Дурак космического масштаба

Чтобы был он со мной молчалив, Чтоб был строг, и ко мне равнодушен. Чтобы, душу кому-то излив, Снова стал я и глух, и послушен. Чтобы рвали меня на куски Лишь за то, что, мол, ценят и любят, Что б я с вами не сдох от тоски, С теми, кто называются "люди".

Напев разрывал душу. Но даже кускам души не было места на безжизненной планете, и они скреблись, требуя снова открыть им грудную клетку.

Пел рыжий штрафник, тот, что спорил недавно с Костой. И зелёная тишина аккомпанировала хриплому грудному голосу, возможно, даже подпевала.

Не найти мне по сердцу причал, И никак одному не согреться. Во Вселенной нет больше плеча, Что б я смог на него опереться. Запылились мои башмаки Всё стоят и стоят у порога. Мне без бога бродить не с руки. Я возьму и придумаю бога…

Энрихе открыл глаза. Придумать бога… Капитан что-то говорил про это? Или приснилось?

Хаго дремал. Рос сидел раскачиваясь, обхватив голову руками. Штрафники развели костёр, разложили сухой паёк — галеты, саморазогревающиеся консервы.

— Там шоколад есть под сидением первого пилота, — сказал, открывая глаза, капитан Пайел. — И настойка какая-то. — Хьюмо, посмотри?

Рос поднялся и, покачиваясь, пошёл почему-то ОТ нашей шлюпки.

— Хьюмо, — окликнул капитан.

Пилот повернулся и застыл на несколько секунд, непонимающе глядя на нас.

— В нашей шлюпке, — тихо объяснил капитан. И показал рукой.

Рос вздохнул, полез в люк.

— Ты живой, Энрек? — спросил капитан.

Энрихе хотел было встать, но быстро передумал.

Рос вернулся с плоской пластиковой бутылкой, перевязанной незнакомой надписью.

— Трофейная? — заинтересовался Коста.

— Из Белой долины, — отозвался капитан. — Так с тех пор под сидением и лежит…

— Нас тут бросили что ли? — спросил Рос, и штрафники притихли.

Это был именно тот вопрос, который интересовал сейчас всех, кроме капитана и иннеркрайта. Те — вообще ни о чем не в состоянии были думать.

— Колин не бросит, — ответил капитан.

Энрихе почувствовал в нём уверенность спокойную и твёрдую, и снова закрыл глаза. Мир стал кружиться меньше, но долгое смотрение — утомляло.

— А что это было? — спросил рыжий штрафник, осмелев от глотка пущенного по кругу спиртного.

— Смещение паутины реальности, — спокойно пояснил Энрихе, не открывая глаз. — Кто-то, умеющий, начал воздействие на паутину. Но введённая программа не смогла точно наложиться на существующий вариант реальности. Что-то помешало. Не знаю что. Но в результате равновесие сместилось. Нас потащило по вариантам — разные ветки, разные решения… Разум перестал контролировать изменения, поэтому у кого-то могли быть галлюцинации, головокружение или тошнота. Или — всё сразу. Разум устроен так, чтобы не замечать минимальных изменений, при переходе на другой вариант развития событий. Но, когда изменений слишком много, они всё-таки фиксируются, и можно сойти с ума.

— Только у нас так было, или везде? — спросил хаго.

— Везде — по-разному, но отголоски прошли, особенно по точкам разрыва.

— А это что? — судя по голосу, о паутине капитан не знал ничего.

— Это места особо значимых событий. Где от определённого поступка зависит, по какой ветке события пойдут дальше. Вот тут, у нас, тоже была "точка". Я мог найти, или НЕ найти тебя, например. Но я не знаю сейчас, это ли сыграло свою роль или что-то ещё. Событие в точке разрыва может быть и мелким, незаметным. Вроде — побрился ты или нет…

Что-то прошуршало рядом, видно капитан Пайел прошёлся по своей щетине.

— Тебя как зовут-то хоть, капитан?

— Агжей.

Энрихе открыл глаза и протянул руку:

— Рико.

— Недели не прошло, — усмехнулся хаго. — Ну и что нам теперь со всем этим делать?

— Кто бы знал? Со своей ветки реальности мы всё-таки сместились, я вижу. Но куда нас утащило, один Хэд теперь знает. Одно скажу — изменения не фатальные, иначе крыши бы посносило точно.

— Ты говорил, что кто-то мог это сделать? — капитан нахмурился.

— Могло и само собой. Но чувствую — кто-то, — Энрихе закрыл глаза и уловил внутренним зрением багровые отблески. — Даже могу предположить — кто. Не спрашивай, — предупредил он следующую реплику, — всё равно не скажу.

— А зачем?

Энрихе задумался. Покачал головой.

— Отец, может быть, знает.

— Может. Но на связь нам выходить нельзя. Дьюп сказал — сидите и не высовывайтесь.

Энрихе улыбнулся. Он знал историю с "дьюпом" и старым Вашугом.

— А как ты с отцом познакомился? — спросил он.

— Да вот из-за этой же самой Плайты…

Капитану вернули бутылку, но пить он не стал. Предложил Энрихе:

— Будешь?

— Нельзя сейчас. Всё это отупляет, а мне — голова нужна. Остатки её. Неизвестно, закончилась свистопляска эта или нет. Может ещё одна волна пойти. Ты… Как бы тебя назвать?.. — Энрихе вздохнул. Капитанское плечо рядом было такое живое и тёплое. — Ты почему, сволочь недобитая, за нами следом не стартовал, как договаривались? Куда ты делся, чтоб тебя белые дети зимы в проруби утопили? — ругался он без зла.

Капитан тоже вздохнул.

— Посмотреть хотел, что мы тут оставляем. Думал, вдруг живые всё-таки есть, а мы… Решил круг небольшой сделать. Я бы, в общем-то, успел. Только с генераторами зараза какая-то началась. Сначала подумал — авария и завис, определиться хотел. Ну и видимо, расстояние не рассчитал, или угол. Они использовали наши генераторы по-своему…

— Кто?

Капитан не ответил.

— Ты видел кого-то?

— Не знаю, может — приснилось…

Энрихе понял — капитан видел что-то, но будет молчать. Как и он будет молчать о своих подозрениях на тему дома Нарьяграат. Общее у них было только одно — влипли вместе. Да ещё вот эта странная надёжность чужого плеча, и уверенность, что, если бросят свои, этот хаго не бросит. Странная уверенность. Разбивающая мысли о том, что все они здесь уже трупы. Давно. Уже, примерно, полчаса.