Дурак и ведьма

– Мало ли, что я говорила, а ты на божьего человека не наговаривай, цыц! Аська твоя жизнь из всего вытягивает, чтоб быть вечно молодой и красивой, ясно тебе? Ты, дурак, паспорт ее хоть видел? Сколько ей лет?

– Боже… – простонал Васятка. – Конечно, видел. Ну ровесница она моя, дальше-то что?

– А то что, липовый у нее паспорт, – твердо сказала мать. – Фальшивка! Давай мы к нашему участковому отнесем, пусть проверит, раз мне не веришь.

У Васятки от маминых слов голова пошла кругом. Он ухватился за стену, чтоб не упасть, а когда из прихожей послышался голос Аси, почувствовал, как первый раз в жизни, больно кольнуло в сердце.

– Поздравляю, Валентина Ивановна, – усмехаясь, сказала Ася, – здорово же вы меня раскусили. Я все стояла, слушала, познавательно, знаете ли. Удивительная вы женщина. Чуткая, добрая, замечательная. Извини, Васенька, что кроме любви ничего тебе дать не могу. Это все, что у меня есть. А чужого мне и подавно не надо.

– Вот и правильно, – осклабилась Васяткина мать. – Раз чужого не надо, то держись от моего сына подальше. Не для тебя я его рожала, мучилась, растила в поту и слезах.

– А он и не ваш, – заявила Ася, сверкнув глазами. – Он свой собственный.

Валентина Ивановна охнула. Васятка подхватил ее, чтоб она не упала.

– Ты слышал, сынок? Вот хамка! Да что же это такое, откуда такие люди только берутся? Мы ее приютили, как нищенку, от чистого сердца, а у нее ни стыда, ни совести.

– Мам, ты присядь, – попросил он, настойчиво уводя ее обратно в кухню. – Асенька, ну куда ты?

Ася снова появилась в дверях уже с чемоданом.

– Выбирай, – сказала она. – С кем тебе быть важнее. Со мной или с ней. Но я здесь быть не могу, да ты это и сам уже понял. Спасибо за все, Валентина Ивановна.

Прежде, чем хлопнула входная дверь, Васятка, побелевший от нервов, ворвался в прихожую.

– Ася, милая, постой, подожди…

– Чего мне ждать? – грустно спросила она.

– Как же я без тебя? – понурился Васятка. – Как же мы друг без друга?

Ася погладила его по щеке свободной рукой.

– Пойдем со мной, – сказала она. – Будем снимать, на комнату в коммуналке денег должно хватить…

– Гляди-ка, она еще и деньги его считает! – донеслось из кухни.

Ася вздрогнула.

– Ты подумай, Васенька. Нам же хорошо вдвоем было. Я тебя внизу подожду, там все равно дождик, постою под козырьком у парадной, пока не закончится.

Васятка кивнул. Ася быстро чмокнула его в губы и скрылась за дверью, оставив за собой аромат солнечной майской сирени.

«Уйду, – подумал Васятка, мгновенно ощутив на душе пустоту. – Будь что будет».

Мать завыла сиреной.

– Ты совсем сдурел! Опомнись, несчастный. Остановись! – кричала она, не стесняясь соседей, пока он собирал вещи.

– Мама, все решено, – твердо ответил Васятка. От собственной решимости ему стало так страшно, что вспотели ладони.

– Решил он, – фыркнула мать, – это она все решила, ведьма эта. Куда она ведет, туда ты и идешь, как телок на веревочке. Мнения своего никогда нет, слушаешь вечно всяких. А надо мать слушать, мать плохого не пожелает.

Взвизгнула молния дорожной сумки. От этого звука Валентина Ивановна дернулась, как будто ее больно ударили, и заплакала.

– Снимать он будет комнату в коммуналке, жить с алкашами и наркоманами, как будто бездомный… – запричитала она. – Еще и деньги на съем тратить, не ее, а свои. Приехала из деревни, пропади она пропадом, и все ей тут же на блюдечке принесли. Нашла же дурака… Ох, горе-горе…

Васятка зашнуровал ботинки.

– Мам, зонт передай, пожалуйста. Топтать не хочу.

Мать протянула ему черный отцовский зонт.

– Ты только не потеряй его, – всхлипнула она. – И себя береги. Оставляешь старуху одну, никому ненужную…

Сердце Васятки изнывало от жалости. Он сам готов был заплакать.

– Мам, я тебя очень люблю, и ты мне очень нужна, – сказал он дрогнувшим голосом. – Забегу на днях, обещаю.

Васятка коротко поцеловал маму в лоб и крепко обнял. Она с трудом отцепила руки от его свитера, когда он разжал объятия.

Ася стояла внизу.

– Спасибо, – тихо сказала она. И добавила: – Ты молодец.

Васятка молча кивнул. Говорить сейчас он не хотел и не мог.

Он обещал, что никогда не оставит маму, и вот оставил. Новая счастливая жизнь стала серой и тоскливой, как все вокруг. Он слышал, как капает дождь, и представлял, как за спиной – в серой многоэтажке льются мамины слезы.

Ася взяла его под руку. Прижалась к нему. От Асиного тепла на душе у Васятки стало спокойней.

– Ох уж эта погода, – сказала она.

Васятка выглянул из-под зонта. Справа над домами уже разъяснилось. Дождь закончился. Ветер гнал по лужам невысокую рябь.

– Смотри, – Ася забрала у него зонт, сложила и показала им за дома. – Радуга.

– Радуга, – повторил Васятка и, сам того не ожидая, заулыбался.

Все завертелось, закрутилось и успокоилось: стало обыденным, вошло в привычную колею.

Комната была небольшая, но светлая, соседи попались хорошие – обычные люди.

– Берем, – сказала Ася, глядя на высокие белые потолки.

– Берем, – согласился Васятка и подписал с риелтором договор.

Ася подошла к окну, распахнула старые деревянные рамы, впуская в комнату свежий осенний воздух. А потом взяла с подоконника горшок с геранью и отнесла на общую кухню.

– Ненавижу эти цветы, – призналась она. Васятка кивнул. Ему было немного жаль: мама всегда говорила, что эти цветы полезны для воздуха.

Ася бросила институт и пошла в торговлю, решив, что восстановится, когда им будет хватать денег на жизнь. Васятка получил свой красный диплом, устроился на престижную работу, а с первой зарплаты купил матери навороченный холодильник. Но мама отчего-то не спешила назвать его человеком, сказать – «вот теперь-то ты состоялся». Она вообще перестала его хвалить и только жаловалась на жизнь. Говорила, как тяжело и одиноко ей тут одной, и что некому будет, как придет время, поднести ей стакан воды.

– Ну чего ты, мам, – огорчался Васятка. – У тебя же есть я.

– Не у меня, а у этой… прости господи, – ворчала мама.

Васятка не понимал, причем тут мамин господь. Он целовал мать в щеку, сглатывал подступивший ком и со смешанными чувствами переступал порог, уходя из родного дома.

Он убеждал себя, что все хорошо. Но в равнобедренном треугольнике между Асей и мамой он был стороной неравной. И как превратить фигуру в треугольник равносторонний, Васятка не знал.

Он разрывался между работой, домом и мамой. Он вкусил взрослую жизнь, пил ее через край, и все чаще ему вспоминалось беззаботное детство и юность.