Друзья и соседи

… Примерно минут через пятнадцать возвратились оба его пассажира.

Больной спокойно улёгся на койку, а доктор бережно прикрыл его одеялом и опустился на свой стульчик.

— Поехали! — скомандовал Зайцев.

Машина тронулась.

— Вы много потеряли, — сказал водитель. — По радио концерт передавали. Артист выступил просто-таки замечательно. Такой грохот стоял!.. В конце ему хлопали, кричали, а он почему-то больше не вышел! Небось зазнался. Или на другой концерт убег.

— Возможная вещь, — сказал Зайцев и осторожно покосился на Бармина.

— Как мы себя чувствуем? — бойко, с несвойственной ему интонацией спросил Зайцев.

— Хорошо! — не открывая глаз, коротко ответил Бармин, и «хорошо» это значило больше, чем ответ больного на вопрос доктора.

Машина выехала на Кутузовский проспект и прибавила скорость. Свет фонарей ритмично, как удары пульса, выхватывал из полутьмы лицо усталого, но, судя по улыбке, счастливого человека.

Старый тополь

Это был странный звонок. Когда я снял трубку и по привычке вместо «алло» назвал свою фамилию, я услышал басовитый голос: «Здравствуйте. Простите, как ваше имя-отчество?» — «Сергей Васильевич». — «Сходится, — донеслось из трубки. Это было адресовано не мне, а куда-то в сторону. — С вами говорит инженер Пронин. У меня имеется сын Володя, который стоит рядом и смотрит мне в рот». — «Я ничего не понимаю», — сказал я и услыхал вопрос: «Вы давно живёте в Москве?» — «С рождения». — «А вам больше сорока лет?» — «К сожалению, больше», — ответил я и вдруг ощутил какой-то необъяснимый, нарастающий интерес к моему собеседнику. «И последний вопрос, самый важный, — вы случайно не проживали в районе Таганки?» — «Проживал». «Папа, это он!» — раздался взволнованный детский голос. Тогда, мгновенье помолчав, Пронин сказал: «Сергей Васильевич, заезжайте к нам вечерком на полчасика. Не пожалеете». — «А в чём дело, если не секрет? — спросил я, уже твёрдо решив в этот момент — поеду, и, не ожидая ответа, сказал: — Давайте адрес».

… Лифт остановился на девятом этаже. Дверь квартиры Прониных отворилась до того, как я коснулся кнопки звонка. Меня ждали.

На пороге стоял высокий мужчина в тренировочном костюме. Из-за его спины выглядывал белобрысый паренёк. Он включил свет в передней и, покусывая о г. нетерпенья губы, сказал:

— Здравствуйте! Это вы?

— Безусловно, — подтвердил я и поздоровался с Прониным, потом пожал шершавую ладошку Володи.

— Вы ещё ничего не знаете, — сказал Володя. Перегрузки информации явно тяготили его.

Когда мы вошли в комнату и я опустился в кресло, Пронин сел напротив и погрозил сыну пальцем.

— Первое условие — не торопись. Пока сиди и слушай.

— Я её принесу, — шепнул Володя.

— Подожди, — твёрдо сказал Пронин, — всё в своё время.

Володя покорно вздохнул и сел на тахту.

Пронин внимательно, со значением посмотрел на меня.

— Когда мы с вами по телефону говорили, я всё больше спрашивал, а вы отвечали…

— Считаю, что сейчас нам самое время поменяться ролями, — сказал я.

— Нет, — покачал головой Пронин, — если позволите, я задам вам ещё несколько вопросов.

— Ну что ж, давайте. Это даже интересно.

— Сергей Васильевич, у вас память хорошая? — спросил Пронин и, встретив мой внимательный взгляд, улыбнулся. — Нет, нет, меня вы вспомнить не старайтесь. Мы с вами никогда з жизни не встречались. Меня просто интересует, как у вас с памятью?

— Вообще говоря, не жалуюсь.

— В детстве вы жили где-то здесь, поблизости, да?

— Рядом. На Гончарной набережной.

— В большом доме?

— В маленьком двухэтажном. Окна первого этажа подымались на полметра от земли. Весной перед паводком их даже закрывали просмолёнными щитами. Левей и ниже были ворота. Помню, как-то вода прорвалась и во дворе у нас разлилось целое озеро…

— А что ещё было у вас во дворе?

— Каменные сарайчики были. Что ещё?… Ещё была кустарная мастерская. Там братья-близнецы в синих халатах штамповали какие-то детали, а из отходов мы мастерили прекрасные рыцарские доспехи…

Воскрешая в памяти картины далёкого детства, я безуспешно пытался угадать, почему меня так ждали в этой квартире и что мне предстояло узнать.

— А был у вас сад во дворе?

— Не было. В стороне на горушке стоял один-единственный старый тополь.

— Так, — сказал Пронин и многозначительно взглянул на сына. Здесь мне показалось, что и звонил он нынче, и продолжал свой «допрос» у себя дома единственно только ради того, чтобы узнать от меня, что во дворе на Гончарной набережной стоял одинокий тополь.

— Что же вас ещё интересует? — спросил я.

— У вас друзья были?

— Вообще?

— В частности. Во дворе. Были?

— Конечно.

— А как звали ваших самых близких друзей?

— Самых близких? Костя Новиков, Юрий Конокотин…

— Папа! — не сдержался Володя. — Я принесу!

— Минутку, — мягко сказал Пронин и погладил сына по плечу. — Погоди.

Обернувшись ко мне, он спросил:

— И давно вы с ними встречались?

— С Костей Новиковым последний раз — в сорок первом. Он погиб под Вязьмой. А с Конокотиным видимся и по-прежнему дружим. Он в полярной авиации служит, часто в командировках…

Пронин помолчал и кивнул сыну.

Володя вскочил, вышел и тут же вернулся, держа в руке маленький свёрток. Пронин взял у сына свёрток и сказал:

— Теперь твоё слово.

— Значит, так. Я расскажу, как это всё было.

— Извини, я тебя перебью, — подчёркнуто серьёзно произнёс Пронин, — для начала коротко расскажи о себе.

Володя с неудовольствием взглянул на отца:

— А чего мне про себя рассказывать?

Я видел — Пронин любуется сыном, и решил поддержать отца.

— В самом деле, я ничего о тебе не знаю. Кто ты?

— Кто я? — Володя пожал плечами. — Я школьник. Учусь в четвёртом «Б» классе…

— Какие имеешь склонности? — задал наводящий вопрос Пронин, но я при этом совсем не почувствовал присущего многим родителям желания поэффектнее подать любимое чадо.