Дух волков

Я увидела трупы Праннана и Аммы, лежавшие рядом с двумя мертвыми людьми.

– Они спали в одной хижине вместе с людьми, – сказала Хлела. – Они так и остались с этими медлительными людьми и не успели убежать вовремя. Я пыталась вывести их, но они смотрели только на своих людей.

Меня обдало таким стыдом, что я едва устояла на лапах. Первая заповедь вожака – беречь идущих за ним волков. Амма и Праннан доверились мне, но я принесла им смерть. Я делала все, что в моих силах, чтобы завоевать расположение людей и спасти волчий род, но в результате убила волков, которые больше других нуждались в моем покровительстве. Когда родилась я – дитя смешанной крови с полумесяцем на груди, – Рууко сказал, что я буду несчастна. Милсиндра же говорила, что я погублю волчий род. Оба они оказались правы.

– Иди сюда, волчица, – позвал меня Тлитоо. Он стоял, склонившись над каким-то едва шевелившимся существом.

Я поковыляла к ним на одеревеневших лапах. Тлитоо склонился над вороном, грудь которого мучительно вздымалась при каждом вдохе. Глаза ворона были полузакрыты.

– Он говорит, что некоторым людям удалось бежать из стойбища. Хесми не смогла. Она осталась, чтобы спасать других, и погибла вместе с ними, – произнес Тлитоо. – Он говорит, чтобы мы не сдавались, что мы близки к успеху, говорит, что ты не должна забыть, чему научилась как Нейякилакин.

Умирающая птица открыла глаза и уставила на меня немигающий взгляд.

– У тебя нет времени на сожаления, – прохрипел ворон, с трудом шевеля клювом. – Нет времени и на упрямство. Не повторяй ошибку, которую до тебя делали столь многие волки.

Этот ворон до боли мне кого-то напоминал.

– Она должна найти способ поговорить с девушкой, – сказал он Тлитоо. – Это единственный путь. Найдите его.

Я поняла, кого напомнил мне этот старый ворон. Хриплым голосом и горящим взглядом он очень походил на Ралзуна, который мог бы точно так же слететь с дерева, если бы у него были крылья.

Я опустила голову и принюхалась. От старого ворона явственно пахло смертью. Мне захотелось поддержать его, облегчить последние минуты, но его пылающий взгляд остановил меня.

– Ты человек или ворон? – спросила я его.

– Я Нейякилакин, – с трудом просипел он. – До этого я был царем воронов. Я жил до тех пор, пока мне на смену не пришел новый Нейя. Не дай пропасть моим усилиям.

– Я клянусь тебе в этом, – пообещала я.

Он с трудом поднялся на лапы, тяжело взмахнул крыльями, взлетел, пролетел несколько шагов, упал и больше не поднялся.

– Ты можешь это сделать? – прошептала я Тлитоо. – Ты можешь стать человеком?

– Не знаю, – ответил он. – Я ни разу не слышал, чтобы какой-нибудь ворон мог превращаться в человека, – он бережно прикоснулся к телу мертвой птицы. – Но он был очень стар, а я очень молод. Ты же знакома с ним, волчица.

– Это Зралзу, – вспомнила я. Это был тот старый ворон, который охотился с Навдру, когда тот был молодым волком. Этот ворон стоял рядом с Индру, когда я увидела его в Инехалине одну луну назад. Тогда я не понимала, как может ворон одновременно быть человеком и птицей. Я не понимала, как он мог прожить от времен Индру до нашего времени, но умереть от пожара, устроенного Даврианом.

Его слова стряхнули с меня жалость к себе. Я посмотрела на Праннана и Амму, подошла к ним и поочередно, прощаясь с ними, в последний раз зарылась носом в их мех. Ожогов на них было мало, и, скорее всего, они задохнулись от дыма, как это часто бывает с живыми существами во время пожаров. Они погибли, исполняя Обет. Погибли Ралзун, Хесми и многие, многие другие. Если я сдамся, то их смерть окажется напрасной. Давриан победит. От гнева у меня прояснилось в голове. Я не упаду на спину, как какой-нибудь низкохвост, я не сдамся. Я буду драться с Даврианом до последнего вздоха. Может, мне удастся добраться до Лаана раньше его.

