Друзья, любимые и одна большая ужасная вещь. Автобиография Мэттью Перри
Шрифт:
Пришло время придумать что-нибудь еще. (Говорят, что следующий уровень — это героин, но я в ту сторону не пойду.) Между прочим, мой отказ от алкоголя и опиатов не имеет ничего общего с принуждением. Просто они больше не работают. Если бы кто-нибудь прямо сейчас вошел в мой дом и сказал: «Вот тебе 100 миллиграммов окси», я бы сказал: «Мне этого мало!»
Однако проблема сохраняется: я остаюсь собой, куда бы ни пошел. Я приношу с собой свои проблемы, тьму и всякое дерьмо, поэтому каждый раз, покидая реабилитационный центр, я изучаю географическую карту и покупаю себе новый дом. И потом в нем живу.
И первое, что
Были времена, когда я принимал по 55 таблеток в день. Когда я просыпался, то должен был каким-то образом обеспечить себя этими таблетками. Все это было похоже на полноценную работу с полной занятостью. Вся моя жизнь превратилась в арифметику. Итак, мне нужно 8 штук, чтобы вернуться домой. Я буду там часа 3. Значит, мне нужны еще 4 таблетки. А потом я должен прийти на званый обед. Еще 7… И все это для того, чтобы просто поддерживать себя в нормальном состоянии, чтобы не болеть, чтобы избежать неизбежного, то есть детоксикации.
Я представлял себе, как эти домовладельцы возвращаются после дня открытых (для меня) дверей и в конце концов в какой-то момент заглядывают в свои аптечки.
«А может, это Чендлер… Да нет, такого не может быть! Это уж точно не Чендлер Бинг!»
Теперь вместо всех открытых домов я построил свой. Я начал этот процесс, потому что около восемнадцати месяцев назад увидел, что не могу закончить предложение. Мой мир стал плоским и ужасным. Ко мне приходили врачи, приходила моя мама, все приходили и жалели меня, потому что я не мог говорить. Вот до чего я дошел. Нужно было что-то делать.
В это время я владел пентхаусом за 20 миллионов долларов в Сенчури-Сити. Здесь я несколько месяцев кряду принимал наркотики, смотрел телевизор и занимался сексом с девушкой.
Однажды ночью я отключился, и она тоже отключилась. Когда мы очнулись, я увидел, что у моей кровати стоят моя мать и Кит Моррисон. «Значит, — подумал я, — мы вместе с Китом снимаемся в очередном эпизоде сериала „NBC: Дата“. Но что здесь делает моя мать?»
Мама посмотрела на мою девушку и сказала: «Я думаю, тебе пора идти».
Эти слова спасли мне жизнь.
Отец тоже несколько раз спасал мне жизнь.
В первый раз — когда он помог мне добраться до Марины-дель-Рей. Было это после того, как Джэми Тарсес сказала мне, что я исчезаю. Я смертельно боялся, того, что всю оставшуюся жизнь проведу без радостей. Примерно через три недели я позвонил Марте Кауффман и Дэвиду Крэйну и сказал, что я «завязал» и могу вернуться к «Друзьям».
— Когда ты вернешься? — сказали они. — Нам очень нужно, чтобы ты вернулся. Предстоит очень напряженная работа. Мы должны начать ее через две недели, иначе все пойдет прахом.
Но
я все еще был очень слаб. Когда мой отец услышал тон нашего разговора, он перезвонил Марте и Дэвиду.— Если вы будете и дальше так вести себя с ним, — сказал папа, — то я заберу его из вашего телешоу.
Я был так благодарен ему за то, что он снова стал моим отцом и занялся отцовскими делами, но я также не хотел никому создавать проблемы. Они просто делали свою работу; снимали самое популярное телешоу, в котором двое главных героев собирались пожениться. Я не мог просто так исчезнуть. И я просто хотел, чтобы все было хорошо. Потом меня перевели из Марина-дель-Рей в Малибу, в центр Promises. Здесь мне сказали, что для того, чтобы поправиться, мне понадобится больше, чем 28 дней, — мне потребуются месяцы.
Через две недели технический работник центра в Малибу отвез меня на съемочную площадку «Друзей». Когда я приехал, Дженнифер Энистон сказала мне:
— Я на тебя зла.
— Милая моя, — ответил я, — если бы ты знала, через что мне пришлось пройти, ты бы никогда не стала на меня злиться.
Мы обнялись, и я сделал всю свою работу. После того как мы с Моникой «поженились», меня отвезли обратно в лечебницу. Таким образом, в зените моей карьеры в «Друзьях», в зените моей карьеры в целом, в знаковый момент культового сериала я ехал в пикапе, которым управлял технический работник отрезвиловки.
Позвольте мне сообщить вам, что в тот вечер далеко не все огни светофоров на закате сияли зеленым.
Я не могу быть полезным в отношениях, потому что одновременно и пытаюсь удержать женщину, и очень боюсь, что она меня бросит. Наверное, это ненастоящий страх, потому что за пятьдесят три года своей жизни у меня было множество замечательных подруг, и только одна из них сама меня бросила. Было это много лет назад. Вы, наверное, подумаете, что все остальные, которых бросил я, перевешивают эту единственную. Но она была для меня всем. И умный человек, который живет внутри меня, ясно видит, почему это произошло: ей было всего двадцать пять, она просто пыталась хорошо провести время; мы встречались несколько месяцев, я разрушил все свои стены и решил раз и навсегда просто стать самим собой…
И тут она меня бросила.
Она никогда мне ничего не обещала. После этого я запил, как маньяк. Но я ее не виню.
Пару лет назад мы встретились на читке одной пьесы. Она должна была играть жену моего героя.
— Как ты? — сказала она перед читкой, и я, конечно, притворился, что со мной все в порядке. Но я был в аду.
«Убирайся отсюда, не вмешивайся, — думал я, — Просто сделай вид, что у тебя все в порядке».
— У меня двое детей от моего партнера, — сказала она, — и жизнь прекрасна. А у тебя есть кто-нибудь?
— Нет, — сказал я. — Я все еще в поиске.
Наверное, не надо было так говорить, потому что прозвучало это так, как будто я все еще в поиске — с тех пор, как она меня бросила. Но это правда. Я все еще в поиске.
Потом читка пьесы закончилась, она перестала быть моей женой, и я рванул оттуда как можно быстрее, а она осталась и все так же прекрасно выглядела.
В эти дни у меня была вера в Бога, но мне слишком часто кажется, что эту веру кто-то заблокировал. Наверное, все блокируют лекарства, которые я принимаю.