Дух города

— Да и ладно. Ну, забыли, дураки. Зато завтра мы постараемся не забывать о такой возможности, и, думаю, воспользуемся ею еще не раз.

Хвост ушел умываться, а затем к себе в комнату, пообещав составить план на завтра. Он отнесся очень серьезно к проблеме становления меня, как целителя, и насыщения энергией. Это был вызов, который он решительно принял. Спасибо, что дал мне хоть один выходной.

Сон никак не шел. Я чувствовал, что переполнен энергией, и надо что-то с этим делать. Я позвонил Максиму Николаевичу и поинтересовался, как дела у Андрея; он сказал, что все отлично. Мой друг пришел в себя, помогла моя кровь, и его на днях перевезут в Москву, в обычную больницу. А через неделю, скорее всего, отпустят уже домой. Этим сообщением майор меня обрадовал. Но тут же Максим Николаевич очень строгим тоном предупредил, чтобы я был предельно осторожен. По его сведениям, моя фотография и данные есть у нескольких разведок, и живым я им, скорее всего, не нужен. Попросил не соваться к дому на Неглинной без звонка ему. Там слишком много агентов и, наверняка, сам дом находится под неусыпным прицелом снайперов. Так что мне смертельно опасно там появляться. Но если очень надо будет — звонить ему, что-нибудь придумаем. Я поблагодарил Максима Николаевича, и положил трубку. Хорошо, когда о тебе заботится аж ФСБ. Для меня это, конечно, странно, но в тоже время успокаивает.

Еще майор попросил меня сообщать ему, если я собираюсь погулять по центру города, чтобы он мог обеспечить мне необходимую охрану. Я пообещал подумать над этим. Но пока я не видел такой необходимости. Вообще, во мне боролись два чувства. Одно — мысль о том, что защита ФСБ — это хорошо, я и сам планировал с ними в дальнейшем сотрудничать. Все-таки, Максим Николаевич произвел на меня приятное впечатление человека, знающего, что он делает и для чего. Второе же — ощущение того, что я под колпаком у спецслужб. Оно меня угнетало. Я понимал, что это смешно звучит. Но возможное отсутствие личного пространства, когда ты понимаешь, что каждый твой шаг, каждое твое слово может быть известно ФСБ, — это, мягко говоря, напрягает, и развивает паранойю. Вот и сейчас — я лежал в кровати и думал, что зря отсюда звонил майору. Ведь, если до этого я мог предполагать, что сотрудники ФСБ не знают мое местоположение, то теперь оно наверняка им известно. Все-таки, вести подпольную жизнь очень сложно. Надо очень многое знать, и тщательно продумывать каждый свой шаг.

Я по-прежнему был наполнен, как никогда, энергией Духа. И от нечего делать начал экспериментировать. Например, у меня все быстрее получалось формировать шарик света и запускать им в выбранную цель. Так же я пытался сделать большой шар, что-то там Хвост говорил о файерболах, но ничего такого у меня не получалось. А маленькие шарики света, брошенные в стену, не оставляли никакого следа, полностью растворяясь в ней, и насыщая стену энергией. Наконец, утомленный экспериментами, я уснул — и снова провалился в видение.

Я оказался в том же доме, что и в прошлый раз. За столом сидел целитель Зиновий, рядом с ним сидели хранитель Савелий и еще пара человек. Теперь я уже хорошо видел свечение, исходившее от них, и понял, что и остальные участники застолья — хранители. Целитель светился ярче всех, Савелий ненамного отставал, остальные хранители светились ярче обычных людей, но до уровня Зиновия и Савелия им еще было далеко. Сам целитель выглядел гораздо лучше. Было видно, что он отъелся, да и одет был побогаче остальных. В его взгляде появилась уверенность в себе и скрытая сила. Он внимательным взглядом обвел сидящих за столом и, налив себе вина из кувшина, начал разговор:

— Итак, все вы знаете, что Кутузов на военном совете получил дозволение оставить город, и с войсками двинулся в сторону Рязани. В городе осталось много раненых солдат, лечением которых руководит Савелий.

— Все так, — кивнул Савелий, — но, конечно, нас на всех не хватает. Стараемся лечить наиболее пострадавших. Тем, кому требуется неотложная помощь. Ваша кровь бы пригодилась.

