Дурная примета

— Привет! И извини — совсем задергали. То в один суд, то в другой. Лунев — сюда, Лунев — туда, а Лунев всего один. Так что, извини.

— Извиняю.

— Что требует, это хорошо, — возвратился Лунев к началу разговора, — значит, не забывают меня.

— Да кто же тебя забыть посмеет? Бандитов все больше и больше, — усмехнулся Паромов, — и не каждый адвокат соглашается такую мразь защищать. Только на тебя они и уповают… Да на заезжих время от времени москвичей, — подначил заводного адвоката следователь.

— Все кричат: бандиты, бандиты. А как дело доходит до судебного разбирательства, так ни 209, ни 210 статьи УК, — парировал Лунев выпад следователя. — Или скажешь — не так? — И прищурил хитро один глаз.

— Так, — развел руками следователь. — Все верно. Суд наш, хоть уже и не советский, а российский, но как был самый гуманный в мире, так и остался. Для бандитов.

— Это ты брось: суд… Суд — он и есть суд. Просто предварительное следствие, привыкшее завышать объем фактического обвинения, в целях перестраховки, на всякий случай, и лепит больше, чем следует! Что, скажешь, не так?

— Воспользуюсь статьей 51 Конституции, — отшутился Паромов, так как в словах адвоката доля истины имела место быть, следователи подстраховывались перед судом и завышали объем обвинения. — Хоть раз в жизни воспользуюсь. А то все ты, да твои клиенты и пользуетесь…

— Сплюнь через плечо и не зови лихо, — враз посерьезнел Лунев. — Честное слово, не хотел бы, чтобы ты или кто-нибудь из твоих коллег стал моим клиентом. Хоть на день. Лучше мы, по-прежнему, будем лаяться друг на друга, но по разные стороны баррикады.

Лунев, конечно, был своеобразный адвокат, и бандитов защищать не гнушался, и с многими следователями ругался до хрипоты в голосе, и ходатайства по делам на трех-четырех листах писал, но с Паромовым находился в нормальных отношениях, и тут душой не кривил, не желая видеть следователя в числе своих клиентов.

— Впрочем, достаточно о погоде. Пора и к делам приступать. Что там у нас?

— Что у вас, не знаю, но у нас имеется подозреваемый по статьям 111 и 162 УК. Некто Злобин Иван Иванович, восемнадцати лет. Ордерок на стол — станет и у вас, — пошутил Паромов.

Лунев достал из дипломата ордерскую книжку и выписал очередной ордер на осуществление защиты Злобина.

— Опять, по-видимому, подстраховка, перебор, — намекая на тяжесть статей, не удержался он от очередной колкости.

— Если честно, — отозвался Паромов, принимая выписанный адвокатом ордер, — то скорее недобор. Клиенту твоему, как пить дать, париться по 105 через тридцатую. Так что, тут полный недобор.

— Это мы еще посмотрим… Где протокол задержания?

— В деле.

— Дай-ка взглянуть.

— Без вопросов. — Паромов вынул из дела протокол задержания подозреваемого Злобина в порядке статьи 122 УПК РСФСР.

— Смотри. Твой подзащитный с ним ознакомился.

— Наверно, не только ознакомлен, но уже допрошен? — усмехнулся иронично Лунев. — Только прошу иметь ввиду, что я буду обжаловать этот протокол допроса, как доказательство. Предупреждаю заранее.

— Какой же ты проницательный, даже страшно! Как догадался? — Оскалился в ответной усмешке и Паромов.

— Да я вас, торопыг, всех как облупленных знаю. Все спешите, все закон нарушаете… А потом на нас обижаетесь, что дела ваши разваливаем в судах. Нарушать закон не надо, тогда и развалиться не будут!

— Это не мы виноваты, это жизнь виновата. Она нас торопиться заставляет. И закон у нас странный: живем в новом государстве — так называемой Российской Федерации, с новой Конституцией, а руководствуемся, по-старому, уголовно-процессуальным кодексом несуществующей страны. Это, значит, нормально? А твой Злобин в качестве подозреваемого не допрашивался. В качестве свидетеля он показания давать не пожелал, воспользовавшись пресловутой пятьдесят первой статьей Конституции… Так, что Закон мы не нарушаем!

— Не нормально. Это я об УПК. Но неизбежно и безысходно. Впрочем, достаточно языком трепать, как деревенские бабы бельем на речке при полоскании, приступим-ка к делу. Тащи сюда Злобина. Посмотрим, что за гусь. А то за него не один следователь меня беспокоил, другие некоторые тоже ходатайствовали.

— Не бандиты ли? — пошутил с дальним прицелом Паромов: вдруг да скажет адвокат, кто так сильно беспокоится о сироте.

— Тебе все бандиты, да бандиты. Словно обыкновенных людей на белом свете мало, — слегка обиделся Лунев.

— Ладно, старик, не дуйся. Просто интересно: Злобин сирота, и вроде бы некому за него перед знаменитым адвокатом ходатайствовать. Неужели подружка?

— Не, не подружка. Друг какой-то, — вновь не пожелал уточнить имя и фамилию друга адвокат.

— Не Олег ли Нехороших, брат подружки? — не отставал следователь, связавшись по внутренней связи с дежурным и попросив привести в кабинет для допроса подозреваемого Злобина.

— Олег, не Олег — тебе-то какая разница, — замялся адвокат. Врать не хотелось, но и признаваться было не с руки: Нехороших просил его свою фамилию не упоминать в милиции.

— Раз не хочешь говорить, не говори. Дело хозяйское, — с напускным безразличием обронил следователь. — Кстати, вот и клиента доставили, — окончил он, когда помощник оперативного дежурного ввел в кабинет Злобина Ивана. Из его полусапожек были вынуты шнурки, и голенища, разинув пасть, расползлись в сторону, обнажив языки, прикрывавшие голень ног от шнурков. Лицо Злобина было заспанное, помятое.

«Вот, нервы, так нервы, — невольно подумал следователь, — считай, до смерти прирезал человека, находится под следствием — и спит, как младенец»!

Лунев быстро переговорил с подозреваемым, прямо в присутствии следователя и конвоира-помощника дежурного, заявил, что клиент воспользуется статьей 51 Конституции РФ и показания давать не желает.

— Пока не желает, — уточнил он. — Нам нужно подумать. Время еще имеется.

— Хорошо, — согласился Паромов, ожидавший такой ход адвоката Лунева и его подзащитного. И добавил, уже обращаясь к помощнику дежурного.

— Если минутку подождешь, то и заберешь Ивана Ивановича, чтобы туда-сюда попусту не ходить, ног не бить.