Душа и слава Порт-Артура

Много раз приходилось ему выступать перед солдатами, учить их, разъяснять, наказывать, наконец. Но сейчас…

Кондратенко не помнил, как очутился на зарядном ящике. Сбивчиво, волнуясь заговорил:

— …За нами осталась лишь небольшая пядь русской земли с городом Порт-Артур. Это наш, русский город, ибо на его устройство мы затратили миллионы народных денег, еще больше положили труда…

Стена белых рубах слушала не шевелясь, затаив дыхание.

— …Надо упорно оборонять свои позиции. Вся Россия следит за нами… Положим все наши силы, не щадя живота своего, чтобы оправдать доверие государя и умножить славу русского оружия…

Речь закончилась восторженным «ура!». Солдаты подхватили любимого генерала на руки и, как он ни отбивался, донесли до лошади. В других батальонах встречи были такими же. Везде Роман Исидорович выступал, и везде за ним катилось радостное, уверенное «ура!». Глубоко тронутый таким приемом, Кондратенко только с наступлением темноты смог отправиться в обратный путь.

13 июля японцы начали атаку передовой позиции русских. После продолжительной артиллерийской подготовки Ноги пустил пехоту на Зеленые горы и Юпилазу. На склонах последней развернулись ожесточенные бои. Под сильным ружейно-пулеметным огнем и шрапнелью, не обращая внимания на проволочные заграждения и волчьи ямы, японцы, неся огромные потери, продвигались упорно вперед. Только на вторые сутки им удалось подойти под скалистые скаты горы. Прижавшись спинами к стене, они пытались залповым огнем достать оборонявшихся. Но и с русской стороны напряжение достигло наивысшего накала. Стрелки сваливали на японцев глыбы камней, делали из веревок петли, которыми вытаскивали врагов наверх.

Пока шли бои под Юпилазой, 11-я японская дивизия также безуспешно штурмовала позиции правого фланга у Лувантаня. Отряд Семенова встретил артиллерийскую подготовку японцев организованно. Стрелков вывели из траншей в блиндажи. После обстрела они, не потерпев урона, встретили врага губительным огнем.

Кондратенко добрался до Семенова только в 9 часов утра. Шел сильный дождь. Выяснив обстановку и отдав общие указания, Роман Исидорович немедленно отправился на Зеленые горы. Бой уже был в самом разгаре. Сквозь пелену дождя со стороны передовой, как призраки, брели, опираясь на винтовки, раненые. Санитары тащили носилки. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Но вот он увидел спускающуюся с первой сопки беспорядочную толпу солдат. «Отступают…» — остро кольнуло в сердце. Пришпорив коня, Кондратенко понесся навстречу.

— Что происходит? Почему отступаем? Где офицеры? — кричал он, задыхаясь.

Ему не отвечали. Он видел лишь испуганные лица, затравленные взгляды. Вот один солдат остановился, разглядев сквозь дождь генерала, прохрипел:

— Так что… Пулеметы…

Наконец с носилок, пытаясь подняться, раненый офицер слабым голосом доложил:

— Ваше превосходительство… Большой перевал оставлен… Высокая отрезана, обороняется только ротами пограничной стражи полковника Бутусова.

Генералу все стало ясно. Соскочив с коня, он побежал навстречу отступавшим, на ходу сдернул фуражку и, размахивая ею над головой, закричал:

— Стой! Кругом — марш! Вперед! Вам идет подкрепление!

Солдаты, почувствовав уверенность генеральского тона, начали поворачивать назад, рассыпаясь в цепь.

— Ну, живо! Наверх и ложись за камни! — командовал генерал, указывая в сторону передовых позиций.

Не обращая внимания на свист пуль, он продолжал подбадривать стрелков:

— Братцы! Лучше умереть, чем опозорить себя и отступить! На вас надеются царь-батюшка и Россия! Все умрем, а не отступим. Ну, молодцы, с Богом! Вперед!

Воодушевленные словами любимого генерала, стрелки ринулись в атаку. Подоспевшие резервные роты, наращивая удар, ворвались на только что покинутые позиции. Отступление было остановлено.

В простреленной фуражке, грязный и исцарапанный, Кондратенко возвратился в штаб.