— Крови пока не будет, — твердо сказал, как отрезал, Зиновий. — Я дал небольшой запас Кутузову. На простых солдат расходовать кровь глупо. Их больше десяти тысяч. Да к тому же, у нас проблемы с духовенством. Не по нраву им наше целительство. Скрываться приходится. — Целитель сильно изменился с прошлого раза. Теперь это был не забитый и замученный мужчина, а вполне уверенный в своих силах Целитель.

— Наполеон с войском уже входит в Москву, собираются занять Кремль, — подал голос один из хранителей, по одежде и осанке похожий на военного, — что будем делать?

— Дух недоволен тем, что город отдали, причем без боя. Мне удалось вчера открыть к нему дверь. Он примет меры против солдат захватчика, — все так же жестко ответил Зиновий.

— Хорошо бы, — произнес Савелий, — жить под французами мы не сможем. Вся надежда на Кутузова: соберет войско в кулак — и выгонит лягушатников из столицы.

— Тогда продолжаем все, как есть. Лечим солдат и офицеров, и следим за обстановкой, — отдал указания целитель. — Я сейчас пойду на площадь, говорят, уже оркестр выстроился, готовятся встречать Наполеона. Хоть посмотрю на него. Врага надо знать в лицо. Савелий, ты со мной? — Савелий кивнул и целитель, быстро проведя рукой по стене, открыл дверь. Я влетел в нее за ними.

Мы оказались на площади. Тут было достаточно многолюдно. Было много солдат в французских мундирах, и на лошадях. Они разительно отличались от остального, бедно одетого, народа. Все пуговицы на мундирах сверкали, сбоку висели шпаги. У некоторых за плечами висели ружья. Я услышал крики:

— Едет! Едет! — тут же стоявший невдалеке военный оркестр заиграл «Марсельезу». Солдаты окриками раздвинули народ, образовав широкую дорогу, по которой скакали конные. Во главе, в неизменной треуголке, ехал Наполеон Бонапарт. На вид ему было лет сорок-сорок пять. Гладко выбритое лицо, орлиный нос. Он смотрел свысока на людей, с несколько презрительной улыбкой. Наполеон добился своего, и сегодня, под звуки музыки, въезжал в московский Кремль.

Савелий тронул за руку целителя и они, осторожно отступив в переулок, открыли дверь, и вернулись обратно в дом. Я неотрывно следовал за ними.

— Ну вот, Наполеон — и в Кремле, — тихо сказал Савелий, — я не верил, что такое возможно.

— Мы должны как-то помочь нашей стране, негоже оставаться в стороне. Но что мы можем сделать? Только лечить — и надеяться, что Дух поможет и сбережет. — произнес один из хранителей все так же сидевший за столом.

— Я хорошо знаю Кремль. Я там был много раз. Я могу ночью пробраться — и убить Наполеона. Его армия его боготворит, но, говорят, Наполеон не любит конкурентов, и сильных военачальников, кроме него, почти и нет. Тогда Кутузов с легкостью выбьет их отсюда, — предложил Савелий.

— Мы не убийцы. Я целитель, и не могу марать руки в крови. Ты же хранитель, тебе тоже не пристало такое, — повернувшись к нему и осуждающе качая головой ответил Зиновий.

— Я уверен, что Дух одобрит это деяние. Убийство Наполеона перетянет чашу весов в нашу пользу. Его войско без начальника будет слабо и Кутузов легко его выбьет из города.

— Я не хочу об этом даже слышать! Это не правильно! — повысив голос ответил Зиновий, но затем покачав голос головой добавил, — Поступай, как знаешь. Эта война слишком далеко зашла. Погибло очень много людей. Но я все равно против такого решения.

— Хорошо, целитель. Я сам приму решение. Мне надо время подумать. — Савелий поклонился Зиновию, — Пойду к раненым. Помогу врачам. Не зря же я почти десять лет учился у заморских докторов.

— Иди. Завтра утром зайди, я постараюсь дать немного крови, для самых тяжелых больных, — произнес он вслед уходящему хранителю и тихо добавил, — я целитель, я не убийца.

Савелий, поклонившись, вышел. Я нерешительно висел посреди комнаты. Целитель сел за стол, и стал что-то писать на слегка желтых, неровных листах, макая гусиное перо в чернильницу.