Два брата (др. ред.)

Солодухин присвистнул. Старику было по крайней мере сто пятнадцать лет.

Солдаты притащили и других двух стариков. Те говорили то же самое.

— Что возьмешь с таких «караульщиков»?

Из деревни пошли пешим порядком по глубокому снегу непроторенной дороги.

Дальше повторялись те же картины. В «неприписанных» к заводу деревнях народ был. Солдат встречали хоть и негостеприимно, но все же на ночь был теплый угол и краюха хлеба. Но как только встречалась «приписная» деревня, так мертвое молчание и два-три старика караульщика. Баб с ребятами развезли по «неприписным» деревням, а мужики скрылись в тайге, в промысловых зверовых избушках, в зимних становищах дровосеков. Поди поймай их!

Солодухин упорно вел команду вперед. Когда вдали показались многочисленные главы знаменитого Кижского храма, построенного в 1714 году, поручик облегченно вздохнул. Несмотря на препятствия, он все же привел роту на завод.

Но радоваться было рано. За поворотом дорогу преградил завал из столетних сосен, прочно сцепившихся ветвями. В темные окна, зиявшие среди зелени, как бойницы, выглядывали ружейные дула.

Однако Солодухин был неробкого десятка. Сделав несколько шагов вперед, поручик закричал:

— По указу сената! Освободить дорогу!

На верхушке завала показался Гаврила Гущин с фузеей в руке.

— А куда вы идете?

— На Кижский завод Андрея Бутенанта.

— Мы таких гостей не ждали и браги наварить не успели, — явно издеваясь, ответил Гаврила.

Послышался хохот доброй сотни голосов. Инвалиды переглянулись. Дело становилось серьезным.

— Смеешься, мерзавец?! — рассвирепел офицер. — Указам его императорского величества не подчиняешься?

— Пускай сам император придет, — дерзко возразил Гущин, — мы, может, сразу покорность окажем.

Солодухин растерялся. Штурмовать завал значило погубить отряд: инвалиды не отличались ни меткостью стрельбы, ни ловкостью в рукопашном бою.

Зоркие глаза Гущина разглядели среди сотни солдатских лиц хмурое лицо Ильи Маркова, стоявшего на правом фланге передней шеренги.

— Илюха! Брат! — удивленно вскричал Гаврила. — Неужто и ты пришел с нами воевать?

Илья Марков еще смолоду дал Акинфию крепкое обещание никогда не поднимать оружие против народа. Пришел час сдержать слово.

«Погибну… — пронеслась мысль. — Что ж? Один раз умирать!..»

И, выйдя из строя, он быстро зашагал к завалу, сильно припадая на левую ногу. Наступила минута общего замешательства. Товарищи поняли поступок Маркова, но и не подумали задержать его: долгие разговоры на ночевках не прошли даром. А поручик Солодухин не сразу догадался, чего хочет ефрейтор, которого он всегда считал за примерного служаку.

Прежде чем офицер успел принять какое-нибудь решение, Гаврила Гущин сбежал вниз и помог Маркову подняться на вершину завала…

Москва, 1938–1961