Друзья и соседи

Я бы, конечно, мог ему сказать: не такой человек Чичкин, самокритика — движущая сила общества и так далее и тому подобное.

Но я подумал: раз от меня зависит оздоровление атмосферы в масштабе треста, пойду на это дело.

Такой я наметил план — встречу Павла Васильевича у нас в Подберезовке, заведу неофициальный разговор — и всё войдет в свою колею.

День для такой операции я выбрал самый что ни на есть подходящий — воскресенье, как раз накануне предстоящего собрания.

Я такое начало прикинул для своей речи: «Товарищи! Так уж случилось, что вчера в выходной день Павел Васильевич заглянул ко мне на садовый участок — и вот результат. Очень скоро я понял, насколько предан Павел Васильевич нашему общему делу», — и так далее и тому подобное.

Но одно дело наметить план, другое дело его выполнить.

В воскресенье выхожу я днём с участка, и, можете себе представить, какая удача — идёт Павел Васильевич с супругой.

Я говорю — добрый день, отличная погода, приглашаю заглянуть, выпить домашнего кваску. Супруга, та сразу отказалась, а управляющий согласился, его даже и уговаривать не пришлось.

По-видимому, Матюхин сообщил ему о нашем разговоре.

Зашёл Павел Васильевич, присел на лавочку, я мигом слазил в погреб, достал кувшин квасу и говорю: «Давно я хотел вас пригласить посидеть, побеседовать запросто». Он ничего не сказал, только рукой махнул… Я подумал: «Он даже и слушать не хочет». Оказалось другое — это он от ос отмахнулся.

Не знаю, как у других, а у меня в это лето столько этих нахальных ос развелось, просто ужас, нет спасенья. И главное — хуже нет от них отбиваться. Тогда они ещё злей в атаку идут.

Павел Васильевич, скорей всего, был не в курсе, я это и разъяснить ему ещё не успел, как врезали ему две осы. Сперва одна в нос, и тут же другая в губу. Он вскочил, говорит: «Спасибо за беседу», — и ходу с участка.

Ну думаю, красиво он завтра на собрании будет выглядеть. Один, думаю, у меня только есть выход — тоже выйти на трибуну покусанным. Народ увидит, что мы с управляющим, как говорится, товарищи по несчастью, обоих нас покусали.

И чтоб добиться такого положения, стал я на себя ос нацеливать. Махал, и вареньем себе лицо мазанул — ни одна не кусает, будто сговорились. Может, думаю, раздеться до пояса, больше будет площадь для налёта, но потом, думаю, нет: не стану же я на общем собрании заголяться и укусы демонстрировать.

В общем, как ни старался, не удостоили меня осы своим вниманием.

В понедельник, как на собрании появился управляющий, все просто-таки ахнули. Такое у него было лицо, что только с ним в цирке выступать.

Управляющий сел, прикрыл лицо, вроде он что-то читает, и всё пошло вроде бы нормально, а когда очередь дошла до меня, я вышел и согласно своему проекту сказал: «Товарищи! Так уж случилось, что вчера в выходной день Павел Васильевич заглянул ко мне на садовый участок — и вот результат…»

И тут начался смех.

Управляющий встал и говорит: «Извините, я ненадолго отлучусь».

Он вышел, а я не могу продолжать: такой стоит хохот.

Назавтра вызывает меня Павел Васильевич и говорит: «Товарищ Чичкин, если бы оса была мыслящим существом и вы могли бы оказать на неё влияние, я бы подумал, что вы в присутствии всего коллектива решили надо мной посмеяться. И ведь верно смешно. Выглядел я вчера как Карабас-Барабас. Надеюсь, это чистая случайность, что на вашем садовом участке произошла такая, можно сказать, бытовая трагедия. У меня к вам никаких претензий нет, а смех, говорят, лечит. Если я действительно иногда проявлял себя как бюрократ, будем считать, что это происшествие меня исцелило».

Я говорю: «Очень рад, что вы правильно поняли поведение ос на моём участке».

