Дураки умирают

— Не волнуйся, — попытался успокоить его я. — Я все улажу.

Он выдавил из себя улыбку.

— Мерлин-маг. Тогда надевай свой гребаный колпак со звездами. Или хотя бы сядь. — Он достал сигарету. Я вновь подумал, что он слишком много курит. Сел. Начал лихорадочно соображать, как же залатать брешь, возникшую в его отношениях с Пэм. Знал я лишь одно: мне не хотелось лгать Пэм и не хотелось, чтобы ей лгал Арти.

— Я не наставляю рога Пэм. И это все, что я хочу тебе сказать.

Конечно же, я ему поверил. Он никогда мне не лгал.

— Хорошо, — кивнул я. — Но ты должен объяснить Пэм, что происходит, а не то она сойдет с ума. Она позвонила мне на работу.

— Если я скажу Пэм, мне придется говорить тебе. Слушать ты не захочешь.

— Так сразу скажи мне. Какая разница! Ты всегда говоришь мне все. К чему менять заведенный порядок?

Арти бросил окурок на бетон платформы.

— Хорошо. — Он положил руку мне на плечо, и мне вдруг стало страшно. В детстве он всегда так делал, чтобы утешить меня. — Только не прерывай.

— Как скажешь.

Меня бросило в жар: я понятия не имел, о чем сейчас пойдет речь.

— Последнюю пару лет я пытался разыскать нашу мать. Кто она, где, кто мы такие. Месяц тому назад я ее нашел.

Я встал. Отпрянул от скамейки. Арти последовал за мной. Вновь попытался обнять.

— Она пьяница. Она красит губы помадой. Очень хорошо выглядит. Но она одинока в этом мире. Говорит, что хочет увидеть тебя, говорит, что тогда она ничего не могла…

— Хватит, — оборвал я его. — Не надо больше ничего говорить. Ты можешь делать все, что хочешь, но я увижу ее скорее в аду, чем живой.

Я развернулся и направился к автомобилю. Сел за руль, Арти — рядом. Когда мы подъезжали к его дому, я уже совладал с нервами.

— Тебе лучше рассказать обо всем Пэм.

— Я расскажу, — согласился Арти.

Я остановил машину на подъездной дорожке.

— Пообедаешь с нами? — спросил Арти, открывая дверцу.

— Нет.

Я наблюдал, как он идет к дому в сопровождении детей, игравших на лужайке. Потом вырулил на шоссе и поехал домой. Очень медленно и осторожно. В ситуациях, когда люди начинали суетиться, я вел себя предельно осторожно. Выработал в себе эту привычку. Войдя в дом, по лицу Вэлли понял, что она в курсе. Дети уже спали, обед стоял на столе. Она погладила меня по голове, пока я ел. Села напротив, ожидая, когда я заговорю. Потом вспомнила: «Пэм просила позвонить ей».

Я позвонил. Пэм попыталась извиниться за то, что втянула меня в эту историю. Я сказал, что ничего страшного, тем более что все прояснилось. Пэм хохотнула: «Господи, я бы предпочла, чтобы он завел любовницу». Она вновь радовалась жизни. Наши роли переменились. Несколькими часами раньше я жалел ее, думая, что ее будущее в опасности, я стремился ей на помощь. Теперь жалеть следовало меня. Она чувствовала за собой вину. Я заверил ее, что все хорошо. А Пэм перешла к следующему интересующему ее вопросу:

— Мерлин, ты вот сказал, что не желаешь видеть свою мать. Ты серьезно?

— Арти мне поверил? — спросил я.

— Он говорит, что всегда знал об этом. И сказал бы тебе после тщательной подготовки. Только я нарушила его планы. Он злится на меня за то, что я поторопила события.

Я рассмеялся.

— Видишь, начиналось все плохо для тебя, а теперь дуется он. Его обидели. Все лучше, чем тебя.

— Конечно. Послушай, я очень сожалею, что все так вышло. Честное слово.

— Ко мне это не имеет никакого отношения, — ответил я. — Абсолютно никакого.

Мы попрощались, и я положил трубку.

