описанием ордена в той мере, в какой Цезарь мог полагаться на собственный опыт.
83
Ср. клевету Азиния Поллиона о достоверности произведений Цезаря: Светоний, Божественный Юлий, 56, 4. Однако о надежности повествования Цезаря в целом см. St. G. Stock, De Bello Gallico, I–VII, Oxford, 1898, p. 11; a также Rice Holmes, Caesar's Conquest of Gaul, Oxford, 1911, p. 211–256, 527.
«Во всей Галлии существуют вообще только два класса людей, которые пользуются известным значением и почетом, ибо простой народ там держат на положении рабов: сам по себе он ни на что не решается и не допускается ни на какое собрание. Большинство, страдая от долгов, больших налогов и обид со стороны сильных, добровольно отдается в рабство знатным, которые имеют над ними все права господ над рабами. Но вышеупомянутые два класса – это друиды и всадники. Друиды принимают деятельное участие в делах богопочитания, наблюдают за правильностью общественных жертвоприношений, истолковывают все вопросы, относящиеся к религии; к ним же поступает много молодежи для обучения наукам, и вообще они пользуются у галлов большим почетом. А именно они ставят приговоры почти по всем спорным делам, общественным и частным; совершено ли преступление или убийство, идет ли тяжба о наследстве или о границах, – решают те же друиды; они же назначают награды и наказания; и если кто – будет ли это частный человек или же целый народ – не подчинится их определению, то они отлучают виновного от жертвоприношений. Это у них самое тяжелое наказание. Кто таким образом отлучен, тот считается безбожником и преступником, все его сторонятся, избегают встреч и разговоров с ним, чтобы не нажить беды точно от заразного; как бы он того ни домогался, для него не производится суд; нет у него и права на какую бы то ни было должность. Во главе всех друидов стоит один, который пользуется среди них величайшим авторитетом. По его смерти ему наследует самый достойный, а если таковых несколько, то друиды решают дело голосованием, а иногда спор о первенстве разрешается даже оружием. В определенное время года друиды собираются на заседания в освященное место в стране карнутов, которая считается центром всей Галлии. Сюда отовсюду сходятся все тяжущиеся и подчиняются их определениям и приговорам. Их наука, как думают, возникла в Британии и оттуда перенесена в Галлию; и до сих пор, чтобы основательнее с нею познакомиться, отправляются туда для ее изучения».
«Друиды обыкновенно не принимают участия в войне и не платят податей наравне с другими [они вообще свободны от военной службы и от всех других повинностей]. Вследствие таких преимуществ многие отчасти сами поступают к ним в науку, отчасти их посылают родители и родственники. Там, говорят, они учат наизусть множество стихов, и поэтому некоторые остаются в школе друидов по двадцати лет. Они считают даже грехом записывать эти стихи, между тем как почти во всех других случаях, именно в общественных и частных записях, они пользуются греческим алфавитом. Мне кажется, такой порядок заведен у них по двум причинам: друиды не желают, чтобы их учение делалось общедоступным и чтобы их воспитанники, слишком полагаясь на запись, обращали меньше внимания на укрепление памяти; да и действительно со многими людьми бывает, что они, находя себе опору в записи, с меньшей старательностью учат наизусть и запоминают прочитанное. Больше всего стараются друиды укрепить убеждение в бессмертии души: душа, по их учению, переходит по смерти одного тела в другое; они думают, что эта вера устраняет страх смерти и тем возбуждает храбрость. Кроме того, они много говорят своим молодым ученикам о светилах и их движении, о величии мира и земли, о природе и о могуществе и власти бессмертных богов».
«Все галлы чрезвычайно набожны. Поэтому люди, пораженные тяжкими болезнями, а также проводящие жизнь в войне и в других опасностях, приносят или дают обет принести человеческие жертвы; этим у них заведуют друиды. Именно галлы думают, что бессметрных богов можно умилостивить не иначе как принесением в жертву за человеческую жизнь также человеческой жизни. У них заведены даже общественные жертвоприношения этого рода. Некоторые племена употребляют для этой цели огромные чучела, сделанные из прутьев, члены которых они наполняют живыми людьми; они поджигают их снизу, и люди сгорают в пламени. Но, по их мнению, еще угоднее бессмертным богам принесение в жертву попавшихся в воровстве, грабеже или другом тяжком преступлении; а когда таких людей не хватает, тогда они прибегают к принесению в жертву даже невиновных».
«Галлы все считают
себя потомками [отца] Дита и говорят, что таково учение друидов».«Нравы германцев во многом отличаются от галльских нравов: у них нет друидов для заведования богослужением, и они мало придают значения жертвоприношениям». [84]
Основной интерес этого описания состоит в том, что Цезарь особенно подчеркивает политические и судебные функции друидов. Хотя друиды проводили жертвоприношения и обучали философии, их роль намного превышала роль жрецов; например, на ежегодное собрание близ Шартра люди приходили издалека не для того, чтобы отдать дань почтения богам или принести жертву, но чтобы представить на законный суд друидов свои споры. Друиды разрешали не только мелкие недоразумения. В число их функций входило расследование обвинений в преступлении и определение наказаний. Поэтому к ним относились со священным ужасом, неразрывно связанным с фигурой судьи. Сверх того, на их суд выносились вопросы общенационального значения, такие как межплеменные распри. Все это вкупе с тем фактом, что они проводили всеобщие собрания и признавали единоличное главенство верховного друида, облеченного высшей властью, показывает, что их система и их авторитет зиждились на общенациональной основе и были независимы от обычных межплеменных споров и разногласий. Если же к этому политическому преимуществу мы добавим необычайное влияние на общественное мнение, которое они держали в своих руках благодаря своему положению наставников молодежи, и, наконец, стоявшую за их постановлениями мощь религии, то вряд ли будет преувеличением сказать, что до столкновения с Римом друиды, по всей видимости, в весьма значительной степени контролировали гражданское управление Галлии.