Разговор этот был у нас во вторник, а в среду утром меня самого укусили три осы. Не две, а три. И что интересно— я от них совершенно не отмахивался. Какие у них были соображения именно меня кусать, пока сказать не могу, не знаю.

Моё появление на работе вызвало полный фестиваль.

Такой живописный был у меня облик.

А когда меня увидел управляющий, он засмеялся и сказал: «Немного они опоздали, но ничего, лучше поздно, чем никогда!..»

Я что хочу сказать.

Осы насекомые в основном бесполезные, но отдельными укусами они себя, я считаю, частично реабилитировали.

Одно надо помнить — никогда не следует от них отмахиваться.

И от критики тоже.

Только хуже будет.

Кавказский пленник

Сергей Сергеевич Тюриков лежал на пляже и, щ урясь от яркого солнца, разглядывал картинку на папиросной коробке. На фоне Кавказских гор чернел силуэт всадника. «До чего же похоже нарисовано», — подумал Сергей Сергеевич и лениво поднял глаза. Вдали виднелись горы, зелёные у подножья, повыше коричневые, а ещё выше сизо-голубые. Для полного сходства не хватало слова «Казбек» и всадника. Впрочем, если разобраться, слово, пожалуй, было ни к чему. И без того всё ясно. Что же касается всадника, то он мог появиться в любую минуту. На то он и всадник.

Сергей Сергеевич закурил, поправил на голове чалму, скрученную из полотенца, и задумался.

Люди, окружавшие его сейчас — девушки в купальных костюмах, и загорелые парни в трусах, и этот вот пышноусый дядя в полосатой пижаме, — все они, вероятно, принимали Сергея Сергеевича за курортника. Но это было не так. Он прибыл на побережье по служебным делам.

Управляющий трестом товарищ Рыбаков, подписывая ему командировочное удостоверение, сказал:

— Настоятельно прошу, не задерживайтесь. Закончите дела — и обратно. Я понимаю, конечно, море, горы и прочие соблазны…

Сергей Сергеевич с достоинством ответил:

— Александр Михайлович! Вы меня знаете не первый день. Вопросы материально-технического снабжения волнуют меня значительно больше, чем любое море.

… Уже на пятый день пребывания под южным небом, на берегу Чёрного моря Тюриков понял, что торопиться с возвращением не имеет смысла. Все дела, честно говоря, можно было закончить в два-три дня, но нужный человек уехал на неделю в Новороссийск, Правда, с ним можно было связаться по телефону, но это действие роковым образом сократило бы его — Сергея Сергеевича— пребывание под сенью благословенной кавказской природы.

Первые дни Тюриков был одинок. Он пил кисленькое винцо, принимал солнечные ванны и по вечерам не громко декламировал произведение Лермонтова «Выхожу один я на дорогу». Всё это, вместе взятое, успешно помогало не думать о делах.

Как-то в одну из ночей ему совершенно некстати приснился управляющий трестом. В купальном костюме, с портфелем под мышкой, управляющий, как Афродита, возник из морской пены и, подмигнув, крикнул: «Серёжа! Сейчас же домой!»

Сергей Сергеевич проснулся, настойчиво пытаясь вспомнить, где он слышал эту фразу. Наконец вспомнил. Детство. Школьные годы. Серёжа Тюриков гоняет во дворе мяч, а уроки ещё не сделаны. И тогда из открытого окна раздаётся строгий голос отца: «Серёжа! Сейчас же домой!»

Мимолётное видение в лице управляющего трестом несколько омрачило доселе безмятежное настроение Сергея Сергеевича.

На следующий день ему удалось завязать приятное знакомство.

Неподалёку от моря стоял огромный санаторий угольщиков. Горные техники, молодые и маститые шахтёры шумной компанией приходили на пляж. Они пели песни, устраивали проплывы на дальность, играли в домино и вообще веселились вовсю.

Следует отметить, что Сергея Сергеевича неизменно удивляло то обстоятельство, что эти люди даже на отдыхе не забывали о своих делах. Время от времени они затевали жаркие споры и в воздухе висели слова: «на— гора», «комбайн», «лава» и «добыча». Не «добыча», а именно «добыча» — так они говорили.