Друзья, любовники, враги

— Именно поэтому ты съела весь мой шоколад?

— Обожаю шоколад.

Он повернул ее к себе.

— А что еще?

Она поцеловала его.

— Сыр и бисквиты.

— А еще?

Она прочла желание у него в глазах, но сейчас был не совсем подходящий момент. Ей было нужно время, чтобы перевести дыхание.

— Когда твой рейс?

— А когда твой? — спросил он. — Следующее, что ты захочешь, это узнать мой телефонный номер. — Он потянулся к столику. — А вот и мой сюрприз. Настоящий сюрприз! — Он вручил ей клочок бумаги. — Имя, адрес, номер телефона. Что еще ты хотела бы?

Она взяла клочок, не скрывая своей радости.

— Мой рейс завтра, в пять утра из Орли, — сказала она.

— И мой тоже. В пять и из Орли. Но только послезавтра. Я позвоню тебе в отель, когда прилечу.

— А если мне захочется тебе позвонить?

— Ну и позвони, — улыбнулся он своей многозначительной улыбкой.

— А куда?

Однако это уже не имело значения. Он внимательно посмотрел на нее.

— Еще! Ты всегда хочешь еще!

Он притянул ее к себе, и его губы слились с ее губами. И это еще вопрос, кто из них двоих был ненасытнее.

А что если бы он исчез, размышляла она сама с собой. Что если бы он каждый раз являлся ей другим человеком — до тех пор, пока совсем не испарился? Один человек в парке, другой за завтраком, совсем другой в ресторане за ужином, не говоря уже о том, какой был с ней в автомобиле и на кухне. Но вот что-то, наконец, случилось, и он больше не стал прятаться. Что случилось?.. Интересно. Ей никогда не приходилось раньше заниматься любовью так, как с ним? Еще бы! Мужчина, который лишь наполовину с тобой, а другая его половина — неизвестно где.

15

Мухи жужжали над ухом, когда Саша стояла у турникета в очереди в аэропорту Туниса, чтобы пройти через детектор. Где еще через детектор прогоняют после выгрузки, досматривая пассажиров на предмет оружия, бомб и антиправительственных статей? Именно такое объяснение можно было прочесть на четырех языках перед входом в терминал.

Охранники надменно прохаживались вдоль разделительной линии, в любую минуту готовые отреагировать на какое-нибудь несоблюдение или нарушение. Например, конфисковать контрабанду. От ликера до салями. От радиоактивных веществ до взрывчатки. Револьверы на ляжках. Автоматы в руках.

Она стояла там, морщась от едкого запаха сигарет, набитых черным табаком. Из дребезжащей акустической системы лились мелодичные восточные напевы. Первое, что приходило на ум при этих звуках, — волнующий танец живота в ночных клубах Астории. Жара в непроветриваемом терминале угнетала. Удушливый запах, исходивший от толпы, часами ожидающей своих рейсов, сделался едва переносим, когда Саша медленно двигалась через службу безопасности к багажному отсеку.

Перед Сашей и сзади нее, вокруг транспортера, толпились мужчины в грязных длинных халатах, дожидавшиеся своих вещей. На головах у них были накидки, спадавшие на плечи. Они кивали и бормотали «инчалла», то есть «на все божья воля», когда кто-то интересовался их планами, а если их спрашивали о здоровье, они отвечали «хамдуалла», то есть «слава богу, хорошо». Или равнодушно наблюдали, как их непомерно огромные баулы, перевязанные грязными веревками, вытаскивают на стол для проверки.

Рядом отирались пожилые господа в блестящих итальянских костюмах с обилем золота на пальцах и запястьях. Волосы зализаны назад. Белоснежные сорочки с необыкновенно длинными уголками воротничков. Галстуки с инициалами известных модельеров. Сверкающие портфели с кодовыми замочками. Остроносые туфли, которыми они нетерпеливо шаркали по истертому линолеуму.

Женщины держали на руках спящих младенцев. Дети постарше цеплялись за их длинные юбки. Из-под капюшонов, которые почти скрывали лица, смотрели в никуда глаза, не отражавшие и луча надежды. Маленькие девочки были слишком худые, а мальчики слишком пухлые, и их мясистые грудки прорисовывались сквозь тонкие хлопчатобумажные рубашки.