Весь день 13 июля, до самой темноты, бои продолжались с переменным успехом. Для японцев первый день праздника оказался неудачным. С рассветом они возобновили атаки, в самый разгар которых Стессель потребовал Кондратенко к себе. Покидать позиции в такой момент было просто невозможно. Начал вырисовываться успех, чему способствовала блестяще проведенная поддержка моряков: с утра в Лувантанскую бухту вошли крейсера «Баян», «Аскольд», «Паллада» и 11 миноносцев, которые не только расстреливали артиллерийские позиции неприятеля, но и били по наступающей пехоте. Поэтому Кондратенко не торопился в штаб, пока не стало ясно, что дальнейшие атаки успеха им не принесут.

Вечером в штабе Фока собрался военный совет. Прибыли начальник укрепрайона генерал-лейтенант Стессель, комендант крепости генерал-лейтенант Смирнов, начальники дивизий Фок и Кондратенко. Обсуждался вопрос: продолжать ли бои на этих позициях или отойти на Волчьи горы? Фок был за отступление. Стессель своего мнения не высказал. Кондратенко настаивал на продолжении обороны и, к своему удивлению, встретил поддержку со стороны коменданта крепости. Правда, Роман Исидорович подозревал, что поддерживал его Смирнов больше в пику Стесселю, чем ради дела. Далее пошли обычные разговоры о плохой помощи моряков. Поддерживать такую беседу Кондратенко не хотел. Только час назад он отправил Витгефту телеграмму, в которой выражал свои чувства флоту за оказанную поддержку: «Сердечно благодарю за содействие флота, благодаря которому удалось успешно отразить сильнейшие пехотные и артиллерийские атаки неприятеля на нашем правом фланге…»

Отказавшись от ужина, Кондратенко отправился к себе и впервые за последние три дня уснул спокойно. Рано утром он вновь отправился к Семенову и все-таки опоздал. Японцы уже атаковали позиции, врезавшись в них клином. Поставив в месте прорыва пулеметы, они простреливали русские позиции на всю глубину. Дважды Семенов поднимал войска в атаку, но успеха не было. Контуженный, оглохший от грохота, он доложил прибывшему начальнику дивизии обстановку. Положение складывалось скверное. И все-таки еще можно было держаться. Но тут произошло то, чего Роман Исидорович боялся больше всего. С левого фланга прискакал посыльный с приказом Стесселя об отступлении.

— Что Фок? — спросил Роман Исидорович, хотя уже знал наперед ответ.

— Приказал отряду отходить на Волчьи горы, боится прорыва японцев.

Действительно, японцам удалось на левом фланге занять господствующую высоту 93, а в центре 113. Решающего значения для хода боя это не имело, но привело в паническое состояние начальника укрепрайона. Фок, не дожидаясь приказа, начал отводить войска, уверенный в поддержке Стесселя.

В этих условиях Кондратенко ничего не оставалось, как отойти на левый берег Лувантанской долины. Отступать приходилось днем, под сильнейшим огнем неприятеля.

Один из очевидцев событий, Я. У. Шишко, писал в своем дневнике:

«15 июля с рассветом я выехал в Литанговское ущелье и издали видел, что творилось по всему пространству Лувантанской долины.

Под сильным ружейным и пулеметным огнем японцев все, что было в котловине Зеленых гор, бросилось назад и старалось возможно скорее перебежать Лувантанскую долину.

Повозки, походные кухни, двуколки, денщики с офицерскими вещами, роты врассыпную, одиночные всадники и проч., все спешило, перепутывалось, застревало в болоте и ручье, падало, сраженное пулей… Все были охвачены ужасом. Один Кондратенко в этой панике был спокоен и старался привести все в возможный порядок. Он, не обращая внимания на свистевшие пули, шагом проехал через долину, остановившись у дороги на Литангово, отдал свои приказания для приведения всего в порядок и для занятия позиции для прикрытия отступления наших войск».

Русские потеряли за три дня боев 47 офицеров и 2066 нижних чинов. Потери же японцев составляли от восьми до двенадцати тысяч человек. Более того, если бы русские части продержались еще два дня, Ноги был бы вынужден прекратить наступление. Резервы у него кончились, надо было проводить перегруппировку.

Участник этих боев командир японского резервного батальона Тадеучи Сакурай запишет впоследствии:

«…Неприятельская артиллерия в боях перед крепостью не давала двигаться вперед, огонь ее был меткий, и снаряды сыпались, как дождь, убитых и раненых было так много, что не хватало носилок…