Дурное влияние

— В «дурака»?

Карл отрицательно мотает головой и бросает свои карты на пол. Потом забирает карты у Олли, складывает все вместе и начинает тасовать.

— Мы как раз собирались сыграть в «костяшки». Знаешь, что такое «костяшки»?

Я пожимаю плечами: мол, ясен пень, хотя на самом деле понятия не имею. Карл встает и подходит ко мне.

— По правилам должно быть два игрока, но можно и втроем.

С этими словами он протягивает мне колоду, на открытой ладони, а значит, он не передает мне карты, а хочет, чтобы я снял.

Я снимаю и открываю девятку червей.

— И какие правила? — спрашиваю я.

— Я думал, ты знаешь.

— Может, они у нас разные.

— Тогда расскажи мне свои, а я скажу, такие же они или нет.

— Он почти поймал меня, но не совсем.

— В моих не снимают в начале игры, так что они уже разные. Давай лучше играть по твоим.

— И как же начинают в твоих?

— ТЫ ЧТО, ИДИОТ? ПРОСТО РАССКАЖИ НАМ ПРАВИЛА.

Он лыбится так, будто уже выигрывает.

— Снимают все по очереди, — объясняет он. — У кого самая крупная карта, тот и победил. Самая мелкая — проигравший. Картинки идут по десять очков. Туз — одиннадцать. Проигравший подставляет кулак. Победитель бьет проигравшего колодой по костяшкам столько раз, сколько очков набрала победившая карта. Побеждает тот, кто выходит из игры последним. Проигравший — тот, кто сдается первым. Выходить из игры когда вздумается нельзя.

Я смотрю на Олли. Олли смотрит на меня.

— Это не карточная игра, — говорю я.

— А что? Балет? У тебя девятка.

Он протягивает колоду Олли. Тот колеблется.

— А если будет ничья? — спрашивает он.

— Тогда игра повторяется. Все снимают по новой. Давай.

Карл тычет Олли колодой в живот. Олли снимает.

— Четверка! — восклицает Карл. — Обломись.

Он задирает руку с колодой вверх, картинно опускает вниз и выжидает для пущего эффекта, переводя взгляд с меня на Олли. А затем показным движением снимает и резко разворачивает карту лицом к нам, прежде чем посмотреть самому.

— Уууууууууууу! Восьмерка! — объявляет он. — Ты выиграл.

Карл и Олли отдают мне карты, и я перетасовываю колоду. Я и правда не знаю, что делать дальше.

— Давай, — говорит Карл и подталкивает Олли. — Руку вперед.

Олли послушно вытягивает руку.

— В кулак. В кулак сожми.

Олли сжимает кулак и наставляет на меня.

— Бей, — говорит Карл. — Девять раз.

Я вцепляюсь в колоду — не слишком крепко, но и не слабо, чтобы карты не выпали, — и опускаю на руку Олли.

— Один.

Карл отсчитывает удары. Я бью несильно, но под конец первые две костяшки Олли краснеют и слегка припухают. К последним ударам я даже начинаю входить во вкус.

Поскольку я победил, то теперь моя очередь давать снимать. Олли выпадает шестерка, Карлу — дама, мне — снова девятка.

— Опять облом!

Карл так возбужден, что практически пропевает эти два слова. Он вырывает у меня карты, располагает кулак Олли так, как ему удобней, и выдает десять ударов примерно с той же силой, что и я. При этом он слегка смещает колоду, чтобы попадать по другим костяшкам, еще не тронутым мною. Когда все заканчивается, кожа на кулаке Олли не содрана, но видно, что она воспалилась.

Следующий раунд. Я тяну первым и вынимаю туза. Не в силах сдержаться, издаю торжествующий клич и пускаюсь в пляс, потому что наверняка знаю, что победил.

Дальше очередь Олли. Он вытягивает короля, отчего я опять начинаю приплясывать. Расклад просто идеальный. Я против Карла, и у меня одиннадцать ударов!

— Король! — радостно ору я. — Король!

Карл, снова сняв по-пижонски, достает паршивенькую тройку. Экстраунижение.

— ТРОЙКА! — веселюсь я. — Ну что ж ты, Карл? Мог бы сыграть и получше!

Он молча протягивает мне карты и выставляет кулак, но не глядит на него, как Олли, а смотрит мне прямо в глаза, точно бросает вызов. Какой момент! Я тяну время, аккуратно складывая колоду, и поступаю с Карлом точь-в-точь как он поступил с Олли: располагаю его кулак именно там, где мне удобней врезать с размаху.

Первый удар звучит совершенно иначе. Я бью раза в два сильнее, чем по кулаку Олли. На средней костяшке тут же проступает водянистое пятнышко, что-то вроде крошечного волдыря. Карл даже не смотрит на него. Он не сводит глаз с меня и лишь медленно прищуривается, показывая, что спокоен как удав.

— Один, — произносит он таким тоном, словно отсчитывает «один-ноль» в свою пользу.

Мой второй удар еще чуть сильнее. Я целю в ту же костяшку, но промазываю, и контакт получается не таким смачным.

— Два.

В голосе Карла легкий намек на торжество.

К цифре «восемь» на кулаке вздыбливается кожаный лоскут, под которым явственно проступает краснота. На счете «десять» это уже не просто краснота, а настоящая кровь. С последним ударом на нижней карте остается маленькое красное пятнышко. Я показываю его Карлу.

— Неплохо, — говорит он, причем как бы с двойным сарказмом, поскольку в голосе сарказма нет, но смысл явно язвительный.

Мое сердце начинает бешено колотиться. Я вхожу в то состояние полной концентрации, когда для человека перестает существовать все, кроме игры. Я знаю, что выиграю. Я чувствую — сегодня мой день.

Протягиваю колоду.

Олли — пятерка треф.

Карл — восьмерка бубен.

Как два пальца. Даже обидно.

Я снимаю по-карловски, картинно поднимая и выставляя карту вперед, чтобы другие увидели раньше меня. И не могу поверить своим глазам, когда разворачиваю руку и вижу перед собой двойку пик. Двойку! Когда на кону какая-то несчастная восьмерка!

— Обломись, — говорит Карл. Тихо, без злорадства.

Он собирает карты и поудобнее пристраивает мой кулак. Я смотрю на его вторую руку и вдруг замечаю, как он держит колоду. Не горизонтально, а вертикально, как держат нож, когда хотят с размаху всадить его в стол. И когда Карл становится наизготовку, я понимаю, что именно так он и собирается бить: ребром колоды, а не плоскостью, как до того.

— Так бить нельзя, — говорю я.

— Это еще почему?

— Нельзя, и все.