Два кольта и винчестер

Второй выстрел разбил окно рядом с дверью. Третий снес с моей головы несколько волосков, обжог кожу и выбил крупную щепку из дверного косяка. А затем я вылетел на улицу.

Сразу же метнулся влево, на ходу извлекая револьвер левой рукой. Развернулся и дважды пальнул в дверной проём. После чего бросился к лошадям. Вновь выстрелил по банку, затем сунул оружие в кобуру, освободившейся рукой снял свои вещи с лошади с мушкетом и перекинул всё через плечо. Тело прострелило болью. Но нужно было терпеть. Иначе никак. Если всё ещё стою на ногах, бодро двигаюсь и валиться наземь не собираюсь, то рана сравнительно пустяковая. Мы, иммунные, получили от заразы огромный резерв прочности. Убить нас не так-то просто.

Перед тем как скрыться среди домов городка, я четыре раза выстрелил. Каждая пуля вошла в лошадиную голову. Животных было очень жаль. Но если оставлю их братьям, то не смогу от них оторваться. Парочка ковбоев очень быстро меня нагонит и доделает то, что не смогли в банке. А так все шансы спастись на моей стороне. Генри и Эдвард ни за что не бросят мешки с золотом и серебром. А с таким грузом меня им даже раненого не догнать.

Глава 8

ГЛАВА 8

Где-то через пару километров я остановился и занялся своими ранами. К этому моменту на меня навалилась слабость с лёгкой тошнотой. Боль принялась терзать мой организм, как голодная овчарка кусок парного мяса. С рукой всё было более-менее нормально. Свинцовая тупая пуля пробила ладонь рядом с большим пальцем, не задев кости. Просто идеальное ранение. Я полил дырку живчиком, хлебнул сам, после чего перевязал её холщовыми полосками. Ещё в городке на том берегу сделал себе бинты. Сейчас они пригодились.

А вот со спиной было всё плохо. Пуля осталась в теле, пробив лопатку. Лёгкие не пострадали, иначе бы давно уже харкал кровью. Но сильно легче от этого не было. С трудом дотянулся до раны на спине, как смог обработал живчиком, наложил тампон и перетянул бинтом. В конце всех процедур опять напился эликсира, опустошив всю флягу. Этот момент использовал как «легальный» повод ещё ненадолго задержаться на одном месте. Пока растворял и фильтровал настой, считай, что отдыхал.

В таком состоянии возвращаться к переправе не было и речи. Лучшее — это вернуться в городок и там перевести дух в течение нескольких дней. Но там сейчас братья и чёрт их знает переродились они или нет.

И тогда я просто пошёл вдоль линии, пролегающей между городом и переправой, начинающейся на берегу реки. Может, мне повезёт и встречу кого-то сердобольного. Или свежаков из числа переселенцев. Или иммунных не из муров.

Когда на землю опустилась ночная темнота, самочувствие серьёзно ухудшилось. Раны дёргало. Боль от них расходилась по всему телу. Особенно страдал от дыры в спине. Казалось, что ощущаю, как шевелится внутри пуля. Как она трётся по воспалённой плоти, отравляя свинцом оголённые мышцы и нервы. Живчик уже не помогал. Я хлебал его, будто воду. Не заметил, как закончилась фляга со свежим настоем.

С наступлением темноты я продолжил идти. Чувствовал, что если остановлюсь и лягу, то потом могу и не встать. А бессознательного меня кто угодно может сожрать. Когда ощутил признаки спорового голодания, то закинул в рот споран и принялся его рассасывать. Через час выплюнул то, что от него осталось. Твёрдое месиво, словно состоящее из толстых остинок, как в плодах шиповника, и елочной хвои. Такой остаток — яд.

Небольшую остановку сделал только на рассвете, чтобы поесть и сменить повязки. Рана на руке уже принялась заживать, а вот со спиной была беда. Тампон, которым я затыкал дыру от пули, был весь покрыт вонючим гноем. Сама рана затерялась в опухшей плоти. Спину мне растарабанило будь здоров.

