Дрянной декан

– Я просто вне себя!
– легонько куснула его за шею, вдыхая его запах. Он так приятно пах, даже когда не пользовался одеколоном, что в моем животе моментально зашевелился, щекоча внутренности, маленький пушистый котенок.

Верстовский-старший замер, наслаждаясь укусом-поцелуем. Его тело напряглось, а руки стиснули меня сильнее.

– Я и думать не думал ни о каких заменах, - проникновенно пообещал он.
– Уж до конца жизни мне тебя хватит - там осталось не так много.

Романтичный настрой мигом слетел с меня.

– Не надо так говорить! Это ужасно!
– я невероятно разозлилась, даже отстранилась от него и ударила его кулаком по груди несколько раз. А после чуть не заплакала.

– Ты будешь жить еще долго-долго, ясно?!

Негодяй! Как он может с такой легкостью рассуждать о таких чудовищных вещах? Собрался оставить меня одну на этом бренном свете?! Мое сердце чуть не разорвалось от боли, когда я представила, что однажды мне придется похоронить Вениамина Эдуардовича.

– Слушаю и повинуюсь, - прошептал он, обмякая в своем кресле и отдавая себя во власть моего гнева.
– Но только если с тобой. Иначе на «долго-долго» я не согласен.

Наши губы нашли друг друга, и следующие минут пять я была почти счастлива. Но не до конца. Мне пришлось оторваться от него и прояснить еще один тревожащий меня момент.

– Аделаида сказала еще кое-что... Будто я готова разрушить твою жизнь из-за своих фантазий. Что это значит?

– Она утрировала, - Верстовский недовольно покачал головой.

– Но все-таки?..

Он сохранял молчание некоторое время, смотря куда-то вдаль. Потом тяжело вздохнул.

– Скоро должен состоятся педсовет по поводу снятия меня с должности.

– КАК?!
– я вынырнула из его объятий, в ужасе глядя на своего мужчину. Хорошо, что он держал меня на коленях, потому что иначе я могла бы просто свалиться на пол: небо и земля в очередной раз поменялись местами.
– Это из-за слухов?

– Боюсь, что так.

– И если совет решить тебя наказать...
– мой голос дрогнул.
– Ты перестанешь быть деканом и останешься просто преподавателем?

– Скорее, меня просто уволят. Но!
– он предвосхитил новый горестный возглас, готовый сорваться с моих губ.
– Они смогут это сделать только в том случае, если будут доказательства нашего романа.

Мне хотелось зареветь в голос. Что ж за такой поганый сегодня день! Предчувствия не обманули: Верстовский и правда может оставить меня одну - если не на белом свете, то хотя бы в университете!

– Какой кошмар...
– я поникла, вцепившись в рубашку декана и глядя на перламутровые пуговицы, не в силах поднять на него глаз.
– Нам нужно быть осторожнее. Я не смогу учиться тут без тебя! Только не это!!!

– Я и сам не хочу оставлять тебя без присмотра, - грустно сказал Вениамин.
– До педсовета еще есть время - он состоится только после спектакля. К тому же, в слухи верят далеко не все - Игорь Васильевич, например, на моей стороне. Пока что педсовет выглядит как вынужденная мера, которую инициировали радикально настроенные преподаватели

– Ладно, - мне все еще было очень страшно, но его спокойный тон и безразличный к таким серьезным новостям вид немного меня утешил. Я снова прильнула к нему, мечтая стать чуточку сильнее и смелее посредством наглейшего эксплуатирования его внимания и заботы.

Вдруг в дверь кабинета постучали.

– Вениамин Эдуардович, вы на месте?
– раздался приглушенный мужской голос с той стороны.

Мы потрясенно уставились друг на друга.

– ЧЕРТ! Совсем из головы вылетело, что у меня назначена встреча с ректором на это время! И...

– отец Ромки слегка побледнел.
– Я забыл закрыть дверь!

– Нас не должны увидеть!
– пискнула я, одновременно сползая на пол.

– Что ты делаешь?..
– декан в шоке посмотрел на меня сверху-вниз.

– Прячусь! Пускай заходит!

Игорь Васильевич не стал дожидаться приглашения Верстовского и, судя по звуку, слегка приоткрыл дверь.

– Вениамин Эдуардович, к вам можно?

– Д-да, - голос любимого мужчины отразил всю степень его волнения.

Но главным было то, что я успела-таки скрыться с глаз вошедшего и теперь сидела под столом декана. Практически прямо у него между ног.

44. Под столом у декана

Несмотря на всю опасность и, прямо скажем, двусмысленность моего положения, мне стало смешно. Сижу на корточках в замкнутом пространстве, чуть ли не задевая головой столешницу, и наблюдаю прямо перед собой пах Верстовского; снаружи осаждают толпы недоброжелателей; ректор самолично проверяет целомудренность своего декана - и как только докатилась до жизни такой?

«Я у твоих ног. Спасибо не говори...», - всплыли в голове строчки песни, и я хрюкнула от смеха, запоздало прикрыв рот рукой.

– Что-что вы сказали, Вениамин Эдуардович?
– заинтересовался ректор.

– Ничего. Чихнул... неудачно, - ледяном тоном произнес декан.

Его можно было понять: с одной стороны, если Игорь Васильевич обнаружит меня здесь, нам с Вениамином придет конец. А с другой... Обстановка, в которой я оказалась, будоражила воображение и открывала передо мной заманчивые перспективы. Тихонько посмеиваясь, я положила руки на щиколотки декана и начала медленное путешествие ими наверх.

Преподаватели тем временем завели какой-то рабочий разговор, обсуждая учебные планы, предстоящую сессию и прочие скучные темы. Как только я начала проказничать, тембр голоса Верстовского поменялся: из низкого и спокойного стал каким-то мальчишеским, просящим и неуверенным. Ему пришлось пару раз откашляться, чтобы заговорить нормально.

– Вы не заболели, Вениамин Эдуардович?
– обеспокоился ректор.

Я беззвучно орнула. У меня начало сводить живот от смеха.

– Есть немного, - прохрипел декан. Он опустил правую руку под столом и яростно погрозил мне указательным пальцем.

– А к врачу ходили?

– Э-э-э... Понимаете, это скорее душевная болезнь, нежели физическая...
– с надломом произнес отец Ромки. Я к тому времени добралась до внутренней стороны его бедер, выписывая круги кончиками пальцев по гладкой ткани штанин и представляя себя этакой массажисткой-гейшей-партизанкой.

– Прекрасно понимаю! Нам, в нашем возрасте, стоит беречь нервы и здоровье. Столько проблем на вас свалилось в последнее время, как вы вообще держитесь?..

– Не представляю!
– с откровенным страданием произнес Верстовский.

Осуждающий перст переместился прямо к моему лицу. Воспользовавшись такой шикарной возможностью, я обхватила его ладонь и быстренько погрузила большой палец себе в рот, чувствуя себя взрослой, развратной, почти что статусной женщиной.

Вениамин вздрогнул всем телом. Но руку отдергивать не стал, позволив мне и дальше ласкать ее.