Дураков нет

– Гм… – замялся молодой врач.

– Давайте обсудим что-то такое, в чем вы разбираетесь, – предложила мисс Берил. – Что со мною не так? Кроме того, что мне восемьдесят.

Молодой врач открыл было рот, но мисс Берил его перебила:

– Не ходите вокруг да около. Представьте, что вы разговариваете с Клайвом.

– С каким Клайвом?

– Младшим. Но только для вида. На самом деле вы ничего ему не расскажете. Никогда.

– Что ж, миссис Пиплз…

– Если вы будете называть Клайва именем его матери, выйдет не очень-то убедительно, – вновь перебила мисс Берил.

Молодой человек расплылся в улыбке.

– Что ж, Клайв, – уступил он, – единственное, чем я сейчас могу вам помочь, – это высказать профессиональное предположение.

– Ма бывшая учительница, – ответила мисс Берил, подражая голосу сына. – Она поймет.

Ее собеседник посерьезнел.

– Я полагаю – то есть я почти уверен, – что у вашей матери сегодня утром был инсульт. Или, если угодно, микроинсульт. В почтенном возрасте вашей матери такое бывает нередко. Кислород вдруг перестает поступать в мозг, отсюда и головокружение, и иллюзия, будто идет снег. Причина? Скорее всего, маленький сгусток крови, но наверняка мы едва ли узнаем. Причины могли копиться долго.

Мисс Берил выслушала врача, гадая, какие причины он имеет в виду – только физические или духовные тоже. Образуются ли от предательства сгустки крови? Мисс Берил склонялась к тому, что да.

– И это может повториться?

Врач, помявшись, кивнул.

– Быть может, следующий инсульт у вас… то есть, прошу прощения, у нее случится лишь через год или больше. А может, и через месяц. И он может оказаться как сильнее, так и слабее предыдущего. Возможно, у нее будут серии микроинсультов, обычно они предвещают более серьезный инсульт. Если у нее снова появятся такие симптомы, как сегодня, ей следует немедленно попасть ко мне на прием. Пожалуйста, объясните ей это.

– Ма очень упряма. – Мисс Берил услышала, как произносит эти слова голосом сына.

Удивительно, до чего просто копировать Клайва-младшего. И не только те особенности его речи, которые раздражают ее больше всего, – например, то, что он называет ее “ма”, – но и неуловимую интонацию, и общий ритм. Точно некая сложная общая генетическая черта в их телесном обличье (может, в самых голосовых связках?) помогает мисс Берил в точности повторять те звуки, которые издает Клайв-младший. Она впервые спародировала голос сына для чужака, чувствовала себя немного предательницей и гадала, не образуется ли от этого очередной сгусток крови.

– Если она чего-то решила, ее можно лупить по голове палкой, но ма не передумает.

– У меня после общения с ней сложилось такое же впечатление, – ответил врач и ухмыльнулся, показывая, что эта игра ему в удовольствие. – Но вообще она замечательная.

Врач вышел в коридор, махнул медсестре.

– Когда придут результаты анализов, я выпишу вам рецепт на антикоагулянт, – сказал он. – А до тех пор берегите себя, миссис Пиплз… я же сейчас разговариваю с миссис Пиплз?

Взять кровь у мисс Берил пришла та же самая медсестра, которая ранее мерила ей давление; медсестра с некоторым раздражением шлепнула мисс Берил по руке, точно желала бы придать ее руке другую форму. Мисс Берил понимала это чувство.

* * *

– Вот бы еще эти гвозди не гнулись, – сказал Руб, когда погнулся очередной паркетный гвоздь.

Плоские гвозди, крепившие тонкие доски к балкам, гнулись от первого же удара при попытке выбить их. Вытаскивать их из досок, как и предсказывал Питер, оказалось долго и муторно. Салли и Руб поставили две пары козел на листы фанеры посередине гостиной, образовав островок, окруженный дырами, в которые взрослый человек мог по невнимательности провалиться и улететь в самый подвал, – серьезная угроза, учитывая, что Салли с Рубом, возможно, были самыми невнимательными людьми в Бате. Снизу из темноты доносились временами какие-то шебуршания. Салли не собирался лезть в подвал и выяснять, что там творится. Он слышал, как рабочие, делавшие ремонт в “Сан-Суси”, жаловались, что вся территория вокруг этого беспорядочно выстроенного здания и нижние его этажи кишат крысами, – наверняка тварей спугнула тяжелая техника, и теперь те сновали повсюду. В “Сан-Суси” даже вызывали дератизаторов, хотя, по мнению Салли, с тем же успехом можно было бы пригласить крысолова с дудочкой, чтобы он вывел все крысиное население “Сан-Суси” в подвальчик под домом, где некогда жил Салли.

