Думаешь бьётся?

— Сгинь я сказал, — раздается зычный голос отца из — за двери. Я сидящая на диване подпрыгиваю. — Она в отпуске. Идите на хрен со своими консультациями.

Оу. Оу. Оу. Про меня, про меня. Ушки к макушке поднимаются.

Дверь резко распахивается, папа уверенно заходит в свой кабинет, не обращая внимания на то, что только что чуть ли зубы дверным полотном не выбил стоящему за его спиной коллеге. Зачастую он после операций выглядит уставшим, сейчас же энергия из Богдана Анатольевича льется рекою. Невооруженным взглядом вижу — лишнее слово и кому — то влетит. Поэтому сижу словно мышка, не нарываюсь, только киваю незнакомцу.

— Альберт, мы торопимся. Сам осмотр проведи, приличия ради иногда стоит.

Сижу как приличная девочка, с ровной спиной, колени вместе свела, ладонями обхватила. Белых гольф не хватает, было бы как в школьное время. Как только мне разрешили без сопровождения по городу передвигаться, я начала после школы до папы в больницу сбегать. Потом от мамы получала за пропуск музыкальной школы, но оно того стоило.

— Алена Богдановна, милая, взгляни одним только глазком. Мои дармоеды не справляются. Мальчонка так кричит, что они дух испускают.

— Я что — то непонятно сказал? Она не пойдет, — папа не на шутку заводится. Я даже рта открыть не успеваю, а он уже норовит вытолкать мужчину из кабинета.

По реакции папы можно понять, что случай там не типичный. Он знает всю жесть, с которой мне приходилось сталкиваться за время работы, знает мои болевые точки. Именно ему я звонила после своего первого вскрытия новорожденного. Это не жутко — это ад на земле. Самое пекло. Раны полученные с тобой навсегда.

Спустя семь месяцев после того, как начала работать судебно — медицинским экспертом за мной закрепили дело — в лесу, в мешке из под муки нашли окоченелый труп новорожденного. Причинно следственная связь: сначала в мешок — потом умер или наоборот — не известна. Я стояла перед столом, захлебываясь в слезах, держала в руках секционный нож и молилась. Всё что угодно была отдать за то, чтоб малыш мертвым родился уже, другой исход меня на месте убил бы.

Ни измена жениха, ни новость о том, что Артём женат, ни разбитые до костей третьем классе колени… Ничего в жизни мне такой убийственной боли не доставляло. Даже физически страдаешь от работы с детьми, посмертно. Мука. Хладнокровным оставаться не выйдет. Каждый раз я думаю — забрала бы себе, раз непутевым мамашам не нужен.

— Папуль, подожди, — касаюсь его руки мягко. Поглаживаю. — Давай я одним глазком посмотрю, поговорю. Быстро. У тебя там море работы, — рукой на его стол указываю. — Даже от поклонников письма имеются, — улыбаюсь, на что папа глаза закатывает, затем прикрывает.

— Дочка, не стоит, — интонацией продавливает свою точку зрения. Знаем, плавали. До Девятнадцати лет велась, безоговорочно.

— Богдан, не шуми. Дочка у тебя умница. Алёна, рад познакомиться. Альберт Самвелович, — протягивает мне руку. — Можно просто Альберт. Наслышан о Вас, — мужчина на десяток лет папы младше, ростом пониже, сухот.

— На беду, — на выдохе папа произносит, когда я руку протягиваю Альберту. Последний наклонившись, целует её. Джентльмен.

Пока идем к нужной палате, Альберт рассказывает вкратце, что им известно, в чем заключается сложность при проведении экспертизы. Поступил ребенок семи лет. Ожоги. Малыш отказывается что — либо говорить, лишь плачет. Мать и отчим утверждают, что он сам по неаккуратности обварился, опрокинув на себя кастрюлю борща. Эксперта смущает характер повреждений. Симптоматика у «сам» и «не сам» зачастую различается.

— Попросите криминалистов скинуть фотографии с места происшествия. Выйду — покажите, — прошу у него перед тем как в палату войти.

Замираю на мгновение перед входом. Не была готова и тут работать. Ладони потеют. О платье их вытираю и дверь толкаю.

Глава 34

Моя добрая мама решила по случаю моего приезда организовать званный ужин. Состав — расширенный. Наши родственники народ немногочисленный, поэтому присутствовать будут ещё друзья семьи близкие, родственники Бори, и ещё хрен знает кто.

— Давай в больницу поедем? — предлагаю папе.

Мы с ним заперлись в его кабинете. Он пошел поработать и я следом засеменила. Вроде ничего особенного, но разговоры с мамой, сестрой и тетушками даются мне тяжело.

«Как же так, Алёнушка? Старородящей будешь».

Ой, ой. Страшно — страшно. В моем случае просто бы родящей стать, уже хорошо. Любых других людей за такие темы я бы посла. Но мама святое. Не совсем же я сука.

Папа посмеивается:

— Испугалась? А мне каково с ними, как думаешь? Бросила меня одного. Хоть на стены лезь.

— Сам виноват. Ты куда дом такой построил? Они же думают, что это специально, чтоб всех собирать у себя под крылышком.

Папа языком цокает, как и в день моего приезда. Когда я в прошлый раз приезжала в гости, они ещё в нашем старом доме жили, он был не маленький. Теперь же размах невообразимый, множество просторных комнат. Даже для меня непутевой есть комната. Ключ от неё папа у себя хранит, невзирая на обиды мамы.

Пока он занят я сижу в кресле, вразвалочку, ноги на пуфе покоятся. Настоящий релакс. Дом другой, а состояние покоя в его кабинете такое же. Чудеса да и только. Когда меня мама ругала за лень на уроках музицирования я убегала и пряталась в его кабинете под столом. Кричать в его стенах было нельзя, это все домашние знали, и «птенчики» тоже.

Кладу голову на спинку и слегка наклоняю в сторону, тут же взгляд цепляется за стену тщеславия. Губы улыбка трогает, а глаза закрываются в попытке слезы сдержать. Среди всех его дипломов, благодарственных писем, сертификатов, в рамке висит ксерокопия разворота моего диплома кандидата наук. Ему тут не место, слишком мелкий полет. Но папа считает иначе.

— Малышка, ты мне напомнила как раз, — отец прослеживает мой взгляд. — Хотел с тобой поговорить. Пора в науку возвращаться. Зря ты забросила.

— Я не забросила, па. Есть часы на кафедре, но их мало. Времени у меня свободного нет.

— Так освободи его.

— У меня и так третий месяц нет смен суточных. Парень у нас попросился один, в особом порядке. А времени больше не стало. Зато я валяние из шерсти освоила, — надо маме рассказать, она оценит. Папа губы только недовольно поджимает. — Ну, ты чего?

— Вот ты нукать заладила. И меня заразила. Кошмар. Чего в этом валянии полезного? Сначала ты свой талант на судебку пустила, теперь вообще решила в творчество податься. Алёна, это не серьезно. По одной только уважительной причине можно забить на науку. Пока что она у тебя отсутствует, — он о семье говорит. — Это меня тоже печалит, кстати сказать.

К обсуждению данной темы я только с мамой готова была. Я так не играю.

— Повздыхай ещё тут, — старается придать голосу шутливость. Старается.

— Папочка, моя личная жизнь меня абсолютно устраивает, — какая она бурная.

Сообщений пятьдесят висит в непрочитанных, от Кирилла, Леонида, Артема и одно от Кости. Нарасхват просто девка. Эх, надо было номер Виктору Анатольевичу оставить. Сейчас бы на ромашке гадала.

— Артём в ней присутствует? — смотрит так, что соврать не получится.