Дуэль. Всемирная история

Питт стрелялся с Тирни на Патни-Хид в 1798 г., как и Кэннинг с Каслри в 1809 г. Монтгомери и Макнамара столкнулись в Чок-Фарм в 1803 г., хотя сама ссора произошла в Хайд-Парке. Лорд Пэйджет и полковник Кадоган обменялись выстрелами на Уимблдон-Коммон в 1809 г., тогда как в тот же год лорд Фолкленд пал от руки мистера Пауэлла в Чок-Фарм. Словно бы желая лишний раз подтвердить, что Хайд-Парк перестал быть обиталищем дуэлянтов, некий Томас Смит написал в 1836 г. памфлет, озаглавленный «Исторические воспоминания Хайд-Парка», в которых содержались сведения о известных дуэлях, происходивших в парке. Как следует из записок Смита, поединки в Хайд-Парке к 1836 г. сделались прошлым и теперь принадлежали истории. В георгианский период неспособность уголовного права проводить сильную линию в отношении дуэлей приводила к значительным противоречиям. Что до положения дуэлянта в смысле закона, сомнения теоретически отсутствовали. Сэр Флетчер Нортон, генеральный атторней, открывая в 1765 г. судебное дело «корона против лорда Байрона», напоминал Палате лордов:

Совершенно ясно, что… если случается ссора, но затем стороны имеют время охладить пыл, однако потом все же дерутся и один погибает, уцелевший виновен в убийстве. Или же если характер, который носило деяние, выдает порочность намерений и гнусность замысла, тогда это будет убийством^{463}.

Все действительно совершенно ясно. Правда, не всем. Более того, как предписывал дуэльный этикет, поединок не должен был начинаться сразу же после ссоры, а потому дуэлянты, следовавшие кодексам, неизбежно подпадали под статью уголовного права. Рациональная установка в диктате этикета, безусловно, имела целью остановить дуэль, не дать, возможно, пьяным и излишне возбужденным дуэлянтам столкнуться друг с другом под влиянием момента — промежуток, предусмотренный в процедуре, позволял назначить секундантов и предоставлял время разрешить противоречие без боя. Но закон гласил, что если дуэлянт получил отсрочку для охлаждения страстей, уцелевший после поединка становился убийцей.

Так или иначе, присяжные неохотно обвиняли дравшихся на дуэлях господ в убийствах, при условии, если теми соблюдались все формальности. Именно так и происходило, даже когда дуэлянты имели много времени — несколько дней в отдельных случаях — для охлаждения страстей, что, с точки зрения закона, однозначно позволяло трактовать смерть в следовавшем затем поединке как убийство. И в самом-то деле, все только осложнялось тем парадоксальным явлением, что дуэлями, обычно вызывавшими нехорошее подозрение жюри, оказывались те бои, в которые стороны вступали в порыве гнева. Как раз вследствие поединка при таких условиях в 1808 г. майора Кэмпбелла обвинили в убийстве капитана Бойда. Хотя именно на такие дуэли — в теории, по меньшей мере — закон закрывал — или должен был закрывать — глаза. Таким образом, приходится признать, что право скорее поощряло пьяные потасовки, в которых, хотя и к сожалению, кто-то погибал, но осуждало дуэлянтов, соблюдавших предписанный этикет.

В январе 1830 г. Ричард Ламбрект убил Оливера Клэйтона на дуэли в Баттерси-Филдс. Поединок разгорелся в темноте, никто из участников не видел цели, но Клэйтон, тем не менее, погиб. Ламбрект и двое секундантов — Фредерик Кокс и Генри Бигли — впоследствии предстали перед выездной сессией суда присяжных в Кингстоне по обвинению в убийстве Клэйтона. Не вызывал сомнения тот факт, что роковой выстрел сделал Ламбрект, и судья, подводя итоги слушания, сказал жюри, что у него нет оснований снижать статью с намеренного убийства до нечаянного. Несмотря ни на что, присяжные вынесли приговор «не виновны»^{464}.

Нежелание жюри осуждать обвиняемых дуэлянтов иллюстрируют два шотландских дела 20-х гг. девятнадцатого века: процесс над Джеймсом Стюартом, убившим в 1822 г. в поединке сэра Александра Босуэлла, и суд над Дэйвидом Лэндейлом за убийство в 1826 г. на дуэли Джорджа Моргана. В обоих случаях присяжные без всякого сомнения оправдали фигурантов. В случае со Стюартом жюри даже не понадобилось уединяться для обдумывания приговора. Точно так же и в деле Лэндейла присяжные вынесли вердикт «немедленно и единодушно», не покидая зала. В последнем случае задачу заседателей облегчил судья, лорд Джиллис, который в своем напутственном слове фактически дал жюри указание оправдать Лэндейла. Все это, несмотря на тот факт, что защита даже не пыталась утверждать, что Лэндейл не убивал Моргана^{465}. Три приведенных выше примера показывают, как трудно бывало прокурорской стороне добиться справедливых приговоров по дуэльным делам.