84
Цит. по: Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне / Пер. М. М. Покровского. М., 1991.
В этой связи чрезвычайно уместным выглядит следующий отрывок о друидах, который мы должны привести. Он принадлежит перу Цицерона и представляет особенный интерес именно в свете вопроса о политическом престиже друидов, так как из него мы узнаем сведения о настоящем друиде.
«Этим значением дивинации не пренебрегают даже в варварских странах. Так, в Галлии этим занимаются друиды, с одним из них я сам познакомился, с эдуем Дивитиаком, который был у тебя в гостях и позже очень тебя хвалил. Он претендовал на знание естественных наук – греки это называют физиологией – и, частью основываясь на агуриях, частью на толковании примет, предсказывал будущее». [85]
85
Цит. по: Цицерон. Философские трактаты / Пер. с лат. М. И. Рижского. М., 1985.
Цицерон написал трактат «О дивинации» примерно через восемь лет после того, как Цезарь закончил свои «Записки…». Это произведение составлено в форме диалога между автором и его братом, Квинтом Цицероном, служившим в Галлии под началом Цезаря и, как и Цезарь, дружившим с Дивитиаком, благородно мыслящим эдуем, столь часто появляющимся на страницах «Записок о Галльской войне». [86] Поэтому Цицерон не мог бы осмелиться называть Дивитиака друидом без полной уверенности в этом факте, и у нас нет оснований сомневаться в том, что Дивитиак на самом деле был членом сословия друидов. Этот отрывок, в сочетании со свидетельством Цезаря, проливает свет на образ жизни галльского жречества в последние столетия перед рождением Христа и сразу же разрушает вполне естественную идею, что все его члены были замкнутыми в себе и таинственными старцами, сторонящимися обычного мира и удаляющимися от него в мрачную атмосферу эзотерических ритуалов и священных запретов. Ибо Дивитиак был человеком дела, признанным руководителем эдуев, политиком и дипломатом с прочной репутацией во всей Галлии; в Рим, в котором он стал гостем Квинта Цицерона и обсуждал проблемы гадания с его братом Туллием, его на самом деле привела важная дипломатическая миссия. Более того, в отличие от хрестоматийного образа друида, он сочувствовал римским идеалам и всеми силами поддерживал дело завоевателей в Галлии. В собственном рассказе Цезаря [87] описывается доверенный кельтский аристократ, прозорливый стратег и красноречивый оратор, который постоянно занимался разрешением сложнейших внутренних споров в Галлии; и когда к этой картине мы добавим свидетельство Цицерона о его религиозном призвании и его познаниях в друидических преданиях и способах гадания, то в лице Дивитиака мы увидим предшественника великих политиков исторической эпохи, облеченных священническим саном. В любом случае мы вынуждены расширить наши представления о функциях друидов, включив в их число практическое осуществление управления и вытекающую отсюда полную свободу передвижения и освобождение от жреческих обязанностей.
86
I, 3, 5; 19, 2; 20, 2; 31, 9; 41, 4 и т. д. Дивитиак до сих пор остается весьма популярной личностью: его бронзовая статуя установлена в Отене.
87
Сам Цезарь не называет Дивитиака друидом; поэтому высказывалось предположение, что Цицерон впал в заблуждение, а на самом деле Дивитиак был мирянином, лишь прошедшим обучение у друидов. Однако см. Rice Holmes, Conquest of Gaul, p. 526.
Однако с тех пор как в Галлию пришли римляне, политическое значение друидов быстро пошло на убыль. Их организация, как мы уже говорили, служила противовесом привычной племенной раздробленности, однако вскоре возникла ситуация, исключавшая возможность поддержания внутреннего единства друидического сословия. В 52 г. до н. э. произошло знаменитое восстание Верцингеторикса, и Цезарь целый год был вынужден вести долгую и ожесточенную борьбу против мятежников, меж тем как галлы, ведомые блестящим молодым арверном, предпринимали последние попытки сопротивляться римской власти. Недовольные племена по большей части проживали в Центральной Галлии между Сеной и Гаронной, так что в войну с римлянами включилась очень большая часть страны. Однако восставшим так и не удалось добиться одной необходимой предпосылки для общего успеха предприятия, которая состояла в том, чтобы поднять на вооруженную борьбу с завоевателями всю Галлию. Несмотря на неоднократные призывы к оружию, которые Верцингеторикс обращал к галлам, обширные слои населения не приняли участие в борьбе, а некоторые племена, испытавшие преимущества дружбы с римлянами, решительно объявили себя противниками восставших и вступили в войну на стороне Цезаря. Поэтому друидизм не смог сохранить свое единство; общие согласованные действия оказались невозможными.
Тем самым был нанесен непоправимый удар по престижу друидов. Очевидно, национальные боги не могли поддерживать одновременно обе стороны в этой войне, и разделение их жрецов по враждующим партиям означало крах друидизма как общественного установления. Верховный друид утратил всякий авторитет; общенациональное собрание больше не созывалось, и друидам оставалось лишь давать при случае советы исключительно локального значения. Их власть ушла в прошлое; и это разрушение единого друидизма без сомнения явилось поворотной точкой в истории их сословия. Восстание Верцингеторикса обернулось для друидов катастрофой, от которой общегалльское жречество уже никогда не смогло оправиться. Именно поэтому, когда мы обратимся к нашему следующему автору. Диодору Сицилийскому, который писал примерно в 8 г. до н. э., мы сразу же увидим, что их влияние резко упало и что к этому времени в глазах внешнего мира они представали уже лишь в образе провидцев.