Друзья и незнакомцы

Элизабет никогда раньше не слышала, чтобы ее сестра называла то, чем она занимается, бизнесом.

– Каким образом? – спросила она.

– Я не собиралась никому рассказывать, пока не будет подписан контракт. – ответила Шарлотта. – Но я веду переговоры насчет огромной сделки с «Энтузиумом».

– Это что такое?

– Таблетки для похудения.

– Ты принимаешь таблетки для похудения?

– Боже, нет. Они для отчаявшихся толстяков. Моя фигура – это типа какими они станут после таблеток.

– Но тебе придется говорить, что ты их принимаешь.

– Разумеется. Что я хочу сказать – деньги мне нужны раньше, чем будет заключена сделка. Я подумала, ну что такого, если я попрошу их у папы. Это даже не будет считаться, что я их выпросила. Просто одолжила. Как только со мной подпишут контракт, я сразу же ему их верну.

– Не делай этого, – попросила Элизабет. – Ты что-нибудь придумаешь. Когда у тебя уже такой большой долг, что случится, если ты подождешь еще месяц-два прежде, чем заплатить по кредитке?

– Это может занять больше месяца или двух. Америкэн Экспресс посылает в мой дом коллекторов. Это плохо. Я могу потерять все. На маленьком острове слухи разлетаются быстро. Ты можешь себе представить, как это скажется на моем бренде?

– Твоем бренде?

– Мне нужно скинуть с плеч этот груз, – сказала Шарлотта. – Решение я приняла. Просто подумала, что предупрежу тебя перед тем, как позвоню ему.

У Элизабет колотилось сердце. Она сделала все возможное, чтобы отец не имел над ней власти. Это было ради нее самой. Но ее потребность в том, чтобы Шарлотта поступила так же, объяснялась просто – желанием его наказать. И отказываться от этого желания она не хотела.

– Давай я дам тебе в долг, – предложила она.

– Серьезно? – фыркнула Шарлотта.

На следующий день Элизабет перевела ей нужную сумму, уже сомневаясь в правильности своего решения.

На сберегательном счете хранилось чуть больше трехсот тысяч долларов – когда она о них думала, то чувствовала защищенность и гордость от того, что скопила их сама. Почти всю эту сумму она перевела сестре.

Чтобы успокоиться, она напоминала себе, что дала их в долг. Но прошло два года. Контракт так и не был подписан. Каждый раз, когда Элизабет про него спрашивала, Шарлотта заверяла, что они обсуждают последние детали.

В моменты особенного уныния Элизабет просматривала каждый комментарий под постами сестры в социальных сетях в попытках найти хоть какие-то зацепки, подсказывающие, когда сделка будет совершена.

Тем временем Шарлотта занимала еще больше. Суммы были по большей части небольшими, но они накапливались. Счета за машину, жилье. Чек в ресторане на триста долларов, когда ее кинул какой-то придурок, не заплатив после того, как они поругались.

Когда она соглашалась одолжить ей деньги, Элизабет понятия не имела, что Эндрю собирается увольняться. Его зарплата покрывала их расходы на проживание, ЭКО, да на все, честно говоря. Когда они съехались, она продала свою однушку, и они вместе купили квартиру в Бруклине, оказавшейся отличной инвестицией. Новый дом им удалось купить сразу же на деньги с продажи квартиры.

Но жить в принципе дорого.

Сейчас они оба не слишком хорошо зарабатывали. Элизабет переживала из-за денег так, как не случалось с тех пор, когда она отказалась брать их у отца. Сумма на сберегательном счете стремилась к нулю с каждым ужином не дома, с каждым походом за продуктами – об этих расходах ей даже не приходилось особенно думать, когда Эндрю трудился на прежней работе.

Он не имел ни малейшего представления о стоимости их жизни. Не представлял, сколько за эти годы она потратила на постельное белье, ковры, мебель, посуду – все то, из чего складывается уют в доме.

Они привыкли к определенному образу жизни. Элизабет не могла отказаться от органических ягод, фермерских яиц с омегой-3, хорошего кофе, экологичного средства для мытья посуды, стоившего в три раза дороже обычного. Даже если бы она от всего этого отказалась, такие разительные перемены могли бы навести Эндрю на подозрения.

Элизабет давно ничем не баловала себя. Когда закончилась ее дорогая уходовая косметика из Блумингдейла, она заменила ее кремами и сыворотками из ближайшей аптеки. Вряд ли они работали хотя бы вполовину так же, но, возможно, ей просто так казалось. В прачечной у нее висело неношенное дорогое платье с биркой. Она берегла его на крайний случай, если вдруг ей понадобится надеть что-то новое, то, что она больше не могла себе позволить.

Элизабет сказала сестре, что у них мало денег. Но добавила, чтобы та все равно к ней обращалась при необходимости. Но нужды Шарлотты все не заканчивались. Элизабет так и не рассказала Эндрю о долге. Он думал, что у них есть сбережения на черный день, что они себя обезопасили. Она оправдывала себя так: пока муж не спросил прямо, а она не ответила, ложью назвать это нельзя. Все еще можно было исправить.

Теперь же стало слишком поздно говорить ему правду. Он бросил работу, пошел на огромный риск, думая, что у них есть подушка безопасности. Он был бы взбешен и напуган, узнай об этом.

Элизабет предала его, чтобы помочь сестре. Сестре, которая в день появления Гила на свет разместила в «Инстаграме» фотографию себя на закате, обнаженную, свернувшуюся в позе эмбриона на пляже. И написала: «Баласана… дыхание новой жизни. Сегодня в этот мир пришло дитя, сделанное из той же плоти и крови, что и я, – энергия множится, мудрость обновляется. Закончилось ли на самом деле мое младенчество? Я свой собственный ребенок, нежный, изумленный. Я клянусь заботиться о себе как о драгоценной душе, вновь приветствующей вселенную».

– Она что, пытается создать впечатление, что у нее есть ребенок? – требовала тогда ответа Элизабет.

– Она что, правда голая? – спрашивал Эндрю.

Прошло шесть часов, прежде чем Шарлотта потрудилась написать им сообщение с поздравлением.

Даже в моменты глубочайшего сожаления Элизабет была довольна, что одалживание денег удержало Шарлотту на ее стороне в этой семейной войне. Это было тем единственным, что ей нравилось в сестре, но значило больше, чем все остальное вместе взятое.

Этой ночью она не могла уснуть.

Эндрю сопел рядом. Она взяла телефон и открыла группу «Бруклинские мамочки».

Кто-то просил порекомендовать кофейню, где можно задержаться надолго и писать. Уж она-то знала.

«Кафе “Хармони” – мой выбор, – написала она. – Превосходная атмосфера, лучший латте в Бруклине, и никто никогда вас не поторопит».

Она отправила комментарий, представляя себя в том кафе, одну, среди людей.

Мими Винчестер отреагировала мгновенно. «“Хармони” закрылось две недели назад. Попробуй “Келлис”».