– Лучше бы ты не говорил, что там крысы, – посетовал Руб, прислушиваясь к доносящемуся снизу шороху, похожему на шелест бумаги.

Любой, кто услышал бы сегодня ворчание Руба, счел бы, что тот недоволен, но Салли знал, что это не так. Несмотря на неиссякаемый перечень желаний, Руб был доволен впервые за две недели – то есть с тех самых пор, как вернулся Питер. После обеда к ним вдруг нагрянул Ральф, переговорил о чем-то с Питером с глазу на глаз, и Питер без объяснений уехал с отчимом. Что-то явно случилось, но ни Питер, ни Ральф не сочли нужным рассказать об этом Салли, и тот подумал, что у Веры очередная истерика. Он весь день невольно представлял, как его бывшую жену поймали на краже в аптеке Джоко. Интересно, знает ли Питер, подумал Салли. И знает ли Ральф.

Руб ничуть не расстроился, что Питер уехал, теперь Салли снова принадлежал только ему. Стоя перед козлами посреди минного поля из дыр в полу, они весь этот долгий день провели лицом друг к другу, методично выдирали гвозди, чтобы паркетины можно было использовать заново. Когда они закончили с досками, которые лежали у западной стены, Руб притащил те, что были свалены на крыльце, проворно переступая с балки на балку с охапкой тяжелых досок, а Салли ждал его, стоя на фанерном настиле, и клял дурацкие гнущиеся гвозди.

Весь день они пробыли наедине в этом магическом круге – так близко, что можно коснуться друг друга рукой, хотя Руб и не собирался этого делать. Точно подросток, он ужасно боялся, что его сочтут “педиком”, и этот страх неизменно вступал в противоречие с настоятельной потребностью находиться как можно ближе к своему лучшему на свете другу, делиться с Салли сокровеннейшими желаниями и нуждами – по мере того, как они приходят на ум. Желания Руба не выдерживали расстояния. Охотнее всего они заявляли о себе, когда ему не надо было повышать голос – например, когда Руб в канаве, Салли тоже в этой канаве, в одном шаге от него, и готов их услышать. Руб предпочитал не выпихивать желания силой, а бережно выпускать, чтобы они, порхнув на еще не окрепших крыльях, сами нашли Салли. Желания Руба, подобно недавно вылупившимся птенцам, были слишком юны и слишком неловки, чтобы выдержать долгий полет. Им лучше в гнезде.

Итак, сегодня днем Руб пожелал, чтобы Питер перестал называть его “Санчо”, потому что Руба раздражает это прозвище; чтобы в этом полуразрушенном доме работало отопление, потому что внутри почти так же холодно, как снаружи, и в тепле можно работать без перчаток, которые мешают вытаскивать гвозди, а это дело тонкое; чтобы его жена, Бутси, пореже крала в “Вулворте”, где работала, а то ведь ее поймают и их обоих посадят в тюрьму; чтобы летом, когда откроется спа, их с Салли долларов за двадцать в час взяли разнорабочими в “Сан-Суси” (из окна, смотревшего на северо-восток, был виден один его флигель за рощицей голых деревьев). Чтобы Руб хотя бы на день сделался невидимкой и смог подглядывать, как красотка Тоби Робак принимает душ.

Салли слушал его вполуха. И, как всегда, дивился скромности желаний Руба. Просить о возможности сделаться невидимым – и ограничиться при этом единственным днем. Часто фантазии Руба отличались диковинной мудростью, словно он понял, что жизнь ничего не дарует безоговорочно, а непременно с условиями, из-за которых ее дары оказываются бесполезными или же вызывают лишь новые желания. Казалось, Руб понимал в глубине души, что лучше пусть желания остаются желаниями. В случае с невидимостью уж точно. Руба и так почти что не замечали, а полностью исчезнуть едва ли в его интересах.