Дурная примета

Хоть Олег и держался этаким суперменом, которому сам черт не страшен, но от Ирины не укрылось беспокойство, свившее гнездо в душе брата. Что-то серьезно мучило его, находя смутное отражение на лице и во взгляде. Только не спросишь же старшего брата. Да и он вдруг светлел ликом, и тени беспокойства тут же исчезали.

Знать бы бедной девушке, что уже несколько недель Олег вынашивал планы «отмщения» своим соседям. Во-первых, за то, что они живут богаче его. Во-вторых, за то, что был отвергнут Мальвиной, как любовник. Знать бы… Да не дано простым смертным знать чужие помыслы.

Олег и так, и этак «подбивал клинья» к симпатичной соседке, и с лестью, и с грубостью пёр — всё было напрасно. Мальвина его игнорировала. А однажды, когда он был особенно настойчив и навязчив, прямо заявила, что не нуждается в его мужских достоинствах, даже если таковые вообще у него имеются. Заявила с издевательско-пренебрежительной улыбочкой женщины, знающей себе цену.

Как всякий мужчина в шоферской среде, Олег считал, что все бабы слабы «на передок» и дарят свою любовь направо и налево, кому ни попадя, лишь бы этот «нипоподя» брюки носил.

Чего грех таить, встречаются и такие представительницы прекрасного пола. Не часто, но встречаются. Лично Олегу такие особы попадались часто. Даже собственную жену Лилию он сначала соблазнил, потом использовал, не имея серьезных намерений на супружескую жизнь. Женился же от безысходности: Лилия забрюхатела, а его связь с ней была слишком разафиширована, чтобы попытаться отделаться от нее! К тому же ее родители подсуетились. Вот и пришлось окольцеваться… по рукам и ногам себя связать.

А тут — полный «отлуп», как говорил дед Щукарь. К тому же Мальвина не только отказала ему в сексуальных утехах, но и попутно оскорбила колким замечанием о его мужских достоинствах. Этого Олег простить никак не мог. Вот и дал он себе клятву отомстить соседям при удобном случае.

О его домоганиях Мальвина мужу, по-видимому, не поведала, так как тот продолжал приветливо здороваться при встречах. В противном бы случае скандал закатил. И это обстоятельство также бесило, как и сам отказ.

«Совсем, сучка, игнорирует, девственницу из себя корчит»! — покалывало самолюбие.

На работе и в супружеской постели, рядом с пухлым и теплым телом Лилии, он постоянно строил планы отмщения. В разных вариантах. Один хитроумнее другого. Строя планы, он хотел все сделать так, чтобы самому при любом раскладе мщения, оставаться в стороне, в тени.

Олег был продуктом своего времени. Слегка образованным, в меру нагловатым и хамоватым, и очень невоспитанным, но при этом отчетливо понимающим, что пакостные дела лучше всего делать чужими руками.

Откуда же было взяться воспитанию, если оно передается вместе с кровью и генами родителей, с молоком матери, формируется в семье, а не в детском садике и в школе, и тем более, не на улице.

Родители Олега — главные зодчие воспитательного процесса жили мирно, как большинство семейных пар. Основное время они находились на работе, а чуток свободного проводили в хлопотах по обустройству семейного очага. И вечно были в поисках денег. Сначала на ковры и стенку, потом на хрусталь и золотые погремушки в виде колечек, сережек и цепочек. Позже — на цветной телевизор и видеомагнитофон. Затем из кожи лезли и копили на «жигуленка». Сходить в театр, в музей, в филармонию — у них и в мыслях не мелькало. В кино ходили от случая к случаю, и то, когда были помоложе. С годами — ни-ни. Мол пустая трата времени и денег. К тому же телек имеется…

Художественной литературе, не говоря уже о публицистике, на полках «стенки» места не нашлось. Родители не читали, и он не читал. И в ТЮЗ, то есть театр юного зрителя, уже несколько десятилетий работавший в городе, сходил один раз. Вместе со своим первым классом. Учительница, Мария Ивановна, культпоход организовала.

От роду ему было немногим более двадцати шести лет. Не блистал красотой, но и уродом не был. Образованием не мог похвалиться, но и за словом в карман не лез. Где не хватало слов, там помогал русский мат. Универсальное средство общения всех русскоговорящих. Ох, и могуч русский язык, особенно с матом! Говорят, что поволжские немцы в быту меж собой общаются на родном немецком, даже ссорятся на нем. Но когда ссора доходит до своего апогея, и слов на родном не хватает, то главным аргументом становится русский мат! Великий и могучий.

По праздникам надевал костюм отечественного производства. Недорогой, но ладный, пошитый как будто на заказ, как раз по фигуре. В будни носил джинсы, куртки. В квартире коротал время в спортивном костюме фирмы «Адидас».

Как все, учился в школе. После окончания восьми классов пошел получать профессию водителя в ПТУ. В «банде» местной пацанвы, хамоватых и нахрапистых, тайком обирал своих же однокашников из сельских районов. Правда, на курс млаже. Несколько раз уличался в такой «шалости» преподавателями, клялся и божился, что делает это в последний раз. Ему верили, или делали вид, что верят, лишь бы не выносить «сор из избы», отчитывали, строго-настрого предупреждали и… прощали.

Книг, как и стоило ожидать от «продвинутого» родительского воспитания, почти не читал, в киношку не ходил, по телевизору смотрел только развлекательные программы, иногда художественные фильмы, зато ни одной дискотеки в городе не пропускал. Там можно было не только потолкаться, но и винца втихаря пропустить, и кулаки о чью-либо физиономию почесать. Иногда получал и по собственной, но не расстраивался, относился к этому философски: «Раз на раз не приходится». Впрочем, всегда старался отомстить обидчику. Силой его бог не обидел, и услугами дворовой «кодлы» не брезговал. Имел несколько приводов в милицию, в опорный пункт на родном поселке. Однако бог миловал, в тюрягу не сел, как некоторые его особенно активные кореша.

Потом была служба в армии. Служил водителем в строительном батальоне. Попросту, в стройбате. Другие мечтали о ВДВ, морской пехоте… Ему было плевать на престиж. Престиж престижем, а в стройбате платили!..

Когда был «молодым», шустрил на побегушках у «дедов» и не считал это зазорным. После года службы сам «гонял» молодых, но особо не зверствовал. Зато демобилизовался в срок. А те его сослуживцы-одногодки, что давали волю кулакам, вынуждены были «задержаться». Некоторые — надолго: были осуждены за неуставные отношения.

Еще в армии Олег пришел к выводу, что играть в «кошки-мышки» с законом лучше всего не своими, а чужими руками. Вот и искал чужие руки.

В кавалере сестры Ирины, этом Ромео из Курского детдома, Злобине Иване, парне недалеком, но физически сильном и по уши влюбленном в Ирину, он увидел долгожданное орудие своей мести.

«Пусть Иван-дурак на нас попашет, — размышлял Олег наедине с собой, строя один план хитроумнее другого, — а там видно будет. Если и погорит, то не велика беда. Жалеть некому. А молчать мы его научим».

Полунамеками, полуфразами он подталкивал Ивана к мысли «проучить» зарвавшихся соседей. Только Иван то ли не понимал, что от него требуется, то ли понимал, но делал вид, что не понимает, все никак не соглашался быть орудием мести. Чтобы ускорить «дозревание» клиента и его сговорчевость, Олег и решил «дожать» его разрывом с сестрой. И устроил небольшой спектакль Ирине, используя ее «втемную» в придуманной им комбинации. А Ивану поставил ультиматум: «Сначала дело, а любовь потом…»