Потом напал дикий приступ кашля, который не проходил несколько минут и в конце превратился в тошноту. Всё, что съел десятью минутами ранее оказалось в траве под ногами.

Хочу сказать, что страшно мне не было, хотя уже знал, что мне не выкарабкаться без посторонней помощи. Не было и апатии. Имелась… обида, что ли, на то, что я так и не смог по-настоящему использовать свою сверхспособность.

— Ничего, прорвёмся, — подбодрил я сам себя, вытер рот рукавом и поплёлся дальше. В середине дня показалось, что стало легче. Перестал заплетаться в ногах, зрение улучшилось, чуть легче стало дышать. Боль в руке уже не так терзала. А в спине вместо неё появилось ощущение некоего неудобства. Будто что-то прицепилось к голой коже и трётся об одежду. В противовес улучшению самочувствия возникла сильнейшая, просто одуряющая жажда. Я выхлебал все свои запасы воды, живчик и дальше шёл, мечтая наткнуться на ручей, речку или даже обычную лужу. Чтобы хоть как-то с ней бороться, я достал свинцовую пулю и положил её в рот. Благодаря этому появилась слюна, которая слегка притупила жажду.

Через какое-то время появилась мысль развернуться и пойти обратно в город. Если мне повезет, то смогу найти там колодец, из которого вода не ушла при переносе. Или отыскать, например, пиво в бутылках или бочонках, которое тоже поможет промочить горло. Но в этот момент вдалеке замаячили какие-то постройки. До них было больше десяти километров.

Вид человеческих следов вдалеке придал мне заряд сил. В надежде найти там воду я ускорил шаг. Через час с небольшим к прежней картинке добавились новые штрихи. Во-первых, из трубы, возвышающейся над навесом у крупного дома, тянулся дымок. Во-вторых, за тремя постройками обнаружился крупный загон, по которому неспешно ходили пёстрые коровы. В-третьих, недалеко от дома торчал шалашик крыши колодезного сруба и огромный рычаг «журавля».

Когда до фермы оставалось метров триста из дома вышла женская фигура с длиннющим ружьём в руках. Приближаясь к ней, я держал руки на виду, демонстрируя дружелюбие. Если это свежая перенесённая, то ожидать от неё можно чего угодно.

— Мэм, я просто путешественник! — крикнул я, сократив расстояние до сотни метров. — Я не причиню вам вреда. Наоборот, хочу попросить у вас помощи.

Сказал и продолжил шагать к ней. Метров за тридцать, всё также находясь под прицелом вирджинской винтовки, я остановился и аккуратно скинул на землю своё добро. Включая ремень с револьверами и ножом. Затем отошёл на несколько метров.

— Мэм, позвольте хотя бы напиться, — вновь обратился я к ней.

— Проходи в дом, — неожиданно сказала она. Голос у неё оказался ясным и звонким, как у двадцатилетней девушки, тренирующейся в пении. При этом внешне она выглядела лет на сорок, плюс-минус.

— Да, мэм.

Внутри была традиционная аскетическая обстановка для местного времени и географии. Осматриваясь, я не заметил ни одной мужской вещи. Только платья, юбки, платки, шляпки и обувь, которые могла носить лишь женщина.

— Садись, — произнесла она и указала на большой стол, возле которого стояла лавка и два крупных табурета. — Что с тобой случилось?

Винтовку она поставила у двери. Ничуть меня не опасаясь, подошла к столу и опустилась на один из табуретов по другую сторону столешницы.

— Подстрелили, мэм. Ответили злом на предобрейшее, — криво усмехнулся я. Откуда-то из памяти всплыла киношная фраза и сама-собой оказалась на языке. Но собеседница меня поняла.

— Кто? Муры?

— Муры? переспросил я. — Так вы, э-э…