Дурная примета

И не дожидаясь указаний следователя, стал раскладывать свой чемоданчик на одном из стульев.

— Выполнять следственные действия, — нейтрально ответил следователь на вопрос криминалиста.

— Понятые подойдут? — спросил следователя Аверин, дав выговориться эксперту. — На улице первых проходящих пригласил…

— Подойдут, — лаконично ответил следователь, выяснив у потенциальных понятых, что они совершеннолетние и не лишены дееспособности. И стал объяснять парням как причину их приглашения, так и права и обязанности понятых, предусмотренные статьей 135 УПК РСФСР. Объяснив, выяснил их данные о личности, вписал в протокол личного обыска и освидетельствования подозреваемого Апыхтина.

— Пожалуйста, распишитесь, что обязанности понятых вам разъяснены, — дал он расписаться понятым в бланках протоколов. — Вот здесь и здесь.

— А вы, Владимир Давыдович, надеюсь, уже поняли, какие следственные действия мы с вами будем выполнять?..

— Не первый раз замужем…

— Тогда за разъяснение обязанностей специалиста, предусмотренных статьей 133 со значком 1 УПК прошу расписаться, и как специалисту флаг вам в руки и вперед!

Андреев вынул из чемоданчика большую лупу и с ее помощью стал исследовать одежду подозреваемого, комментируя то и дело:

— Вот здесь пятно…, и здесь маленькое…, а вот тут побольше… надо же, в корочку превратилась… это уж точно кровь…

Каждое обнаруженное пятнышко он обводил мелком, для наглядности.

Понятые кивали в знак согласия, опер удовлетворенно крякал, следователь еле успевал за ним вносить в протокол обыска их местонахождение на одежде и локализацию. Только Апыхтин оставался безучастным ко всему, словно все манипуляции происходили не с ним, а с кем-то другим.

Испещрив куртку и брюки подозреваемого Апыхтина белыми овалами, отчего одежда стала походить на шкуру белого ягуара, Андреев все это с нескольких ракурсов сфотографировал, а потом с помощью ватных и марлевых тампонов сделал несколько смывов из отмеченных мест. Каждый смыв упаковал в отдельный бумажный конверт, «чтобы не протухло», указав на конверте с какого объекта, с какого места изъят этот смыв. Конверты пронумеровали, внесли в протокол. На каждом конверте все участники обыска, в том числе и подозреваемый расписались.

Кроме обнаруженных пятен на одежде и на поверхности ботинок, больше ничего у подозреваемого не было.

Следователь вслух зачитал протокол. Выяснил, все ли верно записано, нет ли каких замечаний.

Все, за исключением Апыхтина, дружно заверили, что записано верно и замечаний нет.

— Тогда расписываемся, — предложил следователь. — На каждой страничке под текстом.

Расписались.

— Теперь приступим к освидетельствованию.

Приступили и покончили с этим следственным действием достаточно быстро: был обнаружен и зафиксирован только один свежий шрам на правой ладони, между большим и указательным пальцами, то самый, о котором говорилось выше.

Чтобы избежать всевозможных недоразумений с освидетельствованием, в протоколе отметили, что осматривались только руки и ладони, остальные части тела осмотру не подвергались.

— Спасибо за помощь, — поблагодарил понятых следователь, когда все необходимые процессуальные вопросы были решены. — Прошу извинения за причиненные неудобства в личном аспекте. Надеюсь, что не очень помешали вашим планам. Те заверили, что нет, и поторопились поскорее покинуть это гостеприимное заведение.

— Так, Александр Иванович, — распорядился Паромов, — Апыхтина пока в КАЗ, чтобы подумал в тиши и нам не мешался. Попозже допрошу в качестве подозреваемого. Может, одумается и раскается… Потом — в ИВС. Там уж, точно, времени подумать над собой и над судьбой будет предостаточно. И тишина…

— Гробовая тишина, — хмыкнул опер.

— А пока надо вынести постановления на проведение судебно-биологической экспертизы и судебно-медицинской. В дополнение к ранее назначенным.

— Хорошо, — согласился Аверин. — Отведу — и в ИВС.