– Далеко ли отсюда до Лаана? – спросила я Тлитоо.

– Эта деревня стоит за полем, на котором Стражи убили недоволков, – и глаза его вспыхнули.

– Идем туда, – сказала я.

Через час неутомимого бега мы миновали обгорелые деревья и обожженные до полной неузнаваемости трупы каких-то зверей и достигли границы пожара. Здесь я нашла ручей и от души напилась. Потом погрузила голову в воду, чтобы промыть глаза и нос, восстановив чувствительность к запахам. Повсюду я теперь чуяла признаки жизни. Я учуяла куропатку, бегущую к воде; уловила запах матери. Она побывала здесь не больше часа назад. Вокруг начали шевелиться все, кого не спалил огонь и не задушил дым. Я слышала жужжание насекомых, возню невидимых мышей. Снова послышались суетливые шаги куропатки. Я выловила из ручья рыбу и проглотила ее целиком. Желудок мой ожил, и я направилась на поиски куропатки. Она была оглушена дымом и не учуяла моего приближения. Я убила ее сразу и мгновенно съела. Мне даже пришлось некоторое время постоять, чтобы желудок не изверг ее назад.

Поев, я ощутила прилив сил и пустилась в дальнейший путь. Деревню Лаан я обнаружила за полем, где погибли недоволки. Эта деревня располагалась на большой поляне в вязовом лесу. Она была меньше Каара, но больше стойбища в Широкой Долине, где жила Тали. Я спряталась в лесу и, скрываясь за кустами можжевельника, стала наблюдать за деревней и ее жителями. Их вождем был коренастый темноволосый мужчина. Он стоял один возле своей хижины, и я медленно поползла к нему.

Я не успела сдвинуться с места, как услышала голоса Давриана и Инимина. Выкрикивая приветствия, они вошли в деревню. Я съежилась. Рухнули мои надежды добраться до Лаана раньше, чем туда придет Давриан.

Инимин привел в Лаан группу уставших, измотанных людей. Их было человек двадцать, и все они пришли из Каара. По тому, как его слушались все остальные, как они внимали его словам, было понятно, что после смерти Хесми их вождем стал Инимин. Давриан, гордо вскинув голову, стоял по правую руку от Инимина.

Жители Лаана выступили вперед, и коренастый вождь приветствовал пришельцев.

– Мне очень жаль, что ваше стойбище сгорело. Это большое горе. Вы – все, кто остался в живых?

– Да, насколько мы можем судить, – ответил Инимин.

Коренастый человек прищурил глаза.

– Каким образом загорелся лес вокруг стойбища? – резко и требовательно спросил он.

Инимин кивнул Давриану, и тот выступил вперед.

– Все это случилось из-за волков, – заявил он.

Мне пришлось слушать все их лживые измышления о нас. Они говорили, что мы отравили жителей деревни и лишь немногим удалось спастись, что они были вынуждены поджечь место, где мы прятались, дабы уцелеть и не быть убитыми. Давриан сказал, что поджег лишь одно место, но мы разнесли горящие ветви по всему лесу и в отместку спалили его дотла. Еще он объявил, что это Тали и Ралзун подговорили нас сделать это, так как сами мы никогда бы не додумались, что крианы, любившие волков, сами опасны. Якобы они испортили нас, а мы испортили их. Жители Лаана в страхе тихо переговаривались друг с другом.

– Они ему верят, – прошептала я ворону.

– Тебе следовало бы понимать, что они сейчас поверят всему, что питает их страх, – ответил Тлитоо.

Сзади раздался шорох листьев, и я уловила родной запах цветущего шалфея.

– У людей страх всегда пересиливает разум.

Я не смогла сдержать радостный визг, когда подошедшая к нам Нееса улеглась рядом. Отпечаток ее лапы на берегу ручья и ее свежий запах уже сообщили мне, что она жива, но это отнюдь не то же самое, что увидеть ее целой и невредимой. Я потеряла Праннана и Амму и потерпела поражение в Кааре, но моя мать была жива. Шесть лун назад я не могла даже мечтать о том, что наступит день, когда я буду лежать рядом с ней. Я прижалась к ней, вдыхая запах гари и тревоги. Нееса положила голову мне на спину и принялась вылизывать мою холку, как маленькому щенку.