Валери терпеливо ждала моего рассказа. Пэм, а может, и Арти проинструктировали ее, и она понимала, что торопить меня нельзя. Но думаю, она не могла осознать, что творилось в моей душе. И она, и Пэм были очень хорошими людьми, но понять этого не могли. Их родители не хотели, чтобы они выходили замуж за сирот. Я мог представить себе истории, которые рассказывали им. А если по нашей линии детям передадутся психические заболевания? А вдруг они родят от нас кретинов? А если в нас течет негритянская, еврейская или протестантская кровь? Что ж, теперь догадки уступили место фактам. Как я понимал, ни Пэм, ни Валери не остались в восторге от романтического порыва Арти, пожелавшего восстановить связь поколений.

— Ты хочешь пригласить ее сюда, чтобы она повидалась с внуками? — спросила Валери.

— Нет.

На лице Валери отразились тревога и недоумение. Я читал ее мысли: она боялась, что и ее дети могут вот так отказаться от нее.

— Она же твоя мать. И прожила тяжелую, полную несчастий жизнь.

— Ты знаешь значение слова «сирота»? — спросил я. — Давно не заглядывала в толковый словарь? Сирота — это ребенок, у которого умерли родители. Или от которого эти самые родители отказались. Какой вариант ты находишь предпочтительным?

— Понятно. — Валери помрачнела. Поднялась на второй этаж посмотреть, спят ли дети, затем прошла в спальню. Я услышал, как потекла вода в ванной. Я сидел внизу, читал, делал пометки и пошел наверх, лишь убедившись, что она давно спит.

История эта тянулась пару месяцев. А потом позвонил Арти и сказал, что наша мать вновь исчезла. Мы договорились встретиться в городе и за обедом все обсудить. В присутствии жен на столь щекотливую тему нам говорить не хотелось. Арти выглядел бодро. Сказал, что она оставила записку. Сказал, что она много пила, ходила по барам и снимала мужчин. Он заставил ее бросить пить, купил новую одежду, арендовал ей квартиру, давал деньги на жизнь. Она рассказала ему обо всем. В том, что она сдала нас в приют, ее вины действительно не было. Тут я его остановил. Об этом я слышать не хотел.

— Ты намерен вновь разыскать ее?

Арти ослепительно улыбнулся.

— Нет, — ответил он. — Знаешь, даже теперь я создавал для нее массу проблем. Не нравилось ей мое присутствие. Когда я ее нашел, она вела себя так, как мне и хотелось, вероятно, из чувства вины. Но ей эта роль определенно не нравилась. Один раз она даже попыталась затащить меня в постель, ради развлечения. — Арти рассмеялся. — Я приглашал ее в гости, но она не соглашалась. Может, оно и к лучшему.

— Как восприняла это дело Пэм?

Арти рассмеялся.

— Господи, она ревновала меня даже к матери. Когда я сказал ей, что все закончилось, по ее лицу разлилось безмерное облегчение. А тебе я могу сказать следующее, братец. У тебя на лице не дрогнул ни один мускул.

— Потому что мне абсолютно без разницы, есть она или нет.

— Да, — кивнул Арти. — Я знаю. Тебе без разницы. Не думаю, что она бы тебе понравилась.

* * *

Шесть месяцев спустя Арти слег с инфарктом. Состояние у него было средней тяжести, но он несколько недель провел в больнице, а потом еще месяц долечивался дома. Я приезжал к нему в больницу каждый день, и он продолжал настаивать, что у него скорее приступ стенокардии, а не инфаркт. Я отправился в библиотеку и прочитал все, что смог, об инфарктах. Выяснил, что реагирует он на случившееся, как и большинство инфарктников, причем в некоторых случаях правота оказывается на их стороне. Но Пэм охватила паника. Когда Арти вернулся из больницы, она посадила его на строгую диету, выбросила из дома все сигареты и сама перестала курить, чтобы не провоцировать Арти. Отказ от курения дался ему нелегко, но он сумел перебороть дурную привычку. Должно быть, инфаркт крепко его напугал, потому что он начал заботиться о своем здоровье. Долго гулял, выполняя рекомендации врачей, не переедал, к сигаретам не прикасался. И еще через шесть месяцев выглядел, как никогда раньше. Мы с Пэм даже перестали панически переглядываться, когда он выходил из комнаты. «Слава богу, он бросил курить, — говорила Пэм. — Он же выкуривал по три пачки в день. Вот сердце и не выдержало».