Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри
Шрифт:
(Но, конечно, этот день не повторится.)
Канун нового, 1995 года. Новогодняя ночь. Город Таос, штат Нью-Мексико. Весь день мы играли в американский футбол на снегу. Мы — это я, моя девушка Джулия Робертс и куча наших друзей. Она была величайшей кинозвездой в мире, а я был звездой шоу номер один на ТВ.
Поначалу ухаживание шло по факсу. Наверное, где-то в огромном мире еще хранится стопка факсов на листах длиной около двух футов. Это было двухфутовое ухаживание, наполненное стихами и взлетами фантазии… И в конце концов две огромные звезды упали в объятия друг друга и соединились самым красивым и романтичным образом.
В то время я парил в небесах. Я был центром всего происходящего, и в то же время меня ничто не касалось и не могло коснуться. Раскаленное добела
Первый сезон сериала «Друзья» стал настоящим хитом, а во втором я уже буквально купался в лучах славы. Я обошел по популярности Леттермана и скоро должен был «сделать» Лено. Мы появлялись на обложках журналов People и Rolling Stone, когда оба они были еще очень популярны. Посыпались предложения сняться в кинофильмах. Почему бы и нет? Я получал все, что хотел. Предложение сняться в фильме за миллион долларов здесь, предложение сняться в фильме на миллион долларов там… Я, конечно, не сравнялся с Джулией Робертс, но и таких актеров, как я, было не так уж много.
А затем случилось то, что происходит только со знаменитостями. Ко мне подошла Марта Кауффман и сказала, что я должен послать цветы Джулии Робертс.
— Вы имеете в виду ту самую Джулию Робертс, величайшую звезду во вселенной? — сказал я. — Ну ладно, отлично… Только зачем?
Как оказалось, Джулии предложили сняться во втором сезоне, в «Эпизоде после Суперкубка», но она согласилась участвовать в шоу только в том случае, если ее появление будет встроено в мою сюжетную линию. Позвольте мне повторить это еще раз: она согласилась участвовать в шоу только в том случае, если ее роль будет встроена в мою сюжетную линию. (Так у меня был хороший год или нет?) Но сначала я должен был за ней поухаживать.
Я долго думал, что написать на открытке. Мне хотелось, чтобы письмо выглядело профессионально, как послание от звезды к звезде. (Ну ладно, от звезды к гораздо более крупной звезде.) Но я также хотел, чтобы в письме было что-то немного кокетливое, чтобы оно соответствовало тому тону, которым говорила она. И я до сих пор горжусь тем вариантом письма, на котором я остановился. Я послал ей три дюжины красных роз, а на открытке написал:
«Единственное, что может быть более захватывающим, чем перспектива вашего участия в шоу, — это то, что у меня наконец-то появился повод посылать вам цветы».
Неплохо, правда? Я боялся ложиться ночью спать, но когда это требовалось, то мог просто-таки изойти своим очарованием. Впрочем, моя работа оказалась далека от завершения. Джулия ответила, что согласится участвовать в шоу, если я сумею объяснить ей азы квантовой физики… Ух ты! Мало того, что я нахожусь в переписке с женщиной, для которой была изобретена особая губная помада! Теперь я должен еще и засесть за учебники!
На следующий день я отправил ей трактат о корпускулярно-волновом дуализме, принципе неопределенности и переплетении квантовых состояний, и лишь часть этого трактата была метафорической. Много лет спустя Алекса Юнге, штатный сценарист шоу, рассказала в интервью журналу The Hollywood Reporter, что «Джулия заинтересовалась Мэттью потому, что он был совершенно очаровательным… У них было много флирта по факсу. Она высылала ему анкеты с вопросами типа: «А почему я должна встретиться с тобой?» И все, кто находился в это время в комнате сценаристов, помогали ему объяснить ей, почему. Он, конечно, вполне мог обойтись и без нас, но у нас не было никаких сомнений в том, что мы составляли команду Мэттью и должны были попытаться сделать это для него».
В итоге наши совместные усилия увенчались успехом. Мало того что Джулия согласилась сниматься в шоу, так еще и прислала мне в подарок бейглы, много-много бейглов. Действительно, а почему бы и нет? Ведь это была сама Джулия Робертс!
