Дура LEX

Однажды Лева позвонил и попросил встретиться в офисе. Придя, первым делом вытащил пачку фотографий с голыми бабами. Оказалось, он нафотографировал их в Ялте, откуда только что вернулся. Я удивился — в том году мало кто из иммигрантов ездил в Советский Союз, но Лева сказал, что поехал как ветеран Второй мировой. Рассказал, как на границе его хотели шмонать, а он сказал пограничнику: «Мальчишка, я офицер Советской армии, герой войны. А ну, убери лапы прочь от моего чемодана!» Показывая фотографии блядей, Лева каждый раз причмокивал, складывая пальцы в щепотку у губ. Сказал, что скоро снова туда поедет и хотел бы сделать завещание. В этом и был смысл его визита. Он подкрепил необходимость составления завещания в срочном порядке описанием своей диеты:

— Понимаешь, коньячок, шашлычок — так долго не протянешь.

Я начал задавать Леве вопросы и очень скоро добрался до главного: кому бы он хотел все завещать?

— Тебе! — неожиданно ответил Лева.

— То есть как мне? — изумился я.

— А мне больше некому завещать. Вот ты получишь бабки и погуляете с ребятами, меня вспомните, — уже на слезе сказал Лева.

— Лева, во-первых, адвокат не должен составлять завещаний, по которым он сам является наследником. Во-вторых, мы с тобой виделись лишь несколько раз в «Самоваре». Да, мы приятно пообщались, но это же не повод, чтобы все мне завещать.

— А кому мне завещать? — резонно спросил Лева.

— Завещай Израилю, — посоветовал я.

— На хрен мне Израиль? — удивился Лева.

— Завещай тогда сиротам.

— А на хрен мне сироты? — не врубался Лева.

— Лева, о каких бабках идет речь? — напрямую спросил я.

— Ерунда. Десять штук.

— Неужели за семьдесят лет жизни у тебя ближе меня никого не нашлось? — опять завел я.

— Я тебе доверяю, — с улыбкой ответил Лева.

— При чем тут доверие? Если ты мне завещаешь, так это же будет мое после твоей смерти, дай тебе Бог до ста двадцати дожить. Не пойму, как я могу тебя подвести в этом вопросе. Нет, Лева, не буду я составлять тебе завещание, по которому мне хоть что-либо причитается. Иди и думай, кому завещать свои бабки.

И вот Лева снова у меня в офисе. Некстати, не к месту. Денег от его визита никаких, удовольствия тоже мало. Лева начал с того, что переживает вторую, нет, третью молодость. Рассказал, что завлекает молодых баб к себе на квартиру, давая объявления типа: «Ищу молодую женщину для легкой уборки». Когда бабы приходят, он им вручает павлинье перо и просит смахнуть пыль с тумбочки.

— Ну а дальше, сам понимаешь, дело техники.

Уловив сомнение в моем взгляде, Лева сказал:

— У меня спина мальчика. Бабы не выдерживают вида моей спины. — При этом он стянул с себя рубашку и повернулся спиной ко мне.

— Лева, чем я могу тебе помочь? — спросил я, отвернувшись от его мальчишеской спины.

— А я просто так к тебе зашел, — невинно улыбнулся Лева. — Был рядом и думаю — дай зайду на чашечку кофе. Или ты без денег больше не общаешься?

— Лева, я очень рад тебя видеть, но у меня сегодня очень тяжелый день.

— Борис, как ты думаешь, почему у меня спина, как у мальчика? Почему я до сих пор трахаться хочу? Почему я переживаю вторую, нет, третью молодость? Да потому, что за семьдесят пять лет жизни у меня не было плохого дня. То есть дни плохие были, но, говоря языком фотографа, они не заслоняли перспективы.

— И ты, говоря языком фотографа, всегда сохранял выдержку.

— Теперь про диафрагму состри, поц.

Мы оба рассмеялись. Лева встал и сказал:

— Просто знай, что у тебя есть я. Да, я захожу раз в два года, но я у тебя есть. Конечно, умный совет я тебе не дам, но коньячку всегда с тобой выпью. При любой погоде.

— Левочка, ты уже дал мне прекрасный совет и поддержал меня. Спасибо, что ты у меня есть. А меня вот, как видишь, для тебя сейчас нет.

Мы обнялись, и Лева ушел.

— У меня сегодня будет такая ночь! — сказал он, уже выйдя за дверь. — А то бери секретаршу, приходи.

У меня почему-то стало легче на душе. Я рассмеялся, вспоминая завещание Левы.

И еще чашка кофе и к ней три сигареты. Во рту стало горько, кофе и сигареты стали невкусными. Все сценарии смешались в одну дикую картину — Беслик висит на кресте и кается.

— К вам пришли, — сказала в интерком секретарша.

Не успел я ответить, как открылась дверь и в комнату вошла Айлин.

— Ты-то что тут делаешь, тоже мимо проходила?

— А кто еще мимо проходил? Нет, я нарочно к тебе приехала. Сидела дома и представила тебя — ты сидишь, пьешь кофе и нервничаешь. Вот и пришла. Ну что, звонил кто-нибудь?

— Нет.

— Ну и замечательно. У меня отличная идея — поедем в Америку.

— Не понял.

— Мы поедем в Америку. Ты ведь мне рассказывал, как мечтал попасть в Америку, вот и поехали в Америку.

— А мы где?

— Где угодно, но только не в Америке. Поэтому тебе плохо. Поехали в Америку, собирайся. Я поставила машину внизу в гараже. Сейчас рванем через туннель Холланд, а потом на запад.

— На запад, сынок, езжай на запад, — повторил я ставшую в Америке пословицей фразу.

Я не стал спрашивать, надолго ли мы едем в Америку, взял портфель, сказал секретарше, что уезжаю на запад, и мы с Айлин вышли из офиса.

Через час мы уже подъезжали к Делаверскому ущелью, за которым начиналась Пенсильвания.

— Айлин, смотри, они поменяли щит. Раньше на въезде в Пенсильванию висел щит «Америка начинается здесь». А теперь — «Добро пожаловать в Пенсильванию!»

— Жаль. Наверное, политкорректность добралась и сюда. Ну что, пересечем Пенсильванию и будем ехать, пока не доберемся до Америки?

— Давай!

Мы оба знали, что Пенсильванию мы пересекать не будем. А Крис? А завтрашняя встреча с Гроссом? Но мы все равно ехали на запад, и с каждой милей мне дышалось все легче и легче. Селедка с картошкой и луком, Пугачева, бандиты, Лева — все оставалось на востоке, в Нью-Йорке, который на самом деле стал Одессой-Калькуттой-Стамбулом. Мы съехали с главного шоссе, чтобы заправить машину. Спросили у хозяина заправки, где ближайший бар, и он махнул рукой в сторону видневшейся церкви.