Душа и слава Порт-Артура

На фронте установилось относительное спокойствие. Изредка крепостная артиллерия обстреливала вражеские позиции, да охотничьи команды вели постоянную разведку. Затишье позволило Кондратенко вывести на позиции войска согласно новой диспозиции быстро и организованно. На правом участке передовых позиций, у гор Дагушань и Сяогушань, сосредоточилось 12 рот с восемью орудиями, в центре 20 рот, четыре охотничьи команды и 18 орудий. Основные силы были выведены на крепостные верки первой части обороны — 50 рот с 30 орудиями и второй части — 36 рот с 16 орудиями. В резерве у Фока остались два полка 4-й дивизии, сотня казаков и 24 орудия.

Распределив войска по оборонительным рубежам, Кондратенко отдал приказ использовать каждый час передышки для совершенствования инженерного оборудования позиций. Сам он сутками не покидал форты и сооружения. Замелькала по крепости, порту, укреплениям знакомая маленькая фигурка в пропыленном мундире. Вновь по вечерам в небольшом домике генерала собирались единомышленники, чтобы за ужином решать неотложные вопросы, намечать план работ на следующий день. Горячился вспыльчивый подполковник Рашевский, как обычно, оставался собранным и спокойным подполковник Науменко. От инженерных вопросов переходили к оперативным, от них — к сугубо техническим, обсуждая предложение присутствующего тут же лейтенанта Подгурского о новом использовании морских мин. Но в отличие от витгефтовской коллегиальности здесь чувствовалась твердая направляющая рука опытного руководителя. Последнее слово всегда оставалось за Кондратенко. Он не навязывал своего мнения, но, выслушав множество аргументов, всегда выделял главное, нужное именно сейчас, и мало кто из присутствующих на таких совещаниях мог возразить генералу.

После ухода гостей, оставаясь один, Роман Исидорович продолжал анализировать события ушедшего дня, планировал буквально поминутно следующий, всякий раз с горечью чувствуя нехватку времени.

«Сколько тебе, генерал Кондратенко, его ни давай, все будет мало, — думал он. — Но что поделаешь?.. Столько вопросов, и все безотлагательны. Вчера приказал на хребте между Угловой и Высокой поставить дополнительно шесть орудий, сделать на обратных скатах укрытия для артиллеристов. Сегодня поднимали с затонувших японских брандеров митральезы для установки на передовых позициях. Завтра надо усилить Угловые горы двумя-тремя обстрелянными ротами, да и офицеров бы туда поопытней. И все надобно согласовывать со Стесселем, уговаривать, просить…»

И еще был один больной вопрос. Пора, уже давно пора ставить на место зарвавшихся инженеров, обозников. В крепости накануне штурма продолжало процветать взяточничество, казнокрадство. Кондратенко с горечью замечал, как некоторые из инженеров продолжают видеть даже в лихую для Родины годину одну цель — обогащение. Еще весной он писал жене: «Наши военные инженеры совершенно не помогают войскам в скорейшем создании блиндажей и вообще не идут навстречу интересам войск, а заняты почти исключительно казнокрадством. Поэтому инженеры ведут только те работы, на которые можно нанять китайцев, причем число нанятых китайцев в своих отчетах для получения денег увеличивают страшно и таким образом наживаются. Те же работы, на которых участвуют только войска, инженеры тормозят. Такова же и деятельность интендантства: недостает обуви, обмундирования, снаряжения, часть людей ходит в порванных валенках, принесенных из дома…»

Сейчас, ввиду более тесной осады, подобных безобразий почти не осталось, но и вскрывающиеся изредка факты поражали своим цинизмом. Роман Исидорович уже не раз имел стычки с начальником инженеров крепости полковником Григоренко. Тот был, видимо, настолько запутан своими подчиненными, что либо отделывался пустыми обещаниями, либо покрывал стяжателей. Стессель же, которому по новой организации был непосредственно подчинен начальник инженеров, на жалобы и рапорта Кондратенко никак не реагировал. Стессель, впрочем, и сам не отличался разборчивостью в средствах. Кроме того, он по-прежнему был увлечен борьбой за власть в высших сферах: «упразднял», по его собственному выражению, коменданта, грозил гражданскому комиссару области подполковнику Вершинину, отчитывал командира порта и даже командующего эскадрой.

Позднее, на суде, он признается, что ему приходилось сражаться не только с японцами, но и с комендантом крепости, командиром порта, начальником эскадры и гражданским комиссаром.

