Дурацкая затея
Шрифт:
Она остановилась.
В это время началась игра, и с трибун болельщиков Ласковой Долины раздался радостный рев. Подняв глаза, Элизабет увидела Тодда, ведущего мяч с потрясающей скоростью. Затем – бросок! – и Тодд словно шутя отправляет мяч в корзину.
– Вперед, Тодд! – закричал кто-то. – Вперед!
Теперь уже всю игру Тодд не выпускал инициативу из рук. Он забрасывал и забрасывал мячи.
С минуту Элизабет смотрела на площадку, от изумления открыв рот. Затем, склонившись над блокнотом, она закончила начатую фразу.
«После неудачного начала игры Тодд Уилкинз
Тодд продолжал добывать команде очко за очком.
– Давай, Тодд. Я знаю, что ты можешь это сделать, – прошептала она.
И, как будто услышав ее, Тодд опять сорвался с места, стремительно пробежал через площадку и, взвившись над корзиной, опустил мяч в кольцо.
Но как ни был талантлив Тодд, он играл против сильной команды. «Биг Меза» вела с таким отрывом в счете, что шансов вырвать у нее победу уже почти не было.
И тем не менее счет стремительно менялся. К концу третьего периода преимущество «Биг Меза» сократилось вдвое.
Заключительный период начался с того, что болельщики обеих команд пришли в полное неистовство. На площадке творилось что-то невероятное: обе команды яростно пытались вырвать победу. Счет на табло почти сравнялся.
А Тодд в очередной раз послал мяч в кольцо. Болельщики Ласковой Долины подняли такой рев, что, казалось, затряслись стены. Элизабет, которая теперь строчила без остановки, взглянула на табло и увидела, что Ласковая Долина проигрывала сопернику всего лишь пять очков.
Потом – три.
И вот – только одно! Одно очко решало судьбу матча. Но как ни старались игроки Ласковой Долины, им никак не удавалось сравнять счет.
«Наступил самый захватывающий момент матча, – писала Элизабет в своем блокноте. – До конца игры – меньше минуты, и разница в счете – только одно очко…»
Здание снова потряс рев. Взглянув на площадку, Элизабет увидела, что Тодд приготовился к броску.
С изяществом, свойственным только спортсменам высшего класса, он послал в кольцо крученый мяч, задержавшийся на краю кольца, медленно описывая круг. Над трибунами повисло молчание – все замерли в ожидании.
Элизабет тоже затаила дыхание.
Электронные часы на табло показывали, что до конца матча осталось три секунды.
И… мяч упал в корзину.
Через мгновение прозвучала финальная сирена, и трибуны болельщиков Ласковой Долины взорвались криками ликования.
Элизабет чуть не оглохла от неистовых воплей вокруг нее. А через минуту все бросились на площадку. Джим Дилай и Том Хэкет подхватили Тодда и сделали круг почета, неся его на своих плечах. Команда болельщиц, подбадриваемая Джессикой, визжала, орала и свистела, а Тодд, сияя, махал им рукой.
Когда Тодда унесли, Джессика поднялась на трибуну и стала искать сестру. Увидев Элизабет, она бросилась к ней.
– Все-таки Тодд – молодчина, правда? – затараторила Джессика. – Я знала, что мы победим, а ты?
– Конечно, – ответила Элизабет с удрученным видом.
– И мы победили! – ликовала Джессика. – Послушай, сестренка, у Кары будет просто сказочная вечеринка. Все идут туда.
– Я, пожалуй, не пойду…
– Тебе придется пойти. Иначе как же я туда попаду? И как я приеду домой? – Джессика посмотрела на нее,
сощурив глаза.– А ты могла бы попросить кого-нибудь подвезти тебя?
– Но, Лиз! Это ведь будет так унизительно – просить, чтобы кто-нибудь подвез меня на вечеринку, – жалобно заныла Джессика.
– Если бы только у тебя была машина… – начала Элизабет и замолчала.
Она слишком устала, чтобы препираться с сестрой.
– Если бы только у меня была машина, я бы подвезла тебя, а потом отправилась бы на вечеринку.
– Спасибо. Но я лучше пройдусь.
– Как хочешь. Но в самом деле, Лиз, я считаю, что тебе нельзя садиться за руль. И ты можешь объяснить маме с папой, что чувствовала себя неважно и попросила меня тебя подвезти, – тут же придумала Джессика.
– Хорошо, на тебе ключи, – со вздохом сказала Элизабет. – Я объясню.
– Спасибо, сестренка! – Джессика восторженно взвизгнула и умчалась.
Сдерживая слезы, Элизабет смотрела вслед сестре. Тодд выиграл этот матч и завоевал победу в чемпионате, к чему он так стремился. Она же потеряла все.
Глава 12
Элизабет оставалась на трибуне, ожидая пока зал опустеет. Наконец она спустилась по ступенькам и вышла на улицу.
Было уже так поздно, что на автостоянке выключили свет. Но это было ей на руку: никто из ребят не увидит ее. Элизабет остановилась возле школы. Путь предстоял долгий. На ум ей пришла строчка из поэмы, которую они изучали на уроках английского:
«И многие, многие мили пути – отдых наступит нескоро».
Поэму сочинил Роберт Фрост, и Лиз, прочтя ее первый раз, была тронута почти до слез. Именно тогда она дала себе клятву – вкладывать всю душу во все, о чем будет писать.
Элизабет шла домой, а в голове ее все звучали стихотворные строки. Она снова мысленно произнесла свою клятву. Несмотря на все то, что произошло между ней и Тоддом, несмотря на то, что к глазам ее то и дело подступают слезы, она приложит все усилия, чтобы принести мистеру Коллинзу хорошую статью. Она обязана сделать это и для него, и для себя.
Элизабет уже продумала начало и теперь, шагая по дороге, мысленно набрасывала план всего репортажа.
Вдруг она услышала сзади чьи-то шаги и, растерявшись, не могла решить, что делать: остановиться или броситься бежать. Она все еще лихорадочно пыталась найти выход, когда ей на плечо легла чья-то рука. Эта рука заставила ее повернуться. Перед ней стоял Тодд Уилкинз. Единственное, что она могла произнести:
– Ой! Это…
Но сказать что-либо ей все равно не удалось бы, потому что Тодд закрыл ей рот поцелуем, таким долгим и нежным, что у Элизабет не осталось никаких сомнений: он простил ее.
Тодд долго не отпускал девушку из своих объятий. Наконец он сделал шаг назад. Оба продолжали молча стоять в лунном свете в тени пышной акации. Элизабет все еще не находила других слов, кроме «О, Тодд!» Но наконец обрела дар речи и торопливо заговорила:
– Я не знаю, как тебе объяснить все, что произошло.
– Тебе нет необходимости делать это. – Он виновато улыбнулся. – Мне все объяснил Николас Морроу. Знаешь, он все-таки не такой уж плохой парень.
– Он неплохой. До тебя, конечно, ему далеко, но он довольно мил.