Думаешь, это любовь?

– Мама, я взрослый свободный человек. И я все решила. Я его люблю, я буду с ним жить.

– Ты свободный человек, который совершает глупость, – посетовала мама, убирая за мной тарелку со стола.

– Может быть, – уперлась я. – Но это ли не есть высшая форма свободы – право на глупость?

– Это ты умеешь, трепать языком. Тебе слово – а ты двадцать, – фыркнула она и закрыла тему.

Я переезжаю, все было решено, и никто бы не смог этого отменить. В воскресенье около двенадцати часов за мной подъехал темно-синий «Форд». Теперь я знала, что это за марка, и уже привыкла к просторному салону Костиной машины, к запаху пластика, к детским игрушкам на заднем сиденье. Я вполне уверенно чувствовала себя и внутри Костиной семьи, потому что стала, как мне казалось, ее частью. Ведь мы вместе несколько раз обедали в машине пластиковой едой из «Макдоналдса», а я оттирала свои джинсы от капель коктейля маленького Алеши. Разве этого не достаточно, чтобы понять, что мы почти сроднились?

– Ты готова? – спросил меня Константин, нерешительно переступив порог моего дома. В последний, так сказать, раз. Мою квартиру было решено пока сдавать, чтобы она не стояла без дела. И риелтор обещал, что на следующей неделе жильцы уже въедут.

Такого количества серьезных решений, как в эти недели, я не принимала никогда в жизни. Я бы, собственно, и теперь их не приняла, но Костя сказал:

– Лишние деньги никогда не помешают, но если ты хочешь оставить себе возможность сбежать от меня, то, конечно, давай не будем этого делать.

– А что, ты правда боишься, что я сбегу? – улыбнулась тогда я.

– О, ты даже не представляешь, до какой степени. Ты меня знаешь совсем недолго, а я отлично понимаю, какой я скучный тип. Так что…

– Вызывай этого маклера или как там его, – махнула рукой я. – Я не собираюсь от тебя сбегать. А деньги действительно не помешают. У нас же дети.

– Да, – с благодарностью кивнул он и крепко меня поцеловал.

Я умильно улыбнулась. У нас дети. Мы – семья и принимаем сложные семейные решения. И, кажется, у меня неплохо получается, только вот, когда я стояла с чемоданами (четыре штуки, как я уже сказала) в коридоре, мне было странно даже думать о том, что через несколько дней здесь появятся незнакомые люди, которых я видела всего один раз в жизни. Они будут сидеть на моем подоконнике, их ребенок будет плакать в моей комнате, они будут вешать одежду в мой шкаф. «Чистоту и порядок гарантируем» – так, кажется, было написано в договоре. Забавно, что я сама никогда не могла гарантировать этому дому порядок и чистоту.

– Ну, ты идешь? – мягко поторопил меня Костя. – Шушка нервничает.

– Да, – кивнула я и вышла во двор.

Отныне я буду жить в другом месте, рядом с большим парком, около другого метро, значит, до работы мне придется добираться по другому маршруту. Как много всего мне придется изменить в своей жизни. Я не знала, где какие в этом районе магазины, и не сразу запомнила код в подъезде, потому что до этого дверь в подъезд всегда открывал Костя. А теперь он выгрузил мои чемоданы из машины, выпустил мою кошку на пол в своей большой красивой квартире и вручил мне связку ключей.

– Это теперь твои. Давай покажу, какой ключ от чего. Этот – от почтового ящика. А этот не помню от чего, но все забываю его снять со связки. Ты в порядке? Ты не жалеешь? – вдруг спросил он, с тревогой глядя на меня.

– А что, что-то не так?

– У тебя… такой нахохленный вид.

– Нахохленный? – улыбнулась я. – Нет, все в порядке, просто непривычно. Я теперь здесь живу, это как-то странно. Нереально.

– А я? Я реальный? – Он взял меня за руку и притянул к себе.

– Можно, я все время буду держаться за тебя? Тогда я точно ничего не стану бояться. – Я прижалась к нему и потерлась щекой о его рубашку.