Было видно, что он по-прежнему считал перспективной версией разработку Крюка. Да и новым подозреваемым места надо было «подготовить», но об этом вслух при посторонних не говорят.

— Поезжай! Я тут справлюсь один. А если что, то Студеникин поможет, и Давыдыч, думаю, не откажется. Не откажешься помочь, Давыдыч?

— В полном распоряжении! — бодро заверил Андреев.

Он, вообще, казалось, никогда не терял бодрости духа. Ни в какой ситуации.

Аверин повел Апыхтина вниз, по пути разъясняя ему право сотрудников милиции применять по нему оружие, если ему вдруг вздумается убежать.

— Все, ты уже не свободный человек… Теперь за тебя решать и думать будут другие…

Было около 10 часов. Как не поспешал следователь, как не поторапливался, время неумолимо убегало.

— Перекурить даже некогда, — доставая пачку «Родопи» и прикуривая от одноразовой газовой зажигалки японского производства, — посетовал он. — С одним еще не закончил, а там уже ждет второй. И постановления печатать надо…

Не прекращая курить, придвинул к себе печатную машинку, вложил бланки постановлений, стал печатать.

— Здоровее будешь, — ответил на это некурящий эксперт. — Капля никотина убивает лошадь…

— Если та не курит… а если курит, то только сил придает, — невесело пошутил следователь, не прекращая печатания.

Когда-то, давным-давно, заходя в кабинет начальника следственного отделения Промышленного РОВД, Крутикова Леонарда Григорьевича, видел на столе пепельницу, порой не одну, а две, вечно заполненную окурками. Крутиков курил папиросы «Беломор» почти без передыху, одну за другой — и это поражало молодого сотрудника милиции Паромова. Теперь и он курил так, что пачки на день не хватало. Правда, курил не папиросы, а сигареты с фильтром, полегче, но кто знает, от чего больше дерьма поступает в организм…

— Ты как считаешь, — посерьезнел эксперт, — Крюк или эти акселераты прибили Смирнова?

Как бы не соблюдали режим секретности и тайну следствия, информация по отделу просачивалась и просачивалась. Поэтому эксперт-криминалист уже был в курсе событий. Впрочем, как всегда. Проныра, одним словом.

— Толкач муку покажет, — не стал вдаваться в конкретику следователь. — Пока с уверенностью можно сказать лишь одно: все версии имеют право быть.

— Что-то ты, товарищ старший следователь, завернул, — усмехнулся Андреев. — Как в киношке о «знатоках».

— Не поверишь, но так оно и есть на самом деле, так что ты держи порох сухим. В смысле видеокамеру. Чтобы не получилось так, что надо заснять на видео показания, а у тебя вдруг подсели блоки питания, или свободной кассеты не оказалось. Знаю я вас, экспертов-криминалистов…

— Обижаешь, начальник, — отшутился эксперт, — шьешь статью, не подумав о последствиях…

— Ладно, Володь, перекурили, попечатали, пора и за второго приниматься, — сказал следователь, отставляя подальше стеклянную пепельницу с загашенным в ней окурком сигареты, и доставая бланки протокола задержания подозреваемого. — Будем задерживать Злобина. Ты можешь пока не уходить, опять предстоят процедуры личного обыска и освидетельствования. Снял трубку телефона прямой связи с дежурным и попросил привести Злобина.

— Он у оперов, в двадцатом кабинете, — ответил дежурный.

— Соедини.

Оперативный дежурный соединил с кабинетом Студеникина.

— У вас?

— У нас.

— Как?

— Да никак.

— Веди.

— Веду. Кстати, протокол его допроса в качестве свидетеля брать?

— Бери. Почитаем, что он там сочиняет.

— Да дурь всякую: не был, не видел, не знаю…

— Все равно, неси.

Через минуту Студеникин ввел в кабинет следователя Злобина, крепенького парня лет восемнадцати, широкоплечего качка в неизменной кожаной куртке и джинсах. На ногах были сапоги, наверное, сорок пятого размера. Смуглолицего, крупноголового, короткошеего. Черные, глубоко посаженные глаза смотрели исподлобья с угрюмой тоской и злостью.