Дубровский 2.0. Перезагрузка

– Это еще цветочки!

Познакомились. Завязалась беседа. Переводчика звали Вася, а вот с иностранцами многое оказалось непонятно. Дубровский-младший поначалу отказывался верить. Да и как поверить, что английская знаменитость Дэвид Суше вовсе и не Суше, а самый настоящий живой Гастингс. Не литературный Гастингс, а на-сто-я-щий.

Когда их представили, Дубровский-младший отмахнулся:

– Не может быть!

Довольный переводчик заржал уже в голос:

– Представляешь, никто не верит. – И понизил голос: – Если честно, я и сам не верю. Все время думаю, что меня разыгрывают, что эти двое – мистификаторы. Хотя я видел их паспорта. Там точно написано: этот, с усами, – Джон Гастингс, а второй, здоровый, который ряженый, – Эркюль Пуаро. Они мне объяснили, что Пуаро, который сейчас сидит перед тобой, это внук того самого Пуаро, а Гастингс – внук того самого Гастингса, ну, из кино, Агата Кристи и все такое. Понимаешь?

– Да хрень какая-то. Как может такое быть. Что, от бесплотных литературных героев могут рождаться реальные дети? Чертовщина. Не могли они взять псевдонимы, а на самом деле их зовут Смит и Джонс?

– Все может быть. Не заморачивайся, прими факт таким, какой есть. Ей-богу, легче станет. Я вот перестал об этом думать. Кстати, давай познакомимся. Чапаев Василий Иванович.

– Дубровский, Владимир… ни хрена себе, – протянул Дубровский и остановился. – Только вот этого не надо… Достаточно и бритишей.

Переводчик явно наслаждался произведенным эффектом и замешательством своего нового знакомого. Потом рассмеялся:

– Нет, это не то, о чем ты сейчас подумал. Мы однофамильцы. – При этом новый знакомец как-то хитро, с прищуром усмехнулся, и не поймешь, правду говорит или нет. – Никакого родства между мной и героем Гражданской войны не имеется. Надеюсь, что ты тоже лишь однофамилец пушкинского Дубровского, а не прадитя литературного героя!

– Нет,– соврал нынешний Дубровский-младший. Ему совсем не хотелось вдаваться в подробности своей личной жизни перед незнакомым человеком, пусть даже и Чапаевым. – Чтобы уйти от неудобной темы, спросил у переводчика: – Чем занимаются эти клоуны и зачем в Питер приехали?

– Гастингс – частный детектив, а Пуаро – его помощник. В Петербург приехали туристами, по крайней мере, так говорят.

– Пуаро чего так вырядился?

– Я его об этом спрашивал, он говорит, мол, так представлял Россию. Еще удивлялся, что медведей на улицах не видно.

– Ты ему сказал, что он ошибался.

– Сказал, а толку: стереотипы сильнее людей. По крайней мере, водки завались.

Водки действительно было много выпито в этот вечер. Ее пили Чапаев, Пуаро и Дубровский-младший, закусывали пельменями, семгой и икрой. Гастингс потягивал вино, скорее делал вид, что пьет.

Пуаро с Чапаевым играли в рулетку, звали Дубровского, но он отказался, сказав, что человек неазартный. Конечно, проиграли. Ночь провели у Дубровского-младшего за картами.

* * *

Андрей Гаврилович Троекуров, отставной пехотный капитан, маялся перед зеркалом, пытаясь завязать галстук. Наконец не выдержал, позвал дочь:

– Маша, помоги. Тут черт ногу сломит. Зачем я тебя послушался, мог бы прекрасно обойтись без галстука. Ты же знаешь, что я его не ношу.

– Папа, Новый год, мы идем в гости, ты должен прилично выглядеть. – Дочь ловко завязала узел, подтянула к воротничку рубашки. – Не давит?

– Расслабь немного. Вот так.

Маша Троекурова служила в театре в Санкт-Петербурге и вырвалась к отцу в Выборг, чтобы вместе встретить Новый год. Родитель постоянно обижался, что встречает главный праздник один. Но как ему объяснить, что у актеров предновогодняя декада самая денежная и что роль Снегурочки позволяет хоть немного поправить бюджет. Но на это раз отец был непреклонен, и ей пришлось все бросить и мчаться в Выборг. Приехала, а ее ждал сюрприз: они приглашены в гости старым сослуживцем отца Кирилой Петровичем Дубровским.

