Душитель
Шрифт:
— Да. Чертов бардак. Починим весной. Может быть. Ну хватит, пошли. Здесь холодно, а я хочу есть.
Майкл нахмурился.
— В чем дело, Микки? Голова болит?
— Нет.
— Тогда в чем проблема?
— Никаких проблем.
— У тебя такая рожа…
— Неправда.
— Правда. «Приду через минуту»…
— Пошел ты, Рик.
— «Пошел ты, Рик»…
Рики ухмыльнулся. На его лице показалась очаровательная, веселая, исполненная достоинства улыбка, которой он славился с того самого дня, как родился — четырьмя годами позже Майкла. Рики научился улыбаться еще до того, как у него прорезались зубы, словно уже в младенчестве понимал, что он необычный ребенок.
Мрак, окутывавший Майкла, слегка рассеялся — достаточно, чтобы он мог покачать головой и повторить «пошел ты», на сей
— Угости сигареткой, Микки.
Майкл вытащил пачку из кармана, и Рики прикурил от его сигареты.
— Господи, ты только посмотри! — воскликнул Майкл.
Братья уставились в окно столовой, где краснолицый гигант усаживался во главе стола. Брэндан Конрой устроился в кресле, переложил с места на место нож и вилку, а потом, вместе с Джо Дэйли, сидевшим по левую руку, громко расхохотался.
— Честно говоря, впору повеситься, — сказал Майкл.
— Тебе не нравится новый папочка?
— Неужели нельзя было из приличия подождать?
— Папа год как умер. Сколько, по-твоему, нужно ждать?
— Дольше, — ответил Майкл. — Гораздо дольше.
Рики отвернулся. Он глубоко затянулся сигаретой и посмотрел на улицу — нетронутый ряд маленьких домиков, которые в зимних сумерках казались темно-серыми. Декабрь на Сэйвин-Хилле. Вдоль всей улицы плотно стояли припаркованные машины. Скоро начнутся споры из-за того, кому какой пятачок принадлежит. Застолбить для себя парковку было равносильно покупке места на целый сезон. Уже начали появляться рождественские фонари. В садике через дорогу, у Доэрти, стояли пять нелепых пластмассовых оленей, светящихся изнутри. Обычно оленей было шесть, но Джо сломал шестого, когда, будучи старшеклассником, возвращался домой навеселе и попытался его оседлать. На следующий день Большой Джо заставил сына отправиться к Доэрти и извиниться за оленя. На самом деле если Джо и надлежало за что-то извиняться, то скорее за объезжание дочек Доэрти — он проделывал это с той же лучезарной улыбкой и уверенностью в собственном праве, точно средневековый феодал. Даже младшая из трех, Эйлин Доэрти, не избежала этой участи — кажется, в машине Джо. Из-за этого Джо поругался с Майклом, потому что тот любил Эйлин с детского сада. Майкл воображал, что Эйлин не из таких, но Джо вправил ему мозги и объяснил, что завоевание сестер Доэрти — своего рода ритуал, Божий промысел. Эйлин была нужна ему, чтобы завершить хет-трик. [4] В итоге Майкл бросился на брата, хотя тот был гораздо крупнее его, — он не мог разлюбить Эйлин Доэрти, пусть даже она и предложила себя Джо для ритуального кровопролития. Возможно, Майкл до сих пор ее любил в глубине души — по крайней мере память о ней. Уж такой это человек. Интересно, что теперь с Эйлин? Рики повернулся к брату:
4
Три гола, забитых игроком за одну игру.
— Слушай, а что стало с…
Но Майкл по-прежнему был увлечен происходящим в столовой. Его вновь охватил гнев.
— Ты только погляди! Погляди на Джо! Какого черта он творит?
Джо Дэйли и Брэндан Конрой, держа бокалы с пивом, смеялись.
— Ты только посмотри, как он лижет задницу Конрою! Честное слово, Рик, все это… тебя не бесит?
— В общем, нет. Слушай, а что случилось с Эйлин, которая жила напротив? Помнишь ее?
— Нет. — Майкл не отрывал взгляда от окна.
Жена Джо, Кэт, вышла на крыльцо.
— Вы идете или подать вам ужин сюда?
— Майкл злится.
— Не злюсь.
— Он думает, мама собирается подарить свою девственность…
— Я не говорил, что…
— …Брэндану.
Кэт задумалась.
— Полагаю, Маргарет в любом случае подождет, пока ужин не закончится, — сказала она.
— Слышал? — Рики улыбнулся. — Не о чем беспокоиться.
— Идите в дом. — Кэт погнала их внутрь кухонным полотенцем, и братья вошли. Что-то в Кэт — Кэтлин — говорило о том, что ее не проведешь. Она идеально подходила Джо — рослая, с массивными бедрами, миловидная, невозмутимая, и братья Дэйли слушались ее.
