Дурная привычка
Шрифт:
Буквально перед моим лицом из земли вырвалось пламя. Я его отчетливо вижу даже сейчас: внизу почти бесцветное, чуть выше — синее до фиолетового, еще дальше- желто- оранжевое. Таким огнем вспыхивает ацетиленовая горелка. Пламя, будто рукой, подхватило летящий кусок металла, изогнулось над травой и разбросало железку тучей капель дальше по моему маршруту. Затем все стихло и только полоса выжженной травы напоминала о случившимся. И нагретый воздух мерцал передо мной, как в летний день над асфальтом…
— Крохаль! — Голос Охотника вернул меня к реальности. — Тихо-тихо ползи назад. Да не крутись ты! Раком ползи, салага!
Медленно
Щека саднила страшно. Подпалила-таки меня эта адская зажигалка! Хорошо, хоть не зажарила. А то появилось бы сегодня в Зоне новое блюдо — «Крохаль-гриль».
Когда я дополз до Охотника, тот преспокойно сидел на корточках и покуривал свою ядерную самокрутку, от запах которой с непривычки можно было окочуриться.
— Поднимайся, сталкер недоделанный, — Охотник похлопал меня по плечу. — Покажись. Мдя-я-я. Красавец!
Я поднялся с земли и потрогал лицо. Правая щека болела, глаз жгло, а брови и ресниц будто не было отродясь.
— Это что? — спросил я, кивнув в сторону обгоревшей травы.
— Подожди с разговором, пока лицо не обработаем, а то будешь потом ходить в маске как Призрак Оперы или Мистер Х. Кстати, рекомендую, — Охотник достал из подсумка на поясе небольшой баллончик. — Универсальный спрей от ожогов, как химических, так и термических. От лучевых, вот, не помогает. От этих только грязевые ванны назначают доктора, к земле, говорят, привыкаешь быстрее.
За разговором Охотник пару раз встряхнул баллончик и пальцем отщелкнул предохранительный колпачок.
— Глаза прикрой, — Охотник поднес распылитель к моему лицу.
Подчиняясь приказу, я подумал о том, что зря, наверное, влез вовсе эти дела — есть более простые способы зарабатывать на хлеб с маслом. Струя спрея обожгла щеку, да так, что моя голова сама собой дернулась в сторону. Глупые мысли сразу улетучились.
— Ой…!
— Сиди спокойно и глаза пару минут не открывай. Как почувствуешь холодок, значит, пленка образовалась, можешь дальше взирать на Зону широко открытыми глазами.
Через некоторое время щеке действительно стало прохладно и даже приятно. Я рискнул посмотреть на Охотника. Тот безмятежно попыхивал самокруткой.
— Что это было?
— Жарко, — протянул Охотник.
— Да, душновато. Так что это?
— Жарко, — повторил Охотник, странно акая на конце слова. Потом, поглядев на мой растерянный вид, по слогам проговорил: «Жар-ка».
— Чего? — я, видимо, отличался тогда редкостным скудоумием.
— Аномалия такая. Она, вообще-то, дальше в Зоне обычно живет. Обожает прятаться под мостами, в подземных коридорах, разрушенных зданиях. Может быть вертикально ориентированной, тогда бьет точно вверх, и горизонтально — по земле стелется. Какая в ней температура, только догадываться можно. Ну, ты сам видел, как металл испарился. Заметить ее просто: увидишь выжженный участок поверхности — это трасса «Жарки». Если «Жарка» горизонтальная, то участок продолговатый, как здесь. Узкий конец указывает на источник. Если вертикальная, то участок округлый, источник в центре. Со своей трассы аномалия обычно не сходит. Но, как говорится, чем Зона не шутит. Эта «Жарка» странная какая-то. На моей памяти она- единственная из своих сестер располагается на открытой местности недалеко от Периметра…
— А чего ты меня не предупредил? — я решил немного обидеться. Но, на обиженных, как известно, где-то воду возят, что мне Охотник сходу и доказал.
— А зачем тебя предупреждать? Ты вон, ас уже. На кривой плоти не подъедешь: с тропы сошел, у ведущего совета не спрашиваешь… Ты горелое пятно видел? — Лицо Охотника вдруг отвердело и превратилось в маску.
— Да…
— А какого ляда не поинтересовался у старшего товарища: что, мол, за фигня такая, Охотник, и можно ли туда нос свой засунуть. — Чувствовалось, что учитель сильно недоволен мной. — А если б я не успел, или ты упал не туда? А? Чего молчишь?
— Да в голову не пришло, как-то…
— Во-о-о-о… — Охотник показал пальцем в зенит. — Теперь тебе наука будет- голова сталкеру прикручена не только чтобы в нее есть, но и думать ей, хоть иногда.
— Да уж, наука! — я потер щеку, удивительно гладкую после обработки.
— Не переживай. — Охотник сплюнул окурок. — Через пару дней пленка отвалится, щека подживет, и ты сможешь опять на танцы ходить и девок кадрить.
Охотник достал флягу с водой, взял из нее глоток, прополоскал рот, горло, потом проглотил, убрал флягу и вынул кисет с табаком.
— Будешь? — хитро улыбнулся мне учитель.
— От твоего злобного самосада у всякого нормального сталкера легкие скукожатся. Ты его что, на «Горячем пятне» растишь? — я достал «Доской табак» и прикурил. — Ты свои самокрутки как химическое оружие запатентуй — большие бабки поднимешь.
— Шутник ты, однако. А вот скажи мне, юморист-сатирик, какого ты перед «Жаркой» как вкопанный остановился?
— Знаешь, Охотник, будто повернулось во мне что-то. Ну, не хочу идти дальше, хоть убей!
— Это Сталкерское чутье в тебе проснулось. Хорошо, что оно в тебе есть. Слушай урок номер два: доверяй Чутью, оно может тебе жизнь спасти однажды.
До Свалки я добрался без приключений, поднялся на холм и залег в рыжей траве. Вот интересно, почему в Зоне нет ни одного зеленого листочка? Хлорофилл, или как там его, растениям не нужен, что ли?
Свалка раскинулась передо мной во всей своей красе. Строительный мусор, горы брошенной проржавшей техники, БТРы, красные пожарные ЗИЛы, даже автобусы пассажирские попадались. Технику, говорят, свозили сюда еще в 1986 году, когда о Чернобыле узнал весь мир. Не сразу, правда, узнал. Насколько я помню, эвакуация из Припяти и Чернобыля началась то ли на следующий, то ли через день после аварии. Я сейчас не могу уже точно сказать. Люди получили тогда большую дозу облучения. Как техника, кстати. Только людей, все-таки, эвакуировали, и умирали они от лучевой болезни уже в других городах, успев поделиться радиацией с врачами и медсестрами. А технику, что не бросили на месте, отвезли на кладбища. Чистить машины было дорого, да и долго. Проще выбросить.