Дура LEX

— С чего это ты взяла?

— Слишком часто волосы приглаживал и галстук поправлял. По сторонам зыркал. Не по-ирландски это.

— Я уже сам себе противен. Но при чем тут дело Левана и Беслика?

— При всем, Борис. Для тебя это очередной выпендреж, а не профессиональная практика. Вот ты сейчас разговаривал с хозяином ресторана об этом деле. Что именно ты хотел с ним обсудить? Только честно.

— Я передал ему, что Леван попросил подключить к делу некоего Бурята и что он недоволен, считая, что работа по их освобождению ведется недостаточная.

— Ну, тут твой Леван эксперт. Он уж точно знает, какая работа достаточная, а какая нет. А кто такой Бурят? Суперадвокат?

— Нет, это вор в законе.

— Объяснишь?

— Бурят — это как крестный отец, но крестный отец командовал только членами своей семьи, а Бурят командует крестными отцами различных криминальных группировок.

— У итальянцев это капо де тутти капи, если ты помнишь Пьюзо.

— Вот Бурят и есть капо де тутти капи.

— А ты хочешь стать консильери при какой-нибудь группировке? Или при самом Буряте? Честно — хочешь?

— Не знаю.

Айлин рассмеялась.

— Борис — консильери! — залилась она пуще прежнего. — Как романтично!

— Сейчас обижусь, — сказал я и тоже рассмеялся.

— Если откажешься от участия в деле, можешь меня трахнуть прямо сейчас, в машине, — сказала Айлин, перестав смеяться.

Она обняла меня левой рукой. Мы проскочили мост Верраззано, и вместо того чтобы выйти на шоссе 95, я съехал куда-то в сторону, попетлял несколько минут по улицам незнакомого городка и остановился на пустыре. Там в машине мы и занялись любовью. «Альфа-Ромео» оказалась хороша не только для быстрой езды.

Мы добрались домой к полуночи. Так как мы почти ничего не ели в ресторане, то Айлин сразу же полезла в холодильник, достала оттуда ветчину и сыр и сделала бутерброды с чаем.

— Ты принял правильное решение, — сказала Айлин. — Все целее будут. К сожалению, романтично только в книгах бывает, а в жизни все гораздо прозаичнее, скучнее. Да и в «Крестном отце» тоже не так уж весело. Дон Карлеоне теряет старшего сына, Майкл убивает своего родного брата-предателя и мужа сестры. Большая романтика.

Айлин вздрогнула всем телом, показывая отвращение к такой романтике.

— Хотя это и не мое, а твое решение, я к нему присоединяюсь. На прошлой неделе на Брайтоне произошел дикий случай. В подъезде своего дома был убит выстрелами из пистолета бандит Поплавский. Но убили его вместе с сыном, тоже бандитом. Успел ли Поплавский-старший перед смертью понять, что он наделал всей своей поганой жизнью? Увидел ли в последнее мгновение своей жизни смерть собственного сына? Понял ли он перед смертью, что смерть сына — его вина? Для чего его жена рожала ему сына? Это самая страшная история, которая произошла на Брайтоне. — Ты правильно сделал, что решил выйти из этого дела, — повторила Айлин. Потом заплакала и обняла меня.

Несмотря на поздний час, я позвонил Роме и сказал, что из дела выхожу, а десять тысяч отдам завтра. Сонный Рома никак не отреагировал на мое заявление.

* * *

Я крепко спал и еле услышал звонок телефона. Это был Розен.

— Не понял, — сказал Розен вместо приветствия. — Что значит ты выходишь из дела?

— Исаак, не мое это дело, — сказал я. — Я не уголовный адвокат и ничем помочь ребятам не могу. Ничем. Я сделал все что мог, дальше мое участие бесполезно.

— Боря, — мягко заговорил Исаак. — Ты прекрасно знаешь своих американских коллег. Дело даже не в том, сколько денег они берут за свои услуги, а как они эти деньги отрабатывают. Ты же сам мне рассказывал, что за ними глаз да глаз нужен.

— Когда это я такое говорил?

— Говорил, а не ты, так кто-то другой говорил. Не это важно. Ведь не будут они без тебя относиться к этому делу серьезно. Загудят ребята, хотя ничего они, насколько я знаю, и не сделали. В Москве их даже не арестовывали бы.

— Исаак, мы не в Москве, к тому же я не думаю, что Москва в этом плане может служить образцом. Ты знаешь, что в Москве происходит, сам мне рассказывал.

— Боря, на Беслике и Леване очень многое завязано. Ты не смотри, что они простые ребята. Это только с виду они простые. У Левана все братья в Нагорном Карабахе полегли, он один все свое село кормит. Три сотни людей от него бабки получают. А Беслик, ты что думаешь? Когда скинхеды еврейский погром устроить хотели, ко мне пришел Беслик со своими людьми и говорит: «Исаак, ни один волос с твоей головы не упадет, ни твоя жена, ни один из твоих детей не пострадают». Расположились табором на моем участке, пять дней у меня жили. Я кормил сорок человек, никто из них даже пива не выпил, все были трезвые как стеклышко. Хорошо, что у меня участок большой, да ты помнишь.

Я вспомнил участок Розена. Настоящий парк культуры и отдыха. Там не то что сорок — там четыреста человек разместить можно.

— И ты хочешь, чтобы я таких ребят бросил на произвол судьбы?

— Так и не бросай их, Исаак, — неуверенно сказал я.

— Ты знаешь, Борис, что я приехать к вам не могу. (Это было правдой, в визе Исааку отказали уже пять раз.) Я могу участвовать и помогать только через тебя. Ты участвуешь — значит, и я участвую. Ты выходишь — значит, я вышел. У нас так с друзьями не поступают.

Мы попрощались. На сердце было тяжело. Айлин не спала, лежала с открытыми глазами. Она поняла, что говорил я с Розеном. Она также поняла, что из игры я не выхожу.

* * *

У Джона был огромный «Кадиллак». Я сел рядом с ним, Барри Арнитц разместился на заднем сиденье. Адвокатам никогда не скучно вместе, у каждого есть боевые истории. Джон представлял многих итальянцев, включая знаменитых мафиози. Рассказывал он живо, в лицах, ловко копируя то судью, то клиента-бандита, то самого себя. Затем он и Барри долго расспрашивали меня о русских, какие у них порядки, что представляет собой русская мафия. Я сказал, что русской мафии в Америке не существует, поскольку под мафией подразумевается тесное сотрудничество, разумеется через коррупцию, с властями. Насколько мне было известно, русские никого в Америке не успели подкупить, а значит, и мафии нет. Да, есть разные группы, занимающиеся кто рэкетом, кто бензином, кто проституцией, но все это делается без покровительства властей. Барри Арнитц сказал, будто слышал, что русские самые безжалостные и что итальянцы как убийцы им в подметки не годятся.

— Итальянцы — джентльмены, — сказал Барри. — Они никогда не убивают жен и детей соперников. А русские, я слышал, могут.

— Ни хера себе джентльмены! — сказал Джон. — Ты помнишь Винни-Мясорубку из семьи Фальконе?

Я полюбопытствовал, чем знаменит Винни и откуда такое прозвище.

— Винни отрезал мизинец у владельца мясного цеха, прямо там же заставил работника прокрутить отрезанный палец через мясорубку, а потом скормил его владельцу. Но это было давно, еще в шестидесятых. А в семьдесят пятом он замочил всю семью, включая бабушку, одного стукача и куда-то смылся. Наверное, его тоже убили, потому что то, что он сделал, никому не понравилось.