Дуйбол-привет!

Многофигурный памятник состоял из фигуры дуйболиста с дулом и деревянной иеной, майского деревца фигуры доблестного воина, остова рождественской елки и двух цветочных венков. Первый дуйболист стоял в полный рост перед майским деревцем, доблестный воин лежал головой к майскому деревцу, между ним и первым дуйболистом покоилась деревянная пена, перед ней стоял елочный остов. Все это с обеих сторон обрамлялось цветочными вазонами. Верхнедуйбержцы были в восторге.

Те, кому удавалось выкарабкаться из автомобильной пробки и попасть в Верхний Дуйберг, чтобы выучиться дуйболу и кушать там, где кушал мистер Сэм Промоузглинг, тоже были в восторге от памятника.

Но, как на зло, в те выходные дни, когда во всем селении царили воодушевление, благолепие, яркое солнце, а на каждый квадратный метр приходилось по три туриста, все невзгоды и начались! Чего ни один человек, кроме Ханси, не заметил.

Дело было в те выходные, когда в деревню снова приезжали Верхенбергеры и Низбергеры. Ханси, который дружил с Карин, поджидал у путевого указателя «Мерседес» Верхенбергеров. Ждал он четыре часа и уже трясся от холода, как овечий хвост. Наконец, «Мерседес» появился, за ним показался и «БМВ» Низбергеров. Завидев Ханси, Карин на ходу вылезла из машины, что было проще простого, поскольку автокараван продвигался черепашьими темпами.

— Где это вас носило? — сказал Ханси, стуча зубами. — Я чуть концы не отдал!

— Я сама думала, что концы отдам! — простонала Карин. — С шести утра безвылазно в этом дурацком сундуке!

С шести утра прошло более семи часов. А до Верхнего Дуйберга даже черепашьими темпами добираться значительно меньше.

— Загибаешь, — сказал Ханси.

— Не загибаю ни капельки! — воскликнула Карин. — Мы четырнадцать долин из девяноста семи объездили!

— Зачем?

— Затем, что папа и господин Низбергер побывали там во многих магазинах и у многих бургомистров!

— Зачем?

— Затем, что многие магазины и бургомистры обратились к пане и господину Низбергеру!

— Зачем?

— Да затем, что многие магазины и бургомистры тоже хотят закупить у них пены, дула и все прочее!

— Зачем?

— Затем, что там сейчас тоже снега не густо, весь почти сошел. К тому же дуйбол сейчас в большой моде!

Тут уж Ханси перестал спрашивать — «зачем».

Ханси было наплевать, что господа Низбергер и Верхенбергер сбывали свои пены и дула где-то на стороне, но Ханси знал, что его отцу на это далеко не наплевать. Вообще-то надо бы ему все немедленно рассказать, подумал Ханси. Вообще-то плевать я хотел на это с высокой колокольни, подумал Ханси и никому ничего об этом не сказал. Но на другой день все же справился у Карин, сколько пен и дул намечено продать. Карин посмотрела в книге заказов своего отца. Она сказала:

— Очень много, Ханси!

Ханси и Карин долго внимательно изучали книгу заказов. Они установили, что каждая долина заказала по нескольку пен, но одна долина, тридцать седьмая слева, затребовала триста красных пен, двести зеленых и сто синих да еще сотню малышовых пен в горошек. Долина и само местечко в долине назывались Альпийское Колено.

Карин сказала:

— Да, да, теперь припоминаю. Они заказали еще дикое количество дул. Они тоже хотят стать центром дуйбола!

— У них что, не все дома? — спросил Ханси. Карин пожала плечами.

— Как раз все. А вот снега у них нет, а деньги зарабатывать, небось, тоже хочется!

— Тогда у них скоро такая же петрушка будет, как здесь! Ханси и Карин сидели в комнате Карин. От дома Карин до деревни — кусок приличный. Тем не менее по узкой просеке перед старинным деревенским домом парами фланировали отдыхающие. Словно школа для взрослых совершала экскурсию. Карин посмотрела в окно. Она сказала:

— Тоже ничего хорошего. Может, у нас тогда что-то изменится. Может, все в Альпийское Колено переберутся или разделятся. Половина тут, половина в Альпийском Колене!

— Моего отца тогда удар хватит! — сказал Ханси. — Он ни одного клиента так просто не отдаст!

Чтоб отца удар хватил — это ему совсем не улыбается, думал Ханси, возвращаясь домой.

Еще три дня Ханси мучительно думал, сказать или не сказать отцу про Альпийское Колено. На четвертый день отец завел его в свой бургомистерский кабинет. Там, на письменном столе, лежал большой лист бумаги, расчерченный непонятными линиями.

— Ну-ка взгляни на это, — сказал он гордо.

— А что это? — спросил Ханси.

— План переустройства подъемника, — объяснил Харчмайер. — Пора наши старые подъемники переделывать в спусколифты!

Спусколифты будут опускать в долину дуйболистов, упражняющихся в альпийской горке.

— А не слишком ли дорого обойдется такая перестройка? — осторожно спросил Ханси.

Отец кивнул. Затраты на переоборудование подъемника намного перекроют финансовые средства, которыми располагает совет общины Верхнего Дуйберга.

— Возьму заем в сберкассе, — сказал папа. — Потом, по мере роста доходов, все обратно верну.

Господин Харчмайер, довольный, поглядел в окно.

— Раньше здесь даже на кирмес [1] такого наплыва не было! — сказал он.

Ханси посмотрел на чертеж, на схему спусколифта. Он подумал: все-таки надо ему про Альпийское Колено сказать, не то назанимает денег, а рассчитаться потом не сможет.

Ханси сказал:

— Пап, ты Альпийское Колено знаешь?

— Смехотворная, богом забытая дыра. Глухомань: кроме леса и семи домов — ничего, — презрительно сказал господин Харчмайер.

1

Ежегодный церковный праздник, сопровождаемый ярмаркой и народными гуляниями.

— Вчера Низбергер и Верхенбергер ездили в Альпийское Колено.

— Что ж они там поделывали? — спросил господин Харчмайер с удивлением, но без тени беспокойства.

— Они у бургомистра были!

— У Штиллеромута? — Господин Харчмайер все еще сохранял спокойствие.

Надо ему это как-то с подходом преподнести, подумал Ханси. Но никакой подход на ум не приходил. И он бухнул:

— Они иены и дула продавали, Альпийское Колено тоже хочет стать центром дуйбола!

Что папа распсихуется, ясно было заранее, но что он ухватит Ханси за свитер и начнет трясти его, как старый половик, на это Ханси не рассчитывал.

Ханси взвыл:

— Ой, папа, пусти! Ай, папочка, честное-нречестное, папулечка, святая правда, уй, па-а-а-па!

Господин Харчмайер отпустил сына. На миг взгляд его подернулся печалью, потом он снял с вешалки тирольскую шляпу с кисточкой, нахлобучил ее на свой квадратный череп и сказал Ханси тихо и хладнокровно:

— Ну, парень, теперь молись, чтоб обошлось без упокойников! Молиться Ханси не стал, он побежал за отцом. Но так, чтобы тот его не заметил. Это было несложно: господин Харчмайер несся прямиком, не оборачиваясь, бормоча под нос какие-то угрозы, расталкивая отдыхающих, которые попадались на его пути.