Так началось мое трехмесячное ухаживание путем ежедневного обмена факсами. Это было до интернета, до сотовых телефонов — именно поэтому вся наша переписка шла по факсу. Писем было много — сотни. Поначалу
все это балансировало на грани романтики: я посылал ей стихи, просил назвать лучшую тройку нападающих хоккейной команды Los Angeles Kings и все в таком духе. И не то чтобы мы при этом не были заняты: я снимался в самом популярном телешоу на планете, а она снималась в фильме Вуди Аллена «Все говорят, что я люблю тебя» и, конечно, находилась во Франции. Но при этом я три-четыре раза в день садился у своего факсимильного аппарата и смотрел, как на широкой бумажной ленте медленно появляется ее следующее послание. Я волновался так, что иногда на какой-нибудь вечеринке в разгар обмена комплиментами с привлекательной женщиной прерывал разговор и мчался домой посмотреть, не пришел ли новый факс. В девяти случаях из десяти он уже был на месте. Ее письма были такими живыми и изящными… Как она соединяла предложения, как видела мир, как формулировала свои неповторимые мысли! Все это было так очаровательно… Нередко я перечитывал эти факсы по три, четыре, а то и по пять раз, глупо ухмыляясь над факсовой бумагой, как какой-то придурок. Мне казалось, что она была отправлена на эту планету для того, чтобы заставить улыбаться наш мир, а теперь, в частности, и меня. Я лыбился, как пятнадцатилетний мальчишка на первом свидании.И при этом мы не то что не встречались, но даже и не разговаривали друг с другом по телефону.
Но однажды рано утром все изменилось. От Джулии пришел очередной факс. Только он был предельно романтичным. Я бросился звонить одному своему другу:
— Слушай, у меня это не укладывается в голове. Приезжай прямо сейчас, скажи мне, прав я или нет.
Когда друг приехал, я показал ему факс, и он сказал:
— Да, ты прав.
Неудивительно, что это не укладывается в голове.
— Так что мне ответить?
— Ну а ты как думаешь?
— Да отвали ты со своими вопросами, — ответил я. — Просто скажи, что писать.
Так мы с Сирано составили и отправили факс, который тоже был очень романтичным. Потом мы стояли у факса и смотрели друг на друга. Двое мужчин просто стояли и смотрели на факсимильный аппарат.
Минут через десять квартиру наполнил долгожданный резкий скрип. Под хлопки, жужжание и шипение ко мне пришло сообщение из дальнего космоса.
«Позвони мне» — вот все, что в нем было написано. Внизу страницы был указан ее номер телефона.
Я взял трубку и позвонил Джулии Робертс. Я чертовски сильно нервничал, нервничал так же, как при первом появлении в шоу Леттермана. Но разговор прошел легко — я рассмешил ее, и… Ребята, какой же это был смех! Она явно была чрезвычайно умна и обладала огромным интеллектом. Я уже тогда мог сказать, что она заведомо входила в тройку лучших рассказчиков, которых я когда-либо встречал. На самом деле ее истории были настолько хороши, что в какой-то момент я спросил ее, не пишет ли она их заранее.
Пять с половиной часов спустя, когда наш разговор подошел к концу, я понял, что больше не нервничаю. После этого мы уже не могли остановиться: пять часов разговоров сегодня, четыре часа завтра… Мы находились в состоянии свободного падения. Я не знал, куда мы упадем, но падение продолжалось.
Стало ясно, что мы находимся в глубоком ауте.
Однажды в четверг у меня снова зазвонил телефон.
— Буду у тебя дома в два часа дня в субботу.
Клик!
Вот нас и накрыло…
Как она вообще узнала, где я живу? А что, если я ей не понравлюсь? Что, если факсы и телефонные звонки были действительно милыми, но, когда дело дойдет до реальной жизни, она больше не захочет меня видеть?
Почему я не могу бросить пить?
И, конечно же, в субботу ровно в 14:00 в дверь постучали. Дыши глубже, Мэтти! И когда я открыл дверь, то там оказалась она! За порогом стояла улыбающаяся Джулия Робертс.
По-моему, я сказал что-то вроде:
— О, да это Джулия Робертс!
Даже в такие моменты многие шутки просто пролетали мимо меня. Крэйг бы среагировал быстрее, но его там не было. Она смеялась так, как смеялась Джулия Робертс, та женщина, о которой Кристофер Марло написал: «Не твой ли лик спустил на воду сотни кораблей?» Всякое напряжение попросту испарилось.