– Кстати, там будет и этот, как его, твой ухажер, – саркастически бросил Троекуров, изображая пальцами нечто легковесное.

– Какой еще ухажер?

– Дубровский-младший. Или уже нет? – Троекуров иронично посмотрел на дочь.

Эта новость ее не обрадовала. Она сразу хотела отказаться от поездки, но пришлось бы объясняться с отцом. А этого совсем не хотелось. Больная тема, потому что отношения с ухажером, как назвал Дубровского-младшего отец, с недавних пор стремительно полетели под откос. Именно в тот день, когда состоялась их помолвка, которая тут же перешла в жесткую размолвку. Владимир напился, потерял контроль над собой, а она убежала в слезах. На следующий день он просил прощения, но она заявила, что пока тот не бросит губительных привычек, встречаться они не будут. Владимир побледнел, заявил, что ультиматумов не приемлет и если она не хочет продожать их отношения, так тому и быть. И вот уже месяц они не виделись.

Ну как объяснишь отцу, что его дочь помолвлена с Дубровским-младшим, ведь отец не жаловал Владимира, считая его гулякой и бабником. И уж точно был недостоин его скромницы дочери. Как оказалось, тысячу раз был прав отец.

Маша познакомилась с Дубровским-младшим на телевидении, где работал Владимир. Он ей сразу понравился: открытый взгляд, мальчишеская улыбка, уйма обаяния, которая с лихвой компенсировала небольшой рост и некоторую субтильность. Да и телевизионная известность привлекала. Проклятая бабья натура. Уж на что, казалось бы, знала изнанку такой известности, а все равно было лестно познакомиться со звездой.

Кажется, она ему тоже понравилась. По крайней мере, обменялись телефонами. Не то чтобы она ждала его звонка, но чувствовала себя некомфортно до того момента, когда он позвонил. Начался роман.

Не сразу Маша узнала вторую натуру Дубровского-младшего: гуляка, пьяница, игрок. И врал ей. Но было уже поздно – она влюбилась как последняя дура. Через несколько месяцев после знакомства выяснилось, что Владимир начал баловаться кокаином. Вначале скрывал, потом перестал скрывать. И тогда перед ней встала дилемма: продолжать отношения или прекратить.

Но Маша не решалась на разрыв. И по причине, которую пока не хотелось никому объяснять – ни подругам, ни тем более отцу. А Владимиру и вовсе. Хотя понимала, что рано или поздно все откроется. Было от этого так нехорошо, потому что любое решение было либо плохим, либо очень плохим.

* * *

Отец постарался причесать свои до сих пор непокорные, но седые волосы и пошел надевать пиджак. Маша посмотрела на себя в зеркало. Ничего особенного: большой припухлый рот, великоватый, с горбинкой, нос, прямые, как солома, волосы до плеч, худые, хотя и длинные ноги. Но вот глаза… глаза и вправду были замечательные – серо-зеленые, загадочные. И улыбка. Улыбалась она так: подавалась навстречу собеседнику, что создавало некую интимность, глаза озарялись внутренним светом, уголки губ чуть приподнимались, и все лицо становилось по-детски открытым и наивно-нежным. Но в последнее время улыбалась она нечасто.

По телевизору демонстрировали последствия урагана «Федерико», который бушевал над Северо-Западной Европой. Невиданной силы ветер со снегом сносил крыши домов, тащил за собой пешеходов, рвал линии электропередач, и тысячи людей остались без света. Не работали аэропорты, а по ТВ бесконечно крутили сюжет с самолетом, который никак не мог сесть – его сносило со взлетной полосы. Но пилоты продемонстрировали чудеса изобретательности, применили, сообщал диктор, так называемую технику «краба» и боком приземлились. И действительно, самолет то пятился, то подпрыгивал и на самом деле напоминал огромного краба. Диктор, правда, не сказал, что при этом испытывали пассажиры.