Душа
Шрифт:
Химию я хоть и изучала на базовом уровне, но всё равно знала лучше многих углублёнщиков. Почему тогда у него вся тетрадь красная?.. Да проще было решить за него все задачи и потихоньку подсунуть ответы. Химия добила меня окончательно. Помню, как слезинки одна за другой стекали из глаз и падали на конспект, превращая буквы в огромные синие кляксы. Не справилась. Не смогла. Не получилось… В тот день на шестом уроке я не написала ни строчки.
Из класса я вышла молча. Красная как рак, заплаканная и совершенно потерянная. Опять забыла в классе сапоги, но возвращаться не стала. Не захотела. Пошла, как есть, в балетках по снегу. Благо — идти нужно было всего минут
— Ну-ну. — Папа усадил меня на диван и укутал ноги пледом. — Лошадь можно привести к водопою, но заставить её пить нельзя. Даже, если ты засунешь её морду в воду, она всё равно будет фыркать и отплёвываться. Ты привела лошадь к водопою, и теперь у лошади только два выхода: либо умереть от жажды, либо пить.
Я опустила голову на подушку и уснула. Вечером поднялась температура, появилась ломота в теле, и я слегла с тяжелейшим гриппом. Папа поил меня морсом из клюквы с антибиотиками и рассказывал сказки, как в детстве. На третий день я заметила на кресле тот самый пакет, в котором носила обувь.
«Наверное, папа принёс из школы», — подумала я и опять тяжёлой головой упала на подушки.
В школу я вернулась только после Нового года.
Усевшись за свою любимую первую парту у стены, я больше не надеялась увидеть Ромку. Ему дали шанс, а он его профукал, точнее, мы его профукали вместе. Надо было Оксане Леонидовне послушать Татьяну Сергеевну и нанять репетиторов, а не мучить сына занятиями с излишне самоуверенной одноклассницей.
Подперев подбородок кулаком почти по-папиному, я открыла тетрадь и записала число: 14 января 2007 года. Рядом дёрнулся стул, я подняла глаза и заметила Ромку. Он смотрел на меня спокойно и без всякой усмешки.
— А почему не за последнюю? — спросила я, когда он опустился рядом и вытянул под партой ноги. — Изменяешь своему выбору?
— Я никогда не изменяю своему выбору, — сказал он, приподняв брови, и я удивилась тому, насколько бархатный у него голос. Если я что-то решил, то это изменить невозможно.
— Да ну?! — Из моей груди вылетел смешок. — Какая самоуверенность!
— Увидишь.
— Мне даже интересно: и что же ты решил?
— Что буду сидеть с тобой, и раз уж ты перебралась с «камчатки» за первую, придётся и мне здесь кантоваться. Или ты хочешь, чтобы я отнёс тебя туда на руках?
Я кашлянула и покраснела. В ту минуту он поселил в моей голове чересчур откровенное желание.
— И что дальше? У тебя четыре двойки. А может, и больше. Просто об остальных я ещё не знаю.
— Правильно. Ты вообще ничего не знаешь о моих двойках. У меня нет ни одной.
И он с гордым видом развернул передо мной дневник. Напротив каждого предмета красовалась весьма правдоподобная тройка. От удивления и недоверия я на всякий случай потёрла глаза.
— Быть не может? Каким образом ты всё сдал?
— Ну. — Он потянулся и расправил спину, становясь похожим на кота. — У меня были твои конспекты, неделя до Нового года, пока ты болела, а ещё целых три дня после.
— То есть, ты выучил за десять дней то, что я с тобой учила месяц?
— Было бы желание, — зевнул он. — Не зря же Зоя Анатольевна называла меня «Золотая голова».
Я рассмеялась. Лошадь, которую я привела к водопою, наконец-то, начала пить.
— Пока посижу в базе, а в одиннадцатом, если что, пойду в профиль по биологии и химии. Думаю, из меня
выйдет отличный офтальмолог. Но на «скорой» я бы тоже поработал.— Ганс Христиан Андерсон собственной персоной. Ты ещё себе домик на берегу Испании не выдумал?
— Хочешь поспорить?
— Хочу, — я вытянула руку. — Если закончишь второе полугодие без троек, то я переберусь сидеть на заднюю парту у окна. А если нет, то прочитаешь «Унесённых ветром».
На минутку он сделал вид, что раздумывает над моим предложением, но потом как-то слишком резко замахал руками.
— Такой риск мне не по карману. Последняя парта против этого старья на тысячу страниц звучит угрожающе дёшево. Давай вот как: если не получу ни одной тройки, ты меня поцелуешь.
Даже не знаю, стоит ли говорить, что «Унесённые ветром» Ромка так и не открыл, а вот мне в конце мая пришлось поцеловать его…
Глава 4
Знаете, когда я была маленькой и ещё не училась в школе, то больше всего любила смотреть на звёзды. Новогодние праздники и папин отпуск мы почти всегда проводили в деревне у тёти, и, когда никто не видел, я забиралась на крышу сарая и принималась считать эти крохотные белые жемчужинки, которые зимой светили особенно ярко. Порой я даже доходила до сотни и бросала лишь потому, что не знала, какое число следует дальше. А по ночам мечтала поскорее вырасти, чтобы стать высокой и сильной, вытянуться в полный рост, сорвать с неба самую яркую звезду и повесить себе на шею в качестве амулета. Может быть, именно поэтому папа называл меня своей Звёздочкой.
Папа заменил мне всех родственников разом. Маму я помнила плохо да и то во многом благодаря старым фотографиям. Если уж говорить начистоту, то после похорон я очень сильно надеялась, что она появится и поможет мне привыкнуть к новой ипостаси. Я жаждала найти кого-нибудь близкого, кто знает меня, видит и хотя бы чуточку любит. Но мама не приходила и не звала меня, из чего я сделала вывод, что она ушла в свет.
Какое-то время я сильно злилась на неё и никак не находила оправдания такому поступку. Выходит, у мамы в мире живых не осталось незавершённых дел, и мы с папой совершенно ничего не значили для неё. Ушла… А вот я не могу… И не уйду до тех пор, пока не буду знать наверняка, что с папой и Ромкой всё нормально.
Но вдруг мама рассуждала когда-то также? Кто знает, как долго она была с нами. Неделю, месяц, десять лет?.. Возможно, она тоже ходила за мной по пятам и старалась уберечь от травм и волнений. Может, даже стала ангелом-хранителем и видела мою свадьбу. Я не знаю. Знает только она. Только моя мама. Вдруг она нашла покой лишь тогда, когда окончательно удостоверилась, что у нас всё хорошо, и теперь ждёт меня по ту сторону света, чтобы обнять и рассказать о том, как сильно любит…
Ах, мама, мама… Я тоже скучаю по тебе, но пока мой путь на земле ещё не окончен…
Ромка на «скорую» не вернулся и перестал говорить о блистательной карьере офтальмолога. Если честно, то он вообще перестал говорить о чём-либо. Разорвал все старые отношения и решил не начинать новых. Прямо как в старой песне: «Если у вас нету тёти, то вам её не потерять…» Всех друзей и родных заменил одним памятником на кладбище — моим. Каждый день навещал. И всегда в одно время.
– Ну, как ты там? — раз за разом повторял он, проводя ладонью по моей фотографии. — Слышишь меня? Вспоминаешь? Я думаю о тебе постоянно. Сегодня полил кактус. Знаешь, утром упала одна из твоих книг. Что-то про волка. Чёрт, не помню… Прости, но сейчас я туго соображаю…