Дружинник

Я вызвал броню и бердыш. Как раз вовремя: вокруг засвистели пули. Едва дружинник Барятинских оказался на земле, как я ударом бердыша прикончил его. И тут же метнулся к тем, что стреляли из-за машин.

Ускорился я настолько, что видел, как летят пули. От трёх кое-как увернулся, несколько ударили в доспех. С каждым попаданием моя защита слабела, и я не знал, как долго она продержится под обстрелом.

Я ворвался в ряды врагов. Рубанул одного. Другой наставил на меня ствол, я отбил его ладонью, и пуля полетела мимо. Бердышом я ударил врага в шею, разрубив её до половины.

Сила моя ушла, но я по-прежнему оставался на ногах. Чувствовал слабость, но драться ещё мог. И дрался. Делать это было уже не так сложно, как поначалу. Слабость удавалось преодолевать.

Второй противник наставил на меня пистолет, я отбил его бердышом, и ударил остриём в ключицу. Следующий оказался в защитной оболочке, я два раза рубанул его, и третьим ударом сбил с ног.

Я находился в тылу врага. Бойцы противника не знали, что предпринять. С нашей стороны по ним вели огонь мои дружинники, а рядом был я с бердышом в руке, готовый крушить всех на своём пути. Некоторые замешкались, и пули сражали их одного за другим. Кто-то снова выстрелил в меня. Потом ещё. Броня моя треснула, но я рубанул по ногам следующего противника, а потом добил его, когда тот упал на землю. Ещё одно попадание — и панцирь рассыпался. Из рук дружинника, который имел магическую защиту, я выбил карабин, и принялся рубить парня бердышом.

В глубине души понимал, что меня сейчас пристрелят. У меня больше не осталось защитных чар — это конец. Но я вошёл в раж и просто не мог остановиться. В руках дружинника материализовалось воздушное копьё, я отбил его, и нанёс мощный удар в голову. Защита выдержала, но враг оказался повержен.

И тут я увидел, как рядом появились четыре фигуры в чёрных кристаллических доспехах. Они тоже набросились на вражеских дружинников. Я сразу узнал Гаврилу по его более массивной, чем у других, броне. Он оттолкнул меня и, приняв на свой доспех пулю, выбил револьвер из рук противника. Вторым ударом парировал появившийся у того воздушный клинок.

Я же видел, как поднимается боец, которого я сбил с ног. Я с размаху приложил его ещё раз, и тот отлетел к машине, ударившись о дверь. Следующий удар разрушил его защиту, а третий — раскроил череп.

Сражение закончилось. На земле — двенадцать трупов в лужах крови. Трое вражеских бойцов (скорее всего, наёмники) сдались. Я тяжело дышал, унимая дрожь в руках. Мои дружинники стояли рядом, утирая пот со лба.

— Ты в порядке? — поинтересовалась Катрин. — Не ранен?

— Кажется, нет. А вот доспех каюк. Что с остальными?

Глава 12

В результате перестрелки мы потеряли двоих убитыми и четверых ранеными, в числе последних оказался один дружинник. У противника тоже были раненые, и шесть человек сдались — все простые наёмники, не желавшие расставаться с жизнями из-за такой ерунды.

Своих раненых мы загрузили в одну из наших легковушек, и дружинник повёз их обратно в Нижний. Сдавшихся мы не убили, просто оставили на дороге, а у машин вывели из строя котлы, чтобы наёмники вернулись в Нижний как можно позже, а мы выиграли бы время. Нам же следовало убираться отсюда и поскорее.

Двух убитых сложили в кузов, решив их похоронить по пути. Места выбывших членов экипажей грузовиков заняли дружинники. Катрин тоже села за баранку тягача, оставшегося без водителя. Котлы растопили на полную, и валящий из труб дым чёрной пеленой заволок небо. Колонна поползла дальше, выжимая всю скорость, на которую были способны машины.

