Дрянной декан

Смотря на меня пылким и затуманенным взглядом, декан наклонился и потянулся к моим губами. Я ответила на страстный поцелуй, зарывшись пальцами ему в волосы. Зал взорвался шумом и аплодисментами. Преподаватели негодовали, студенты, наслышанные о нашем с Верстовским романе, бились в экстазе. Не имеющие отношения к Ливеру люди - родители других актеров и журналисты - смутно чувствовали, что происходит нечто экстраординарное, и поддерживали общий ажиотаж.

Тишина настала лишь тогда, когда Верстовский, доиграв сцену, вдруг опустился передо мной на одной колено. И по-дурацки улыбаясь, спросил совершенно не в кассу:

– Ты же выйдешь за меня, Ма... Гермия?

То, что происходило дальше, не очень-то хорошо отложилось в моей памяти. «Сон в летнюю ночь» продолжился с Вениамином в роли Лизандра. Несмотря на бурную реакцию зрителей, нужно было отыграть горемычный спекталь до конца... и я играла, хотя люди, звуки и сама сцена воспринимались мной не иначе, нежели тот самый волшебный сон, о котором ведется речь в пьесе.

Из нас с Верстовским получился замечательный тандем. Декан блистал в своем амплуа. Его голос был звучным, реплики острыми и эмоциональными... Он будто бы родился для того, чтобы играть на сцене, а я хлопала влюбленными глазами, глядя на него, и старалась не отставать. Он мастерски отыгрывал «внезапную» влюбленность в Елену вместо Гермии, изображая такую убийственную страсть по отношению к Гардениной, что та покрывалась пятнами от злости, чувствуя язвительную насмешку за красивыми фразами и высокими словами.

И мы снова ссорились все вчетвером: Гермия, Лизандр, Деметрий и Елена. Я опять называла Юлю «низкой ростом» и негодовала из-за того, что она якобы отбила у меня жениха, а она кипятилась и не могла понять, почему все вдруг принялись над ней издеваться.

Пустите же меня: вернусь в Афины

С своим безумьем и за вами больше

Я следовать не буду. Отпустите!

Ты видишь, как проста я и кротка, - жалобно проныла Гарденина.

– Ступай же прочь! Да кто тебя здесь держит?
– зло ответила я.

– То сердце глупое, что здесь оставлю...

– Прочь, карлица, пигмейка, зачатая на спорынье! Прочь, желудь! Прочь, бусинка!
– поддал жару Верстовский.

– Тварь!
– это слово уже выходило за рамки пьесы. Взбешенная Юля вцепилась мне в волосы, я вскрикнула и с силой оттолкнула ее от себя. Мужчины кинулись разнимать нас, и началась самая настоящая потасовка. Петр вроде оттащил разъяренную девушку подальше, но она снова кинулась ко мне и случайно задела одну из декораций. Дерево стояло не очень устойчиво, и несущаяся ко мне Юля не видела, как оно накренилось и начало заваливаться прямо на нее.

Не перестающие офигевать зрители издали дружный предупреждающий вскрик. Верстовский успел отпихнуть Гарденину в сторону, и тяжелая махина, вместо того, чтобы упасть прямо на нее, обрушилась рядом, придавив край ее длинного шифонового подола. Заверещав, она рванула в сторону, и швы, скрепляющие куски ее тонкого платья, лопнули.

Платье Елены так и осталась лежать на полу, а Юля испуганной ланью выскочила из него, оставшись стоять на сцене почти голой, не считая маленьких бежевых стрингов.

В общем, спектакль произвел фурор. Студенты бесновались и требовали устроить еще один показ, а родители и преподаватели в шоке покидали зал.

Где-то за кулисами лежал в обмороке Игорь Олегович.

Эпилог

Уйти по-тихому не получилось. Скандал в Ливере гремел до конца учебного года и даже больше. Наш с Верстовским незапланированный «каминг-аут» получился настолько эффектным, что вдохновил не одно поколение подрастающих писателей на увлекательные истории и неожиданные повороты сюжета.

Но мы с ним этого уже не увидели, потому как избрали совершенно другой путь. Не борьбу с противодействующей действительностью, но бегство от нее... Правильно мы поступили или нет, покажет время. А пока что мы постепенно готовились к новой жизни. Оформляли документы для получения виз, морально прощались: я - со своим вторым по счету вузом и вновь обретенной семьей, декан - с любимым местом работы и домом, в котором прожил не одно десятилетие.

Отец Ромки не стал ждать педсовета, а подал заявление сразу после спектакля. Мне же предстояло остаться в Ливере до конца семестра, чтобы сдать экзамены и «закрыть» год... И хотя мой заступник уволился, дни протекали спокойно, хоть и тоскливо. Придирки прекратились; меня не «полюбили обратно», но по крайне мере зауважали - геройский поступок декана во время премьеры подарил мне индульгенцию в глазах общественного мнения. И хотя до самого последнего дня в университете я чувствовала предвзятое отношение к себе со стороны преподавателей, все равно смогла отстоять свое право получать хорошие оценки. И сдала сессию почти на «отлично».

Что касается моих родителей, их оказалось не так-то просто переубедить. После публичного предложения, которое сделал мне Веня, они поставили жесткий ультиматум: или я расстаюсь с неподходящим кавалером, или я им больше не дочь.

На том и порешили. Не прошло и недели, как я собрала скудные пожитки и переехала жить к декану (теперь уже бывшему). С той стороны последовала ответная нота - в позу встал оскорбленный до глубины души Рома. Но долго в ней не простоял, а тоже захватил гитару и переселился на съемную квартиру, заявив, что не сможет каждое утро лицезреть нас с отцом, выходящих из одной спальни.

Более того, парень вознамерился прекратить брать у Вениамина деньги и начать самому оплачивать свое жилье. Так что глубокое потрясение пошло ему только на пользу.

Мы с Вениамином тихо расписались в одном из загсов, а потом долго гуляли по весеннему городу и катались по Москве-реке. Я даже дала уломать себя на еще одну оперу (благо, теперь мне был известен способ сделать представление не таким скучным). Возможно, когда-нибудь я взбунтуюсь и захочу устроить пышную свадьбу по мотивам нашего бракосочетания. Но пока мы были счастливы тем, что имеем.

Эмиграция в Великобританию стала делом решенным. Верстовский загорелся желанием испытать как можно больше эмоций, попробовать все то, чего был лишен долгие годы - и переезд в новую страну попадал в эту категорию. А я любила Лондон с тех самых пор, как впервые там побывала.

Хотя я все равно буду скучать по сумасшедшему времени, проведенному в России. По тем необыкновеннейшим чувствам, которые подарило мне знакомство с семьей Верстовских. И его особняку, к которому успела прикипеть душой.

Мне будет не хватать долгих прогулок по лесу, окружающему элитный поселок. И сада, что мы на пару с Вениамином перекапывали и возрождали. Уверена, я не раз вспомню романтичные посиделки в красивой гостиной, украшенной зажженными свечами: декан включал классическую музыку, наливал вино в широкие бокалы из тончайшего стекла, а потом мы часами - буквально ЧАСАМИ предавались нашей общей страсти...

Как это было? Верстовский ослаблял воротник рубашки, прикладывал руку к груди, в его глазах загорался лихорадочный огонь. И начиналось.