Dum spiro, spero

– Есть, - отвечает Боггс, открывая деревянную коробку. – Ее забыли выгрузить. Тут чистые простыни, несколько флаконов морфлинга, набор перчаток и инструменты.

– Хорошо, теперь другой вопрос. Кто оперировать будет?

– Ее нужно достать, - тихо отвечает Гейл, бледный, как смерть. – Ты сможешь. Я видел, ты помогала матери доставать осколки из ран.

– Это было три года назад! Мама была рядом! Мы не хирурги! – в отчаянии кричит Китнисс.

– Ты сможешь, - уверенно отвечаю я, открывая набор инструментов.

– Пит, - жалобно смотрит она на меня. – Я не мама!

– Ты единственная из нас хотя бы понятие имеешь, что нужно делать! – уверенно отвечаю я. – Ты сможешь. Мы довезем ее, если достанем пулю. Нет – Мадж умрет в любом случае.

– А если я задену артерию? Начнется кровотечение! – все еще боится Китнисс. – Пит, да пойми ты…

– Нет, это ты пойми, - решительно прерывает ее Финник. – Мы должны попробовать. У вас с ней одинаковая группа крови, набор для переливания здесь есть! Все будет хорошо, нужно только сейчас достать пулю.

– Плутарх, ты сможешь связаться с Тринадцатым? – решительно спрашивает Китнисс, окровавленными пальцами расплетая косу и собирая волосы в пучок на затылке.

– Да, а зачем? – он уже тянется к пульту управления.

– Ну, просто если у меня начнется истерика, то меня успокоить сможет только мама. И потом, нам нужна пошаговая инструкция, желательно с комментариями.

Пока Гейл держит Мадж на руках, мы стелим на полу несколько простынь. Укладывая девушку обратно, парень осторожно проводит руками по ее волосам, а она слабо улыбается. Китнисс протягивает нам белые перчатки, натягивая свои на руки.

– Нам нужен скальпель, пинцет и игла с ниткой.

Она быстро вкалывает несколько ампул морфлинга Мадж.

– Черт, слишком мало, - недовольно констатирует Финник. – Не хватит, чтобы она заснула.

– Больше нет? – резко интересуется Гейл, смотря в коробке.

– Если только ты найдешь, - бросает Хеймитч, осторожно задирая майку Мадж.

– План такой, я достаю пулю, а вы ее держите.

Китнисс поправляет край перчаток и внимательно смотрит на Мадж, прислушиваясь к голосу в наушниках.

– Разрезать. Достать. Зашить. Звучит просто, - усмехается она, сжимая ладонь подруги. – Ты готова?

– Да, - сиплым голосом отвечает она.

Едва Китнисс прикасается к ране девушки скальпелем, та начинает кричать. Я удерживаю ее на месте, стараясь не обращать внимание на то, что сам сейчас закричу от отчаяния. По щекам Мадж текут слезы, я стараюсь улыбнуться ей, но у меня ничего не выходит. Хеймитч как может сушит рану, Китнисс хватает в руки пинцет.

– Только достать, Мадж, шить уже не больно, - срывающимся голосом отвечает она.

Девушка снова кричит. Ее ногти больно царапают мою руку, но это ничто по сравнению с тем, что испытывает она. Я вслушиваюсь в неясное бормотание Китнисс, глядя, как Мадж пытается скрючиться. Кровь стынет в жилах, когда она кричит громче и отчаяние.

– Достала! – не менее громкое слово Китнисс заставляет меня улыбнуться. Медленно зашивая рану подруги, она шепчет ободряющие слова. Мы по-прежнему сидим на полу, испуганно смотря друг на друга и глупо улыбаясь. У нас получилось. Мы только что спасли человека.

На подлете в Десятый мы никакие. Глядя, как Мадж уносят на носилках, мы дружно отрицательно мотаем головой, когда нам предлагают остаться. Китнисс, кажется, засыпает в своем кресле, потому что до Тринадцатого она не говорит ни слова. Но когда планолет приземляется, она на прямых ногах следует к выходу. Желая всем хорошего вечера, она хватается за мою руку и позволяет увести прочь.

Едва мы остаемся одни, она резко разворачивается, утыкается в плечо и плачет навзрыд. Ошарашенный таким поведением, я замираю на несколько секунд, а затем обнимаю ее.

– Господи, да чего ты? Все ведь хорошо закончилось!

– Да я как представлю, что одно мое неверное движение - и она мертва! – сквозь всхлипы разбираю я.

– Ты держалась молодцом, - я беру ее за плечи, смотря ей в глаза. – Китнисс, ты спасла Мадж жизнь.

Она улыбается и утирает слезы рукавом.

– В любом случае, я страшно хочу спать! – она так заразительно зевает, что я тоже невольно прикрываю рот рукой. – Гляжу, ты тоже, - смеется она.

– Да нет, это все ты, - снова улыбаюсь я.

Мы не идем на ужин и коротаем остаток вечера в нашем отсеке. Китнисс так устала, что у нее не осталось сил на глупые сомнения по поводу завтрашнего дня. Как ни странно, за нас двоих переживаю я. Мне кажется, что это просто невозможно прекратить, поэтому я то и дело бросаю косые взгляды на Китнисс. Она то ли этого не замечает, то ли делает вид, что не видит, и продолжает читать свою книгу. Когда она напоминает о том, что до отбоя остался всего час, я машинально киваю на ее вопрос о том, может ли она пойти в душ первой. Она настороженно замирает, вглядываясь в меня пару секунд, но потом пожимает плечами и идет в ванную.

Я резко трясу головой и выпрямляюсь. Сейчас я больше похож на Китнисс, чем на себя. Но даже если она не терзает себя сомнениями, то почему должен я? На автоматизме принимаю душ, ложусь в кровать, с трудом улыбаюсь девушке на ее пожелания спокойной ночи. Она засыпает практически сразу, я некоторое время слушаю, как она ровно и спокойно дышит, а потом перебираюсь с кровати за письменный стол. Включая настольную лампу, я с удивлением замечаю, что Китнисс недовольно ворочается, а потом, подтянув под себя все одеяло, перекатывается на мою сторону кровати. Я невольно улыбаюсь, мысленно прикидывая, с каким трудом мне придется вытаскивать из-под нее одеяло, а потом и перетаскивать девушку на ее сторону.

Идет, кажется, второй час ночи, а сна ни в одном глазу. Я читаю книгу, оставленную Китнисс на столе, удивляясь, каким же бездарным был автор. В отсеке царит тишина. Если прислушаться, можно уловить, как ровно дышит спящая девушка, но я не занимаюсь этим. Поэтому, когда Китнисс обнимает меня сзади за шею и целует в щеку, я вздрагиваю.

– Ты чего не спишь? – спрашиваю я, прикасаясь пальцами к ее рукам.

– Ну, начнем с того, что мне без тебя холодно, - улыбается она. – Потом, ты переворачиваешь страницы слишком громко. И, в-третьих, почему ты сам не спишь?