Мы с десятником теперь ехали вдвоём: он за рулём, я на заднем сиденье. Стрелка спидометра временами упиралась в отметку сорок вёрст. Я поторапливал Гаврилу, но тот уверял, что быстрее ехать нельзя с таким грузом.

Я был уверен, что нас нагонят. Оставленные в живых наёмники скоро доберутся до ближайшего населённого пункта, где есть телефон, сообщат Барятинским о происшествии, а те вышлют погоню. И тогда нам точно несдобровать. Кроме того я опасался, что стычка на дороге может иметь последствия для Птахиных. Узнав, что мы перебили их людей, Барятинские не обрадуются.

Мы гнали, как сумасшедшие, до самой ночи, потом завели технику в лес и там заночевали. Так закончился первый день пути. Погони не оказалось, и я временно вздохнул с облегчением. Но расслабляться было рано: впереди нас ждали ещё шесть или семь дней.

На следующий день у нас начал заканчиваться уголь. Пришлось сделать незапланированную остановку и поехать вместе с Гаврилой до ближайшего населённого пункта, дабы пополнить запасы. В местном отделении связи нашёлся телефон, я созвонился с Дмитрием Филипповичем и сообщил о минувшей стычке. Оказалось, он в курсе, и проблема улажена. Бобриковы вступились, и Барятинские были вынуждены отказаться от своих претензий. Так что нам ничего не угрожало, ну или, по крайней мере, не должно было угрожать. А как оно получится на самом деле, никто не знал.

В дальнейшем я старался следить за запасами угля и докупал его в населённых пунктах, которые мы проезжали, так что в дальнейшем обошлось без заминок.

Вопреки опасениям, ничего плохого (не считая пяти пробитых шин), в дороге не случилось, и вечером седьмого дня мы, уставшие и измученные, добрались, наконец, до Оханска, а точнее, до поместья Берёзовка, что находилось в окрестностях города.

Поместье было не столь огромным, как у старшей ветви. Особняк — длинный, двухэтажный — вместе с другими домами по соседству образовывал целый архитектурный ансамбль, но выглядел он куда скромнее, чем дворец Птахиных под Нижним Новгородом, да и сад вокруг был проще. От всего тут веяло провинциальной глубинкой, но не смотря на это, здесь мне нравилось гораздо больше.

На подъезде к усадебному комплексу моё внимание привлекли круглые холмики недалеко от дороги. Темнело, и я не разглядел, что это такое. Понял только на следующий день: это оказались ДОТы. Они ещё раз напомнили о том, сколь часто знатные семьи вели друг с другом войны.

В особняке меня встретили с показным радушием. Главой младшей ветви оказался парень на вид не старше меня — полноватый малый с надменным взором, зачёсанными на бок лоснящимися от помады волосами и циничной улыбкой, не сходящий с лица. Величали его Григорием. В битве он не участвовал, как единственный совершеннолетний наследник, и после смерти отца стал новым главой. Его мать, Ольга Павловна, теперь была его правой рукой, а должность воеводы занимал младший брат покойного главы — Аристарх Петрович, мужчина представительный, видный, имеющий, в свои тридцать с лишним лет лысину и солидный живот. Так же у покойного остались две дочери — девочки восьми и двенадцати лет и два сына-подростка, которые учились в столице. Но вот что меня неприятно удивило, так это присутствие здесь Елизаветы. Как оказалось, именно сюда её направил Дмитрий. Она вышла навстречу, когда я знакомился с обитателями особняка, и я мысленно выругался. Одно успокаивало: если буду жить, как и планировалось, в городе, то мне нечасто доведётся с ней пересекаться.

Молодой наследник радушно поздоровался со мной, но я сразу отметил, сколь деланным было это радушие. Да и остальные члены семьи смотрели на меня с каким-то пренебрежением, словно говоря взглядами: «пусть ты и носишь теперь нашу фамилию, и этикет обязывает держаться с тобой вежливо, ты для нас ты по-прежнему пустое место». Однако я не придал этому значения, всех поприветствовал, поулыбался для приличия, а потом отправился отвозить технику с Аристархом Петровичем, который лично занялся этим вопросом.