Он был большой, уютный и пах жареной картошкой с грибами. Оказывается, он приготовил ее на обед, чтобы в суматохе переезда нам не надо было возиться хотя бы с этим. Но суматохи особенной не случилось. Мы перекусили, повалялись в кровати, воспользовавшись отсутствием детей, потом я долго и старательно раскладывала и развешивала свои вещи в его шкафу, занимала полочку в ванной комнате под свои кремы. Потом Лилия Филипповна вернулась с сонными, уставшими детьми. Они полдня гуляли в Лосиноостровском заповеднике, кормили птиц, видели одного ежа, а еще бабушка купила внукам мыльные пузыри, и теперь ей придется отмывать квартиру, так как она вся в мыльной пене. Лилия Филипповна рассказала нам это, пока раздевала детей. А еще она добавила в конце, что очень рада моему появлению здесь.

– Надеюсь, вы подружитесь с нашими крошками. Им так не хватает материнской ласки.

– Я постараюсь, – сказала я.

– Это – вам. – Она протянула мне пакет, в котором лежала бутылка шампанского. Я улыбнулась, поблагодарила старушку, а она подмигнула мне, сказав, что тоже была молодой и тоже влюблялась.

Вечер прошел в тихих семейных радостях, за которыми я пока только наблюдала из партера, не участвуя в них. Костя набирал воду в ванну, спорил с детьми по поводу того, кто первым должен идти купаться, а кто вторым. Алеша хотел вторым, чтобы посидеть в ванной подольше, но Даша справедливо замечала, что, пока она будет купаться, он, как всегда, уснет и завтра пойдет в садик чумазым.

– А свиней туда не берут! – закончила она, демонстративно захлопнув за собой дверь.

– Папа, ну почему! – захныкал Алеша. – Я же тоже хочу вторым!

– Будешь вторым в следующую субботу. Если уснешь, я тебя в воскресенье помою, – мудро пообещал Костя. Я усмехнулась. Алеша был умилительным, а еще более трогательным мне казался сам Константин, такой большой, сильный и в клетчатом фартуке. С пеной на руках.

– Ты не устала? – спросил он меня. – Не хочешь спать? Тебе же завтра тоже на работу?

– Конечно, хочу. С тобой.

– Ч-ч-ч-ч! – зашипел он. – Не при детях.

– Хорошо, – кивнула я, с удивлением поймав себя на том, что мне все происходящее нравится. И пусть это не то же самое, что провести время наедине друг с другом, вечер все равно удался. Начало положено, старт взят, теперь надо только тихонечко запереться где-нибудь и позвонить Жанке.

– Ты счастлива? – спросила она тоном, по которому можно было понять, что она чем-то занята.

– Очень. А ты что там делаешь?

– Я? Выгуливаю собаку. А ты?

– Мы купали детей, а сейчас будем ложиться спать, – широко улыбнулась я.

– Кто бы мог подумать! – удивленно причмокнула моя Жанна и весьма двусмысленным тоном пожелала мне спокойной ночи, конечно же, имея в виду ночь беспокойную.

Я повесила трубку, прислушиваясь к этому незнакомому притихшему дому. Потом вернулась в спальню, надела пижаму и запрыгнула под одеяло. Костя сонно щелкал телевизионным пультом, наконец остановился на каких-то новостях и повернулся ко мне.

– Тебе хорошо? – спросила я.

Он кивнул.

– А тебе?

Я посмотрела ему в глаза и кивнула тоже.

– Интересно, как все будет?

– Все будет хорошо, – пообещал он и уткнулся в новости.

А я задремала, убаюканная бормотанием телевизионных дикторов. Ненавижу новости. И телевидение вообще, оно навевает на меня тоску. Но рядом с Костей это не имело никакого значения.

Проснулась я от странного ощущения, что на меня кто-то пристально смотрит. Открыла глаза и не сразу поняла, где нахожусь. За окном было очень темно, гораздо темнее, чем у меня на проспекте Мира. Еще бы, ведь проспект днем и ночью сиял миллионами огней. Костина квартира выходила окнами в парк.