Майкл вошел первым, с кислой гримасой. Рики отвесил ему
шутливый подзатыльник, а Кэт похлопала по плечу. И то и другое — чтобы подбодрить его.В доме пахло чесноком, женщины суетились, нося из кухни в столовую последние тарелки.
Мимо проскочила Эми.
— Привет, Майкл. А мы думали, ты совсем пропал.
Молча прошел Малыш Джо — сын Джо. Ему было тринадцать, и он унаследовал прозвище от отца, который, в свою очередь, тоже когда-то был Малышом Джо. Дэйли были чересчур южане для того, чтобы использовать порядковые номера и довесок «младший». Каждый следующий Джо получал второе имя. Нынешний, например, звался Джозеф Патрик. Сейчас он дулся, и Майкл понятия не имел почему.
Маргарет Дэйли, мать семейства, поддразнила Майкла за его исчезновение, и настроение у него снова испортилось. С годами Майкл приобрел необыкновенную чувствительность к тону материнского голоса и научился различать в нем малейший упрек или неодобрение. Маргарет прекрасно знала об этой его способности — Майкл был самым чувствительным из ее сыновей, он быстрее всех обижался и последним прощал. Она просто не знала, как говорить с ним, не рискуя его обидеть, а потому неизбежно сетовала на подобную уязвимость, хотя в этом отношении Майкл напоминал матери Джо-старшего, мужчину, которого она так до конца и не поняла, хотя и делила с ним ложе в течение тридцати с лишком лет. Она заметила, что Майкл увял, как только услышал о своем исчезновении. Мать на мгновение пожалела о произнесенных словах, а потом решила, что не сказала ничего страшного — вот только обидно, если Майкл своим угрюмым видом испортит воскресный ужин.
Майкл стоял за спинкой стула в центре стола, чувствуя себя неловко. Чужой в доме, где прошло его детство.
— Садись! — Конрой усмехнулся. — А то я волнуюсь.
— Давай, Майкл, садись. В чем дело? — вступил Джо.
Майкл взглянул на него. Джо рассматривал брата высокомерно и вопрошающе, словно продолжая задавать тот же самый вопрос: в чем дело? Джо подражал Конрою, и это было нестерпимо. Майкл вздохнул и напомнил себе, что ужин продлится не более двух часов. Чем раньше начнется, тем быстрее закончится. Он уже воображал себя дома.
Майкл сел, остальные заняли места вокруг него. Маргарет — во главе стола, напротив Конроя, на своем законном месте. Рики — напротив Джо, как можно дальше от него, чтобы свести к минимуму возможность ссоры. Кэт — рядом с мужем, дабы присматривать за ним. Она нравилась Майклу, и он терпел Джо за то, что тот любит жену. Кэт, благослови ее Бог, была готова встать за мужа под пулю — или застрелить его собственноручно, если потребуется.
Напротив Майкла сидела его любимица, рыжеволосая Эми Райан, чье присутствие неизменно украшало воскресные сборища. Эми была подружкой Рики, и Майкл питал к ней почти романтические, противозаконные чувства. Эми, смелая, веселая, очаровательная, стильная, циничная, умная, просто изобиловала достоинствами, и невозможно было выбрать из них одно или два. Сегодня она надела белую рубашку, возможно, принадлежавшую Рики, и Майкл решил, что это очень трогательно. Она носила рубашку Рики точно так же, как предыдущие девушки носили его университетскую куртку. В чувствах Майкла к Эми не было холостяцкого вожделения, но она заставляла его задаваться вопросом: вправду ли ему так хочется одиночества?
Сидящие за столом еще не успели развернуть салфетки, когда Эми произнесла:
— Брэндан, я слышала, что Алван Байрон займется делом Душителя. — Она принялась беззаботно рассматривать блюда — лапшу, жаркое, чесночный хлеб, как будто ответ ее мало интересовал.
Эми Райан была репортером, одной из двух женщин в штате «Обсервера». Брэндан Конрой не стал заглатывать наживку.
— Это для печати?
— Да ладно, Брэндан! Мы с вами просто разговариваем. Ну сами решите, для печати это или нет.
— Нет.
— Ладно. Запомните, Маргарет, — проговорила Эми, — это не для печати.
— Разумеется, — нараспев произнесла та.
Конрой скрестил руки на груди.
— Тогда слушайте. Алван Байрон не станет заниматься делом Душителя по той простой причине, что он не сможет его раскрыть. У него нет ни людей, ни ресурсов, ни методики.
— У него есть Майкл, — сказал Рики.
— А у нас Джо.
— Вот именно.
— Ри-ики… — проворчала мать.