Всю степень сложности задачи тех, кто стремился к непременному искоренению дуэлей, показывают некоторые статистические данные, согласно которым в правление Георга III отмечалось 172 заявленные дуэли. Из 344 главных участников 69 погибли, а 96 были ранены, таким образом остается 179 человек, не получивших, что называется, ни царапинки ^{466} . Цифры представлены историками, изучавшими дуэли, и, хотя нет никаких способов проверить точность выкладок, они, тем не менее, красноречиво говорят о недейственности уголовного права в отношении дуэлянтов. Если посмотреть на дело иначе, можно сказать, что данные показывают то, до какой степени власти фактически поощряли поединки чести в Британии при Георге III. Из 172 дуэлей за 60 лет лишь 18 закончились судами, при этом из этого количества семерых обвиняемых признали в неумышленных и только троих в умышленных убийствах; двоих из троих казнили ^{467} . [64] По мнению Грэнвилла Шарпа — реформатора, писавшего в 1790 г., — «снисхождение в судах» по дуэльным делам оказывалось «произвольно и без всякой оглядки на закон». Он шел дальше и утверждал, что безнаказанность, которой наслаждались дуэлянты перед лицом закона, являлась «одной из главных причин продолжения и даже роста в настоящее время отвратительной и позорной практики дуэлей» ^{468} . Как ни смотри на имеющуюся статистику, получается, что не согласиться с Шарпом просто невозможно. Даже при том, что только одна десятая часть дуэлей вообще рассматривалась в судах и едва половину фигурантов признавали виновными, все равно на пути тех, кто желал видеть большее количество дуэлянтов обвиненными в совершенных убийствах, вставали дальнейшие препятствия. Первое, древняя юридическая аномалия, от которой у Гренвилла Шарпа волосы вставали дыбом, — право преимущества клира. Данную норму некогда ввели для защиты священнослужителей от преследований светских властей, особенно в свете наличия у церкви своей системы правосудия. Так как умение читать в средневековой Англии выдавало обычно принадлежность человека к духовному сословию, преимущество «делать заявление о своей невиновности» заключалось в том, чтобы зачитать (или протарабанить на память, как пономарь) стих из Нового Завета. По положению 1547 г. все пэры могли прибегать к требованию применения в отношении их права преимущества клира даже без необходимости клеймения руки (норму ранее ввели для того, чтобы светский человек не мог ходатайствовать о применении к нему права преимущества клира больше одного раза). Что же аномалия означала для дуэлянтов? При условии, если присяжные вообще выражали готовность осудить фигуранта хотя бы за сравнительно нетяжелое преступление — неумышленное человекоубийство, — он отделывался не более чем легким испугом. Существование подобной уловки, как считали реформаторы, подвигало жюри признавать дуэлянтов виновными в неумышленных человекоубийствах (то есть в убийстве без отягчающих вину злокозненных намерений, совершенном случайно). Эдуард, эрл Уорик, приятель лорда Мохана, потребовал применения к себе права преимущества клира, будучи в 1699 г. обвинен в неумышленном человекоубийстве. Лорд Байрон воспользовался приемом, чтобы вовсе избежать наказания, признанный виновным в неумышленном человекоубийстве после гибели на дуэли от его руки Уильяма Чауорта. Время от времени предпринимались усилия как-то ограничить право преимущества клира, однако оно продолжало занимать место в кодексе законов до отмены в правление Георга IV В отношении пэров оно применялось до окончательного упразднения в 40-е гг. девятнадцатого века ^{469} .

64

He называя источника, Ричард Коэн приводит данные, в соответствии с которыми количество зарегистрированных дуэлей в правление Карла II составляет 172 случая, что странным образом в точности совпадает с данными по правлению Георга III. Подозрения в том, что Коэн перепутал статистические выкладки, только усиливаются его утверждением в том, что при Карле II 96 человек получили ранения и 69 погибли. Поскольку это опять-таки в точности количество убитых и раненых по Стейнмецу для периода царствования Георга III. См. Cohen, op. cit, p. 50.

Если дуэлянту особенно не везло и его обвиняли все же в умышленном убийстве (по таким делам право преимущества клира не применялось), всегда оставалась надежда на королевское помилование. В 1750 г. присяжные в Олд-Бэйли признали капитана Кларка виновным в убийстве капитана Иннеса при обстоятельствах, когда явно имело место двурушничество. Обмен выстрелами осуществлялся на очень короткой дистанции — ярда, наверное, четыре, не более, — но, что еще значительнее, пистолеты Кларка заметно превосходили оружие Иннеса. Жюри, обвинив все же Кларка в убийстве, указало на него как на лицо, достойное прощения^{470}. Георг II с радостью воспользовался рекомендацией суда и с чистой совестью избавил Кларка от виселицы.

