Духовная традиция и общественная мысль в Японии XX века
Шрифт:
Иное дело, если речь идет о ситуации духовного потребления. Разумеется, в определённой степени эстетическое чувство обусловлено физиологически. Однако поскольку человек лишь тогда может стать субъектом эстетического отношения к действительности, когда он свободен от «грубой», чисто практической потребности; физиологический момент наличествует в художественном чувстве лишь в «снятом», неглавном виде.
Большинство современных эстетиков полагают, как и в свое время Аллен, что зрение и слух менее связаны с «грубой практической потребностью». По их мнению, зрение и слух – более «интеллектуальные» чувства, чем все прочие. Именно это их качество якобы обеспечивает им и особый статус в формировании чувства прекрасного и особую роль в удовольствии от восприятия художественного объекта.
Казалось бы, оценка роли каждого чувственного анализатора не имеет непосредственного отношения к квазиискусству Кобаты Дзюндзо. Тем не менее, методологически такая оценка является одной из основополагающих для выяснения специфики традиционных искусств Японии, и, как
562
Каган М. С. Лекции по марксистско-ленинской эстетике. Л., 1971. Сс. 105.
563
Там же. С. 110.
564
Там же.
Какие же аргументы приводит профессор Каган для доказательства своей точки зрения? К примеру, такое: «В высшей степени показательно, что в русском языке, да и во многих других, слова, обозначающие деятельность сознания, взяты из терминологии зрительного восприятия. Например, мировоззрение, миросозерцание, политические и философские взгляды, научная точка зрения. Очень часто мы говорим «видеть» в смысле «понимать», а человека невежественного в народе называют тёмным, т. е. слепым, незрячим». [565]
565
Там же.
Допустимо ли ссылаться на такой аргумент для обоснования философской позиции? А как быть, допустим, с тем, что невежественного и неспособного человека в народе называют «тупым»? Как быть с понятием эстетического вкуса, которое активно эксплуатируется всеми учёными-эстетиками, включая самого М. С. Кагана? Заметим, что японский философ, опираясь на языковый опыт своего народа, мог бы с таким же правом ратовать за «эстетическую предпочтительность» вкусового анализатора. Компонент «вкус» (ми) входит в такие, к примеру, понятия, как сюми – интерес, очарование, эстетический вкус; дзёми – прелесть; кими – чувство, ощущение, переживание, намёк, признак; кёми – интерес; митоку суру – усваивать суть. Все эти понятия очевидно связаны (цитируя М. С. Кагана) с «сознанием, мироощущением, духовной жизнью человека».
Эстетическое отношение к действительности универсально. Говоря так, мы вполне разделяем мысль М. С. Кагана, что «любой объект, оцениваемый этически, утилитарно, политически и т. д., мог получить одновременно и эстетическую оценку». [566] Однако мы считаем, что эстетическая универсальность обусловлена не только универсальностью объектов и обстоятельств, которые могут быть подвергнуты эстетической оценке. Эстетическая универсальность обусловлена также универсальностью самого воспринимающего субъекта, все пять чувств которого могут выступать в качестве одухотворённых человеческих чувств и становиться неотъемлемыми компонентами чувств эстетических.
566
Там же. С. 91.
Показателен тот факт, что на Западе и в России именно художники, а не философы-эстетики, остро почувствовали потребность в применении всей чувственной палитры при создании и усвоении произведений искусства. Они стали использовать синестезийный подход, когда при раздражении одного органа чувств, наряду со специфическими для него ощущениями, возникают и ощущения, свойственные другому органу. В эпоху наиболее активных творческих поисков в кон. XIX – нач. XX в. они осознали исчерпанность традиционных выразительных средств и осуществили ряд более или менее удачных синестезийных экспериментов в искусстве, создавая арт-объекты, ориентированные на расширенное эстетическое поле восприятия.
В этом контексте заслуживает особого упоминания имя выдающегося немецкого эстетика, теоретика романтизма эпохи «Бури и натиска», Гердера (1744–1803). В свой статье «Пластика» он сделал ряд тонких и принципиальных наблюдений «синестезийного» характера, касающихся осязания как полноценного эстетического чувства.
