Дух Древнего

Я посмотрел на него с непониманием, и он добавил:

— Бывает, что молодые аристократы ослушиваются родителей, кутят, перед отъездом в академию. Вы же в академию едете, так? — он слащаво улыбнулся, заскользил глазами по моему наряду и, дождавшись кивка, продолжил: — так вот, они опаздывают, а мы обязаны отмечать станцию входа. — Он вздохнул и покачал головой в притворном сожалении, — Родители проверяют, и ребятам достаётся на орехи.

Хм, задумался я на минутку, пока проводник уставился на меня и ждал ответа. С одной стороны денег жалко, а с другой «папаша» наверняка будет проверять, и фиг бы с ним, но у меня есть Коля. Если люди «папани» выйдут на Пески, то они смогут пойти по следу уже моего слуги, а он мне нужен живым.

Так, решено. Два рубля так два рубля.

Я полез в сумку и протянул купюры проводнику.

— Прошу за мной, — мужик вновь расцвёл услужливостью.

— Э нет, — тормознул я его, прихватывая за рукав форменной куртки, — сначала отметка.

Проследил, как он достал список и ручку. Дописал необходимую мне информацию и только потом качнул головой:

— А теперь веди.

— Конечно, прошу за мной, господин, — прощебетал проводник и ступил на подножку, — у вас купе номер пять.

Раньше я на поездах не ездил. Не доводилось. Но я смотрел кино и ролики в интернете, потому знал, как выглядит вагон изнутри. Как же реальность отличается от картинки на мониторе.

Узко! Просто не реально узко в проходе. Проводник шёл боком. Задевал о стены моим чемоданом, хоть он и был средних размеров. Хорошо, что я сумку при себе оставил. Приходилось придерживать её, когда расходился со встречными пассажирами.

А духота? Вот почему бы окно не открыть? Воздух спёртый, тяжёлый. Душил не хуже дыхания Керры. Я знаю, о чём говорю, поверьте.

— Простите, в сторону, извините — бормотал проводник, чуть впереди меня и я, предупреждённый, готовился к очередным притираниям. Прислонялся к стене спиной. Забавно, не отсюда ли пошла фраза, повернуться к людям задницей?

Вдруг, что-то мягкое и упругое коснулось моей груди. Я вынырнул из задумчивости и скосил глаза вниз.

Кровь прилила к поясу. Оживила низ моего тела. Сердце застучало сильней.

Захотелось облизнуться, сказать: «сколько лет, сколько зим», — и схватиться руками далеко не за сумку. Но я сдержался.

Сдержался и, оторвав взгляд от будоражащего фантазию декольте, посмотрел на его хозяйку, и время замерло.

Тёмно-русые волосы ниспадали на плечи. Блестела на солнце из окна оливковая кожа. Поджимались полные, как спелые ягоды губы.

Вот, вздёрнулся тонкий, чуть с горбинкой носик. По лицу, ни капли не испортив красоту милого создания, пробежала тень раздражения, и наши глаза встретились.

Всё! Я влюбился.

— Ну и? — зелёные, с лёгкой золотинкой глазки прищурились. А какой голос! Песня! — долго стоять будем?

— Ещё две минуты, — просипел я, внезапно пересохшим горлом, прикидывая, сколько поезд уже простоял.

— Пфф, — фыркнула девушка, и, обдав меня тонким ароматом нарциссов, выскользнула в сторону.— Идиот, — бросила она, схватилась за ручку, и открыла дверь в купе рядом.

— Лида! — раздался оттуда возглас, и я краем глаза заметил девушку в одних лишь трусиках, но даже не перевёл на неё взгляд.

Дверь тут же захлопнулась, а у меня перед глазами все стояла темноволосая красавица.

Тонкий стан в красном, утягивающем платье, можно обхватить пальцами. Высокая грудь так и манит схватить её. Стройные, чуть крутоватые бёдра обещают….

Она идеальна!

Правда!

— Господин, — голос проводника вырвал меня из сладостных грёз.

— А? — обернулся я, натыкаясь на взгляды нескольких человек, юношей и девушек, которые тоже вышли посмотреть в окно.

— Ваше купе здесь, господин, — проводник, хмыкнув, указал на закрытую перед ним дверь.

— Иду, — кивнул я и, посмотрев на невольных зрителей, махнул рукой на лес за окном: — красиво, правда? А внутри ещё красивей, только животные там дикие, и опасные.

Ребята посмотрели, куда указала моя рука, я же засеменил мимо них. Неожиданно в штанах стало тесно, потому приходилось делать мелкие шаги.

Вот же, Цербер побери природу человека. Сколько лет прошло. Сколько служанок вокруг вилось. Сколько других девушек, а такого ни разу не происходило. Как неловко….

Хотя, знаю я, почему так. Очень уж эта Лидия похожа на одну мою знакомую из прошлой жизни. На прекрасную деву из Спарты.

Ух, и сколько тогда мужей полегло в борьбе за её руку и сердце. Но победил я. Жаль, век её оказался не долог. Не давалась ей магия.

— Приятной, Вам, поездки, господин, — выдал проводник, как только я с ним поравнялся, и он стал открывать дверь в купе. — Я Кузьма Родионович, смотритель этого вагона, всегда к вашим….

— Ты чё, оглох, безтитульный! — раздался из купе возглас и мы с Кузьмой увидели, что происходило за, буквально, закрытыми дверями.

— Иди, давай, отсюда, это теперь наше купе, — крепкий, как кабанчик, парнишка навис над щуплым юношей в очках.

Крепыш оказался не один. Рядом с ним, в проходе меж двумя мягкими диванами, стояла ещё пара парней.

Деловые пиджаки придавали плечам троицы ширины. Лакированные туфли указывали на хороший вкус слуг. Печатки на пальцах своей формой обозначали сословие. А бритые затылки, которые щетинились коротким ёжиком волос, говорили о намерениях выбрать военную стезю.

От них всех так и веяло угрозой и уверенностью в своих силах. Правда, не того уровня, какой присущ взрослым, состоявшимся мужчинам. А так, уровня мелкой гопоты.

Щуплый юноша, напротив, не блистал храбростью и напористостью, но умел отстоять свои взгляды.

Он забился в угол между столом и грядушкой дивана. Подтянул под себя ноги. Вцепился руками в столешницу и сверкал голубыми глазами из-за прямоугольных линз очков. Да, такого захочешь, не оттащишь. Он, даже рукава подвернул, да и рубашка оказалась в пятнах. Значит, не жалко и порвать. До конца стоять будет, не сдастся.

— Ты сам нарвался, Тихон, — пробубнил кабанчик, схватил щуплого за рубашку и замахнулся кулаком.

Щуплый мотнул головой, скинул очки и зажмурился.

— Господа, — провозгласил я, заходя в купе и широко улыбаясь.