Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри
Шрифт:
В эти дни я тоже задаюсь этим вопросом: блокирую ли я свои отношения с высшей силой, принимая субоксон?
Одна из моих больших проблем и причина, по которой у меня было так много проблем с трезвостью на протяжении многих лет, заключается в том, что я никогда не позволял себе чувствовать себя некомфортно достаточно долго для того, чтобы восстановить свою духовную связь с высшим. Проще говоря, я исправляю создавшееся положение таблетками и алкоголем, прежде чем Бог успевает вмешаться и меня исправить.
Недавно я был на уроке по работе с дыханием. В течение получаса вы очень интенсивно дышите — а это очень неудобно. Вы плачете, вы видите образы, которые являлись вам под кайфом. Для меня это большой кайф, кайф в лучшем виде. Но
Когда вы принимаете героин, то наркотик воздействует на ваши опиатные рецепторы, а затем вы испытываете кайф. Потом он исчезает, но если вы больше не воздействуете на опиатные рецепторы, то некоторое время вы будете трезвы, а затем, возможно на следующий день, вы снова нанесете удар по опиатным рецепторам, снова испытаете кайф и т. п. Но субоксон действует по-другому: он обволакивает рецепторы и не уходит, а это значит, что он повреждает ваши рецепторы 24 часа в сутки, 7 дней в неделю.
Итак, одна из моих теорий о моей борьбе со счастьем заключается в том, что я повредил эти рецепторы. Мой дофамин заменяется субоксоном. Всплеск дофамина — это то, что вы получаете, когда вам что-то нравится, например когда вы смотрите на закат, или играете в теннис, или делаете хороший удар, или слушаете любимую песню. Но я почти уверен, что мои опиатные рецепторы очень серьезно повреждены, возможно, до точки невозврата. Вот почему я всегда немного расстроен.
А может быть, дело обстоит как при панкреатите: если я оставлю свои опиатные рецепторы в покое на длительный период, то они исправятся сами и я снова буду счастлив?
Я видел Бога на своей кухне и в других местах, поэтому я знаю, что есть нечто большее, чем я. (Для начала, я знаю, что не могу вырастить растение.) Я знаю, что вездесущая любовь и принятие означают, что все будет хорошо. Я знаю, что что-то происходит, когда ты умираешь. Я знаю, ты движешься к чему-то прекрасному.
Алкоголики и наркоманы вроде меня хотят пить с единственной целью — почувствовать себя лучше. По крайней мере, это верно для меня: все, чего я когда-либо хотел, — это чувствовать себя лучше. Когда мне было нехорошо — я выпивал пару рюмок, и мне становилось лучше. Но по мере того как болезнь прогрессирует, для того чтобы чувствовать себя лучше, требуется пить все больше и больше, и больше, и больше, и больше, и больше, и больше. Когда вы протыкаете мембрану трезвости, то тут же появляется алкоголизм и говорит: «Алё, друг, помнишь меня? Рад видеть тебя снова. А теперь дай мне столько же, сколько в прошлый раз, а иначе я тебя убью или сведу с ума». И наносит удар одержимость, которая поселилась в моей голове, и я не могу не думать ни о чем другом, кроме как о том, что я должен почувствовать себя лучше. В сочетании с жаждой это приводит только к тому, что тебя начинает плющить. А это путь в один конец: тебе больше никогда не станет лучше. Не бывает так, чтобы у кого-то были проблемы с алкоголем, а потом он бросил пить, а потом решил выпить за компанию, и все у него было в порядке. Эта болезнь никогда не останавливается, она только набирает обороты.
В «Большой книге Анонимных алкоголиков» говорится, что алкоголь хитер, что он сбивает с толку, что он могущественен… Но я бы еще к этому добавил вот что: он упорен. Как только вы поднимаете
руку и говорите: «У меня есть проблема», то алкозависимость сразу на это отвечает: «Ну, если ты оказался настолько глуп, что кому-то об этом рассказал, то мне придется ненадолго тебя покинуть…»Если я нахожусь в рехабе три месяца и думаю: «Выйду отсюда — непременно употреблю, осталось всего каких-то девять дней», то что в это время делает болезнь? Она просто барабанит пальцами и ждет тебя. В Обществе анонимных алкоголиков часто говорят, что когда вы находитесь на деловой встрече или на собрании, то ваша зависимость в это время на улице отжимается на одной руке. Она просто ждет, когда вы выйдете.
Я несколько раз находился на грани жизни и смерти и знаю, что чем ниже вы падаете, тем большему числу людей вы можете помочь (к вашему сведению, смерть находится настолько низко, насколько это возможно). Когда моя жизнь раскручена на полную катушку, вокруг меня всегда есть люди, которых я курирую, люди, которые звонят мне, чтобы я помог им наладить их жизни. Два года, с 2001-го по 2003-й, были одними из самых счастливых в моей жизни именно потому, что я тогда был трезвым, сильным и помогал людям.
Были у трезвости и другие хорошие побочные эффекты. Некоторые я знаю только по своему опыту. Было такое время, когда со мной случилось чудо: я ходил по клубам, но пить не хотел. И позвольте мне сказать вам, что в любом клубе в два часа ночи нет никого популярнее, чем трезвый парень, который подходит к незнакомой женщине и говорит ей: «Привет, как дела?» Не думаю, что я когда-нибудь занимался сексом чаще, чем в эти два года.
Но болезнь терпелива. Постепенно вы расслабляетесь и перестаете ходить на встречи, на которые вы должны были ходить. «А зачем мне тащиться туда в пятницу вечером?» И когда вы глубоко погрузитесь в такой образ мысли, за вами придет алкоголизм — сбивающий с толку, терпеливый и сильный. Внезапно вы вообще перестанете ходить на какие-либо встречи, убедив себя, что вы и так все понимаете. «Зачем мне что-то делать? Я и так все понимаю!»
Зависимые — это не плохие люди. Мы просто люди, которые пытаются чувствовать себя лучше, но у нас есть эта болезнь. Когда мне плохо, я думаю: «Дайте мне что-нибудь, от чего мне станет лучше». Это же так просто. Я бы по-прежнему продолжил пить и принимать наркотики, но из-за последствий применения я этого не делаю, потому что у меня настолько поздняя стадия, что это меня убьет.
Недавно мама сказала, что она гордится мной. Я написал сценарий для фильма, и она его прочитала. Мне хочется, чтобы она сказала это и про всю мою жизнь.
Когда сказал ей об этом, она заметила: «А как насчет небольшого прощения?»
— Я прощаю тебя, — сказал я. — В самом деле.
Интересно, сможет ли она простить меня за все то, через что я заставил ее пройти…
Если такой эгоистичный ленивый ублюдок, как я, может измениться, то может измениться любой. Ни один секрет не становится хуже только потому, что он был рассказан. В этот момент моей жизни из меня потоком льются слова благодарности, потому что я должен был умереть, но этого почему-то не произошло. Должна же быть какая-то причина? Если ее нет, то для меня этот мир слишком сложен.
Я больше не верю в полумеры. Путь наименьшего сопротивления скучен, а шрамы интересны — они рассказывают честную историю и являются доказательством того, что битва состоялась, и в моем случае она завершилась трудной победой.
У меня теперь много шрамов.
Когда я впервые снял рубашку в ванной комнате по возвращении из больницы после первой операции, я расплакался — так меня это впечатлило. Я думал, что моя жизнь закончилась. Примерно через полчаса после этого я набрался сил для того, чтобы позвонить знакомому наркоторговцу. К моему удивлению, он начал расспрашивать меня, что случилось, — как будто был не наркоторговцем, а социальным работником или священником.