Дураки
Шрифт:
— Вот уж провинция! — ликовала супруга Виктора Евгеньевича. — Эти уж иностранцы! Недаром считается, что из всех собак мы, дворняжки, самые умные и живучие.
Роковым опоздание в Женеву стало потому, что прибыли они сюда не в какое-нибудь воскресенье, а в тот день, когда в Республике, по настоянию Всенародноизбранного,прошел очередной референдум.
Именно события, с ним связанные, и привлекали всеобщее внимание, им и посвящалась вся первополосная информация телевидения, радио и газет.
На сей раз на всенародное обсуждение выносились поправки в недавно принятую Конституцию. Писалась она «под Капусту»,
В воздухе запахло диктатурой...
Виктор Столяр, которого Верховный Совет назначил председателем Центральной комиссии по проведению выборов и референдумов, проявил решимость,заявив, что он ни под каким предлогом не утвердит результаты юридически несостоятельного референдума. Сразу после этого он был физическивыдворен из ЦИКа, для чего Всенародноизбранномупришлось прибегнуть к помощи спецназа.
В Верховном Совете взволновались не на шутку. Одни — из-за диктатуры, другие — из-за собственной судьбы.
С последними Батькапоступил просто: каждого вызвал и предложил хорошую должность...
Первые начали процедуру импичмента.
Когда говорят о журналистике как о четвертой власти, подразумевая, что есть еще три, тут что-то путают...
Весь жизненный опыт Всенародноизбранногосвидетельствовал об ином. Никаких веток на самом деле нет, а есть только стволи листочки.
На самом деле (так было и будет всегда) власть бывает «распорядительная» и «исполнительная». Или не оченьисполнительная.
Распорядительная власть — это ЦэКа, а точнее, его первый секретарь (неважно, какего назовем, хоть президентом) — хозяин,который и распоряжается.Все остальные призваны исполнять.Верховный Совет, Совмин, парламент или Национальное собрание — название опять роли не играет, всякие суды (от районного до Верховного, от хозяйственного до Конституционного), службыконтроля, силовые структуры, инспекции, банки, газеты, радио, телевидение, базары — всем им отдаются распоряжения: поправитьзакон, собрать урожай, повысить удои, остановить инфляцию, осудить и добавить срок, снизить цены, выпустить или, наоборот, уничтожить кинофильм...
Когда здесь об этом забыли, появился Верховный Совет, который попробовал как-то себя проявлять, чуть ли не законодательно. Но тогда и Всенародноизбранныйрешил проявить себя и поправилКонституцию, а Верховный Совет разогнал, правда, пригласив всех на дружеский ужин. Все или почти все, кого позвали,пошли, куда позвали.Те, которые придумали импичмент, не сумели добрать голосов и остались с носом. Они теперь могут сколько угодно заседать и даже принимать постановления, до которых вообще никому нет дела... Особенно в народе, который, плохо понимая, за что голосует, поддержал поправки к Конституции, которые никто не читал, так как их просто «не успели» опубликовать.
Ветви,
таким образом, обломились, листочки осыпались, что, по мнению мировой общественности, позволило всенародному Батькенезаконно продлить на два года свои полномочия, узурпировать власть и поссориться с цивилизованным миром.Ладно бы поссориться самому! Так нет же, попал в эту кашу и Виктор Евгеньевич Дудинскас, волею судьбы оказавшийся первым, кто новое отношение Запада сразу же на собственной шкуре в полной мере ощутил, прибыв в Женеву в воскресенье 24 ноября 1996 года.
Назавтра утром глава департамента, на встречу с которым они так окрыленно неслись — еще десять дней назад в разговоре по телефону он заверял, что дело с финансированием практически решено, — принял Дудинскаса подчеркнуто вежливо. Предложил кофе и, сухо извинившись, сообщил, что рассмотрение любых программ, связанных с Республикой, откладывается.
— Sorry, — сказал он на прощание. — Мы не сотрудничаем с диктаторскими режимами.
И выразил надежду, что расстается с Виктором Евгеньевичем не навсегда, а «до лучших времен» [87] .
87
Дудинскас первый, но не единственный. Позднее подсчитано: только из-за нежелания иностранных инвесторов сотрудничать с режимом, республика теряет 1,5 миллиарда долларов в год.
В Женеве они остановились у своего соотечественника Ивана. С полгода назад, побывав в Дубинках, тот был настолько потрясен увиденным, что предложил профинансировать строительство в Дубинках водяной мельницы. Они с женой двадцать лет проработали в Миссии ООН, что-то накопили и, видимо, ощущали вину перед земляками, которые за всю жизнь на родине зарабатывают столько же, сколько здесь, на чужбине, Иван получает в месяц.
До позднего вечера они сидели у камина. Иван уговаривал Дудинскаса не расстраиваться, тем более что утром они все вместе поедут к его юристу обсуждать, как оформить их семейный вклад в то бесспорно великое дело, которое Виктор Евгеньевич с женой совершают на его далекой и многострадальной родине, невзирая на печальные обстоятельства и смутные времена. И так далее.
Утром, когда они с Иваном мирно завтракали, дозвонился Станков и сообщил: только что на них накатили.Прибыли сразу четыре бригады. Склады и бухгалтерия опечатаны, у водителей автомашин отобрали ключи... Он пытался не пустить незваных гостей на территорию, предложив созвониться с отсутствующим шефом. Один из них, судя по предъявленным документам, представитель Комитета госбезопасности, заявил:
— Это лишнее. К тому времени, когда ваш хозяин господин Дубаускасвернется, если он такой болван, вашей шарашки уже не будет.Виктор Евгеньевич слушал Станкова почти молча, вопросов старался не задавать. И разговор закончил спокойно, пообещав перезвонить...
Но хозяин дома Иван был совсем не идиот, по физиономии гостя он понял, что произошло нечто такое, после чего даже близким в долг не дают, хотя и относятся к ним с состраданием.
Дождавшись, когда Иван отправится на службу (с походом к юристу было решено повременить), Виктор Евгеньевич позвонил прямо Горбику, с которым его сразу соединили, услышав про Женеву. В трех словах он рассказал о «наезде» и спросил Николая Афанасьевича, надо ли ему нестись домой или все-таки задержаться, чтобы хоть что-то из запланированного завершить.