Его не устроила позиция эстетиков, утверждающих, что и живопись, и скульптура воспринимаются зрением и только зрением. «Везде и всюду я видел, – пишет Гердер, – что живопись и ваяние рассматриваются вместе и прекрасное в них понимается как нечто единое, творимое и воспринимаемое одним чувством, одним органом души, а потому и действует одинаковым образом». [567] Учёный пришёл к мысли, что в восприятии скульптуры главную роль играет не зрение, а осязание.567
Гердер И.-Г. Избранные произведения. М.; Л., 1959. С. 188.
Для обоснования своей концепции Гердер обращается к конкретным примерам: а) слепорождённых людей (т. е. тех, для кого основной источник ориентации в мире – это осязание, а зрения не существует вообще); б) людей, из-за глазных болезней на долгие годы лишившихся зрения (т. е. тех, для кого зрение было, но перестало выступать в качестве важного ощущения); в) к периоду младенчества, когда главные чувства в освоении окружающего пространства – осязание и вкус (а зрение ещё не является полноценным чувством). Гердер приводит суждение слепорождённого человека о зрении: «Зеркало представлялось ему машиной, отражающей объёмные предметы; при этом он никак не мог понять, почему нельзя осязать этот объём». [568] Мы не можем, конечно, спросить у младенца, как он воспринимает мир изначально, но догадываемся, что этот мир выглядит для него гораздо более плоским, чем впоследствии, когда ему в ходе долгих и упорных опытов ощупывания открываются различные объёмные формы предметов и глубина пространственной среды. При этом зрение играет роль лишь вспомогательного средства в освоении окружающего. Таким образом, заключает Гердер, осязание – это то основополагающее чувство, которое даёт человеку знание объёма, тяжести, фактуры, температуры предметного мира. Зрение на первых порах служит «подпоркой» в процессе человеческого познания, даёт знание о цвете и светотени. С течением времени этот «подпорочный» опыт «забывается» и зрение выходит на первый план, предоставляя информацию о гораздо более рафинированных областях и всё более широко используясь «видящим индивидуумом. Однако осязание всё равно подсознательно присутствует при зрительном восприятии как базовое чувство.
568
Там же. С. 179.
Для более наглядного доказательства своей мысли Гердер предлагает вообразить человека, наделённого только зрением и лишённого осязания; он называет его «офтальмитом». По мнению Гердера, без данных осязания мир предстал бы перед офтальмитом как некий цветной узор на плоскости, как подвижная цветная ткань на сетчатке глаза. «Что такое непроницаемость, твёрдость, мягкость, гладкость, форма, очертание, выпуклость? Об этом не может дать никакого живого телесного понятия ни глаз человека с помощью света, ни человеческая душа посредством самостоятельного мышления. Этими понятиями не обладают ни птица, ни лошадь, ни рыба, они присущи лишь человеку. Причём присущи только потому, что, наряду с разумом, человек обладает ощупывающими, осязающими руками. Чем больше он осязает предметы как таковые… тем живее будет его чувство». [569]
569
Там же. С. 187.
Немецкий философ, на наш взгляд, приводит весьма убедительные аргументы не в пользу зрения как полноценной основы для эстетической эмоции. Более того: «Зрение разрушает прекрасную статую, а не создаёт её, оно превращает её в углы и плоскости и хорошо ещё, если её прекраснейшая задушевная сущность, её полнота и округлость её форм не превратятся в сплошные углы отражения; совершенно очевидно, что зрение никак не может называться матерью этого искусства». [570]
570
Там же. С. 186.
В пылу полемики Гердер делает несколько рискованных заявлений типа «мы думаем, что видим там, где осязаем», или «зрение является лишь сокращённой формой осязания». [571] Но, во-первых, подобные утверждения следует оценивать именно в контексте этой полемики. Германский эстетик стремится подчеркнуть: из того, что осязательные ощущения не осознаются отчётливо при созерцании скульптуры, вовсе не следует, что их нет; они обязательно присутствуют в акте эстетического восприятия. Полноценное восприятие реалистической и вообще фигуративной живописи возможно только потому, что его необходимой составляющей является именно осязание. Во-вторых, процитированные выше фразы относятся к видящей, но не осязающей абстракции человека – офтальмиту Реальный индивид, разумеется, воспринимает мир и искусство одновременно всеми своими чувствами.
571
Там же. С. 183 и 184.