И все-таки неурядицы и безобразия не смогли перечеркнуть общего энтузиазма и героизма защитников крепости. Основная масса военных инженеров работала не покладая рук. Проводниками идей Кондратенко, творчески мыслящими исполнителями зарекомендовали себя подполковники Рашевский, Крестинский, инженер-капитан Зангенидзе. Их умом и сердцем, а также тысячами солдатских рук создавались артурские укрепления. Город превратился в крепость, гражданская жизнь замерла. Закрылось большинство магазинов, русско-китайский банк, школы, стали ненужными почта и другие учреждения. Да и самих жителей в городе из 50 тысяч осталось не больше 14. Из них только 2 тысячи русских. Но если замерла частная жизнь, то помощь фронту возрастала. Были расширены и дооборудованы мастерские в порту для ремонта вооружения и выделки боеприпасов. Во многих домах организовали госпитали.

В черте города на каждом шагу встречались парные гражданские патрули. Еще после Цзиньчжоу из мужского населения Порт-Артура, способного носить оружие, сформировали три дружины, по пятьсот человек каждая. Прошедшие краткий курс обучения дружинники, вооруженные винтовками, несли вспомогательную службу. Особой сплоченностью отличалась первая дружина, состоящая из портовых рабочих. Два батальона дружинников работали на строительстве оборонительных сооружений. Роман Исидорович вспомнил, как долго пришлось убеждать Стесселя подписать приказ о формировании летучей почты из 60 гражданских лиц и десяти солдат. Позднее они будут просто незаменимы.

Наступали тяжелые времена осады. Фортам и укреплениям предстоял экзамен на прочность. Не все было сделано, как надо, подготовлено к обороне, но при сложившихся условиях вряд ли кто мог сделать больше, чем Кондратенко. Сам Роман Исидорович не склонен был преувеличивать свою роль в огромной работе, которую проделали за несколько месяцев солдаты, матросы, офицеры, гражданское население крепости, но все защитники Порт-Артура считали именно его вдохновителем всего положительного, что успели сделать.

Много позднее это общее мнение выразит один из артурцев, Я. У. Шишко, который в своих воспоминаниях запишет:

«… То, что не было сделано за семь лет, Кондратенко, насколько это было возможно, создал в несколько месяцев. Его мыслями, его трудами, его настойчивостью явились целые укрепления там, где не предполагалось ничего строить, как, например, на горах Угловой, Высокой, Длинной и прочих, на которые впоследствии противник вел настойчивее всего свои штурмы… под которыми он положил десятки тысяч жертв, чтобы взять их».

В те июньские дни Кондратенко понял, что ему как начальнику сухопутной обороны недостаточно готовить только укрепления. Главная сила крепости заключалась в людях — солдатах, матросах, офицерах. Объезжая каждодневно позиции, беседуя с солдатами, он видел, что люди морально готовы к трудной борьбе, верят в себя, и эту веру ему необходимо в них поддержать.

22 августа 1904 года он отдает приказ по войскам сухопутной обороны:

«17 июля части войск 4-й и 7-й дивизий выдержали славный, но неравный бой с противником на передовых позициях. Нас было только 17 тысяч, а противник втрое сильнее — у него было 50 тысяч, мы имели только полевую артиллерию, противник же имел, кроме полевой, еще осадную.

Теперь с отходом к крепости положение наше изменилось неизмеримо к лучшему — силы наши более чем удвоились; противник же, ослабленный предыдущими боями, едва ли мог значительно усилиться. Вместо скороспелых окопов, как то было на передовых позициях, мы имеем здесь преимущество долговременных сооружений, обеспеченное со всех сторон от атаки; вместо тонких шрапнельных укрытий имеем во многих местах безопасные казематы и надежные блиндажи; кроме полевой артиллерии, имеем сильную крепостную артиллерию, увеличенную многочисленными орудиями флота. Поэтому если с передовых позиций мы еще могли податься к крепости, то теперь мы имеем полную возможность отразить и уничтожить врага. Никакой штурм нам не может быть страшным, если мы решимся до конца выполнить данную нами присягу. Во время ночного штурма ни при каком случае не надо теряться: если случится где-либо частный прорыв противника между укреплениями, то таковой ровно ничего не значит, так как соседние форты обеспечены от атаки со всех сторон; против же прорыва у нас имеются всегда сильные резервы, которые успеют вовремя опрокинуть врага и закрыть прорыв. Необходимо во что бы то ни стало держаться на своих местах до дневного света. С рассветом же наш страшный ружейный и пушечный огонь отгонит не только 50-тысячную, но хотя и 100-тысячную вражью силу, после чего войска крепости перейдут в наступление и добьют дерзкого врага».