В 60-е гг. девятнадцатого века Эндрю Стейнмец писал, что «Георг III априори одарял дуэлянтов «пардонами», которые те имели в карманах, когда следовали к местам поединков, как в случае эрла Талбота и Джона Уилкеса, что отлично осознавал последний»^{471}. Было ли это справедливо в буквальном смысле — как, если верить самому Уилкесу, обстояло дело на его дуэли с лордом Талботом, — можно посомневаться и поспорить, однако Стейнмец явно находил основания считать, что большинство дуэлянтов с уверенностью могли рассчитывать на помилование со стороны Георга III, если им довелось убить соперника в поединке. Однако приведенные выше статистические данные по дуэлям доказывают (если они вообще что-либо доказывают) обратное: только одного из трех признанных виновными в убийстве в правление Георга III король помиловал, что явно говорит не в пользу версии о том, будто монаршая милость в его царствование даровалась всем без разбора. Статистика говорит скорее в пользу того, что главная гарантия безнаказанности для дуэлянтов заключалась не в надежде на верную королевскую милость, а во-первых, в нежелании властей привлекать подобных нарушителей законов к суду, а во-вторых, в еще большей несклонности присяжных выносить обвинительные приговоры по делам дуэлянтов. Чего, правда, мы никогда не узнаем из статистических данных, — это того, скольких из них помиловали на раннем этапе — то есть фактически не доводя до суда.

Есть, однако, свидетельство того, что Георг III проявлял активную заинтересованность в вопросах дуэлей, особенно между офицерами в вооруженных силах. Данное наблюдение позволяет сделать вывод, что, вовсе не занимая попустительской позиции в отношении дуэлянтов, он делал все от него зависящее для недопущения поединков. Дуглас цитирует два случая, когда король вмешивался в процессы военных трибуналов. Первый касается майора 67-го пешего полка Джона Брауна, которого судили на Антигуа (в Вест-Индии). Председатель суда, лорд Фредерик Кавендиш, сообщал о «большом раздражении и враждебности» между сторонами и что «без какого-то своевременного посредничества можно ожидать последствий, подрывавших военный порядок и дисциплину». Лорд Фредерик получил указание от короля добиться примирения между развоевавшимися офицерами. Точно так же король приложил руку к охлаждению страстей между генералом Мюрреем и сэром Уильямом Дрэйпером. Ссора вспыхнула между этими двумя вследствие написанного Дрэйпером письма, в котором Мюррей обвинялся во лжи. Король велел вновь открыть слушания по делу Мюррея в трибунале с целью примирить офицеров. Желаемое было достигнуто^{472}.

В свете дуэли герцога Йоркского и полковника Ленокса в мае 1789 г. лордам Дувру и Амхерсту — полковникам лейб-гвардейских полков — задали вопрос в отношении того, что будет разумным предпринять, дабы гарантировать корону от подобных инцидентов в дальнейшем. Они посоветовали Георгу III «употребить всю Вашу королевскую власть для пресечения сих тревожащих и к тому же множащихся злодеяний за счет изъявления самым суровым образом Вашего в том неудовольствия». Расшифровывая, что же именно имелось в виду под неудовольствием, их сиятельные лордства предлагали поставить в известность всех и каждого из офицеров, что нарушения Военного кодекса будут караться увольнением со службы^{473}. Тремя годами ранее министр внутренних дел, лорд Сидни, обратился за помощью к королю в деле предотвращения перерастания в опасную фазу длительных разногласий между лордом Макартни и генералом Стюартом^{474}. В 1788 г. Георга III так глубоко и неприятно поразило гнусное убийство на дуэли капитаном де Ланей майора Чэпмена (см. четвертую главу), что король приказал навеки вычеркнуть имя капитана из списков личного состава армии.

Король также оказался вовлечен в кутерьму, поднявшуюся после обвинения майора Кэмпбелла в убийстве капитана Бойда на дуэли в июне 1807 г. Как мы с вами уже видели, обстоятельства поединка выглядели решительно подозрительными. Дело Кэмпбелла в связи с убийством Бойда разбирал судья Мэйн и присяжные на выездной сессии в ирландском графстве Арма летом 1808 г. Защита Кэмпбелла строилась на его завидной репутации как офицера и человека чести. Так или иначе, когда Мэйн подошел к напутствию присяжных — а он стяжал себе славу жесткого судьи, особенно когда дело касалось дуэлей, — он не пожелал почтить добрым словом кодекс чести. Мэйн также противодействовал любой попытке вызвать у жюри симпатию к Кэмпбеллу. Другими словами, он ни в коем случае не стремился использовать свое влияние и воздействовать на заседателей, расположив их к обвиняемому, как, например, поступил судья при разборе дела Лэндейла в Шотландии за несколько лет до того. В результате жюри признало Кэмпбелла виновным в убийстве — как мы уже не раз убеждались, случай на самом деле редкий в судебной практике того времени, — а Мэйн приговорил его к повешению. Как бы там ни было, все ожидали, что в итоге Кэмпбелла простят. Большое жюри графства Арма обратилось с ходатайством о помиловании к лорду-местоблюстителю (главе судебной и исполнительной власти в графстве. — Пер.), герцогу Ричмонду (который и сам, как полковник Ленокс, дрался на дуэли 20 годами ранее), но судья Мэйн блокировал этот шаг тем, что не квалифицировал Кэмпбелла как личность, достойную прощения. И все же исполнение наказания отстрочили до изъявления королевской воли по делу^{475}.