Дурная примета

— Дело в самом обвиняемом, — выплеснула горчинку, как личинку мушки дрозофилы, на неспокойную душу Паромова следователь Истомина. — Он проходит по уголовному делу наших оперов о превышении должностных полномочий, расследуемому прокуратурой Центрального округа, в том числе и в отношении начальника криминальной милиции Бомко Вадима, потерпевшим. А мы взяли да и лишили прокурорских следователей важного доказательного звена. Вот прокурор, как застоявшийся без кобылы жеребец, и закусил удила. Я так думаю…

— Не знал, — обескуражено протянул Паромов. — То-то опера чуть ли не руки потирали вчера, когда о санкции услышали. Я еще подумал: чего так радуются. А оно вон как обстоит… Почему не ввела в курс дел?

— Да то старая бодяга. Еще до вашего появления в отделе милиции за полгода как началась. Я как-то о ней и не подумала… Только порадовалась за оперов наших, когда получила от вас материал на возбуждение дела и расследование: подумала грешным делом: попался голубчик…

— А ты вчера, когда санкцию брала, все прокурору пояснила? — прервал ее Паромов недовольно.

До него стала доходить причина прокурорского «наезда».

— Все. Даже не скрыла, что это тот самый Хмырь, из-за которого в отношении наших оперативников дело возбуждено.

— Точно? Не врешь, попку прикрывая?

— Точно. Могу даже побожиться…

— Твоя божьба, как мертвому припарки… Ведь атеистка, надо полагать?..

— Крещеная и в церковь хожу, — насупилась Истомина. — Хотите, крестик покажу?..

И свободной от уголовного дела рукой потянулась к декольте платья.

— Хорошо, верю, — остановил ее Паромов, скользнув взглядом по плоскому бюсту.

Девственницей Истомина явно не была, однако груди оставались маловыразительными.

«С ее ростом могла иметь груди и покрупнее…» — непроизвольно мелькнуло в голове начальника следственного отделения.

— Раз верите, то… — убрала следователь руку от декольте.

— Верю, верю, — поспешил с заверениями Паромов. — Ты лучше скажи, что дальше было? Как вел себя блюститель законности? — возвратился он к интересующему вопросу.

— Да ничего. Прокурор еще раз сам уточнил, что дает санкцию на этого Хмыря.

— Тогда тем более непонятно, чего на нас так орать и себя в глупое положение ставить?

— Ярин, — пожала плечами Истомина. — Вы его еще плохо знаете, но узнаете. Впрочем, кто не орет на подчиненных… — многозначительно намекнула Истомина.

— Я его вообще никак не знаю… — начал было пояснять Паромов, умышленно проигнорировав последнюю часть реплики следователя. — Даже знакомился на бегу…

Но его прервала вышедшая на крыльцо секретарша:

— Паромов, вас просит зайти прокурор.

— Хорошо, — бросая окурок в урну, стоявшую недалеко от входа в здание прокуратуры, сказал Паромов и направился следом за Людмилой Васильевной.

— Ну, ни пуха… — пожелала Истомина.

— К черту!

Когда Паромов вошел в кабинет прокурора и остановился у порога в ожидании дальнейшего приглашения, то Ярин неожиданно для него, прервав беседу с Петрухиным, громко и отчетливо извинился за свое повышенное эмоциональное поведение. Затем предложил подсаживаться поближе, чтобы обсудить одно важное и щекотливое для обеих сторон дело.

Это был совсем уж другой прокурор Ярин. Обстоятельный и деловой. Ни грубости, ни хамства. Обращение — вполне официальное: на «вы». И хотя в голосе все же чувствовалась жесткость, но в прокурорском кресле восседал уже вполне нормальный человек.

«Дело» же заключалось в следующем: или следователь Истомина (либо кто другой, принявший к производству дело о хулиганстве) изменяет меру пресечения арестованному Хмыреву, или прокурор возьмет под стражу сотрудников уголовного розыска, фигурирующих в качестве подозреваемых по прокурорскому делу.

— Тут торг не уместен, товарищ прокурор, — заявил Паромов однозначно, — судьба коллег для меня важнее.

— Вот и хорошо, — произнес прокурор. — Я такой ответ предполагал, но на всякий случай вынес собственное постановление об изменении меры пресечения. Пусть Истомина его отвезет на машине начальника отдела. Александр Владимирович, не возражаете?

— Конечно, нет, — лаконично ответил оживший и повеселевший Петрухин. — Пусть везет.

— Я правильно поступаю? — задал прокурор вопрос начальнику следственного отделения.

Вопрос был явно провокационный. Ярин, по-видимому, желал не столько проэкзаменовать нового начальника следственного отдела в знании УПК, как лишний раз напомнить о том, кто тут хозяин и чье слово последнее.

— Прокурор, как надзирающее лицо, в рамках своей компетенции вправе принять любое решение по делу, если оно не противоречит закону, — ответил Паромов, которому уже опостылела эта игра в кошки-мышки.

— Вот и хорошо, — засмеялся Ярин, — приятно осознавать, что хоть тут вы не сможете меня упрекнуть. А то так разошлись в своем возмущении, что на прокурора чуть кричать не стали. А прокурор — он тоже человек, и у прокурора нервы имеются…

Вечером того же дня обвиняемый Хмырев был освобожден из-под стражи на подписку, а еще через два дня и само дело в отношении Хмырева было истребовано прокурором в прокуратуру.

— Хана делу, — с сарказмом констатировал данный факт начальник криминальной милиции ОМ-3 капитан Бомко Вадим Владимирович, зайдя к Паромову. — Значит, и нам хана, хотя и попозже… Дело в отношении Хмыря прокурорские развалят, наше же в суд направят. И нам всем крышка. Словом, не долго музыка играла, не долго пел аккордеон…

— Может, еще все обойдется… — попытался успокоить товарища Паромов. — Судя по тому, что вы мне рассказали, там не дело, а сплошной оговор вас Хмырем в целях ухода от ответственности за кражу… и отсутствие доказательств.

— Может и обойдется, — в разрез с внутренним убеждением согласился с Паромовым Бомко. — Руководство УВД заверяет, что борется за нас. Представляешь, весь розыск на скамье подсудимых окажется. Даже стажер Мачихадзе, и тот уже на прокурорский крючок попал. Зверствуют… Крови жаждут…