И старые, и молодые, обступив Сашу, с любопытством рассматривали блестящими глазами европейскую женщину в солнцезащитных очках. Ну и где эти злостные убийцы? — удивлялась Саша. Где те, которые с оружием захватывают самолеты, ездят в автомобилях по Виа Венето, чтобы оставить портфель с бомбой в толпе невинных людей? Где мальчики, которые целуют револьверы и ласкают гранаты?.. На сердце стало тяжело, когда она указала на свой чемодан, и растрепанный носильщик снял его с транспортера и поставил на пол. Она сама удивилась тому, как сильны в ней предрассудки, которые она автоматически распространяла на всех арабов.

Какие-то бесстыжие молодчики открыто пялились на нее, перешептывались и сновали около, пока она нагибалась, чтобы собрать свои вещи и отойти в сторону. Способны ли они, готовые в своем фанатизме на самопожертвование, хотя бы на мгновение залюбоваться красивой девушкой, — они, которых лидеры обрекают на смерть?

Потом пришлось стоять еще в одной очереди. На этот раз за такси. Вернее, сразу за тремя такси. Одно для Саши с чемоданами. Другое — для Берни и камер. А третье для двух мужчин из группы ABN и для осветительной и звуковой аппаратуры. Скрюченная в три погибели старуха, стоявшая в очереди перед ними, смеялась странным смехом и подставляла свое морщинистое лицо порывам ветра. Около нее с послушным видом стоял юноша, вероятно, ее сын или внук, с нечистой кожей.

Было семь часов. В Тунисе наступали сумерки. Заходящее солнце висело над аэропортом. Замызганное и полное дыма такси дожидалось Сашу на стоянке. Водитель с трудом мог сказать по-английски два слова. Журналистка, репортер, повторял он за Сашей. Саша уцепилась за ручку над дверцей и едва осмеливалась отвечать или улыбаться, пока такси пробиралось по двухполосной кошмарно заасфальтированной дороге по направлению к морю и Сиди Боу Сад. «Новый лидер!» — с гордостью восклицал водитель, показывая на портреты человека, укрепленные на придорожных щитах. Смазлив, улыбчив и, естественно, большой любитель женщин. Последнее общеизвестно. Здесь это было чем-то вроде национального вида спорта.

— Может, кофе? — поинтересовался водитель, оборачиваясь.

За умеренную цену он готов показать ей кофейни и мечети.

— Следите за дорогой, — отвечала она, нахмурившись. Однако водитель не придал ее словам никакого значения.

Он поведал Саше, что сразу распознал в ней чувственную женщину и что сам он очень страстный мужчина. Она проворчала, что не интересуется мужчинами, а потому ему лучше следить за дорогой и прибавить ходу, поскольку она опаздывает.

Она уже не слушала его, целиком погрузившись в мысли о предстоящем интервью и своей первой встрече с Тамиром Карами. Она пробовала представить, какими словами встретит ее палестинец. Не будет ли журналистка так любезна, чтобы объяснить ему, почему Израиль претендует быть исключительно еврейским государством?.. Как-то за обедом Карл заметил, что, может быть, целесообразнее было после войны отдать Берлин евреям. Тогда не пришлось бы возводить стены. Разве только разрушать. Тогда монахиням-кармелиткам не пришлось бы баррикадироваться в бывшем Аушвице… Национальное самосознание дает евреям право на самостоятельное государство, — вот как Саша ответит Карами. Это расизм, возразит он. И тем не менее, возразит она в свою очередь, нельзя оправдать массовые убийства.

К тому моменту, когда такси въехало на эстакаду перед отелем «Абу Новас», она уже почти истощила весь свой запас аргументов, а вопрос по-прежнему оставался открытым. К машине подбежал мальчишка с ведром цветов, и она выбрала камелию. Она чувствовала, что становится жертвой своей собственной раздвоенности. Неужели к жизни нельзя относиться проще?

16

Она принадлежит другим. Не так ли выразилась Елена Вилленев, когда рассказывала о своей дочери? Итак, она принадлежит другим.