Два мира. Том 1
Шрифт:
Благодарю за внимание! Всегда ваша, Lutea
========== Глава 6. Эпидемия сентиментальности у монстров ==========
Когда Итачи открыл глаза, было ещё темно. Отведённые ему комнаты — «покои», как выражалась Минерва МакГонагалл — располагались в восточной части замка, и он одним из первых мог ежедневно наблюдать восход солнца. Однако сейчас ни единого луча света не проникало в его спальню, и Итачи с неудовольствием заключил, что до рассвета ещё далеко. Из этого следовал другой, куда более неприятный вывод: снотворное, приготовленное для него Сасори, переставало помогать.
Смирившись с мыслью, что заснуть ему больше не удастся, Итачи отодвинул полог
Как оказалось, домовых эльфов в Хогвартсе было много — они занимались готовкой и уборкой в замке. Большую часть дня домовики проводили на кухне, но по ночам ходили по бесчисленным комнатам, классам и коридорам школы, наводя в них порядок, меняя свечи, убирая сор — маленькие тихие тени, незаметные для обитателей Хогвартса. Казалось бы, такое решение устраивает всех… но только не Акацук. Эльфы, как существа, великолепно знающие замок и, помимо того, единственные, кто мог трансгрессировать в его пределах, могли быть замечательными шпионами — и были ими, как уже поняли Итачи и Сасори. Всё-таки глупо было бы со стороны Альбуса упускать столь удобную возможность незаметно следить за всем, что происходило в его школе, а глупым директора ни один из шиноби не считал.
Впрочем, мириться со слежкой Акацуки тоже не собирались; причём если Итачи поначалу хотя бы пытался (и довольно успешно) делать вид, что ничего не замечает, то Сасори в очередной раз продемонстрировал всю хрупкость своего терпения. Уже на вторую ночь пребывания в замке он поймал в своей комнате одного из домовиков, пошёл с ним к Альбусу и прямо заявил директору, что вовсе не испытывает восторга оттого, что кто-то бродит по его апартаментам. После того случая Альбус (порядком удивлённый, надо сказать), пообещал Акацукам, что больше домовиков в их комнатах без их ведома не будет, и до сих пор держал своё слово. А теперь…
Итачи бесшумно приоткрыл дверь и заглянул в кабинет. В ответ на него тут же уставились колючие чёрные глаза.
— Доброе утро, Мадара-сан.
— Какое утро, ночь на дворе, — медленно произнёс Мадара; он расположился в кресле и при свете установленных в серебряном канделябре свечей читал какую-то книгу. — Думал, ты ещё спишь.
— Зачем вы здесь? — осведомился Итачи, опускаясь в другое кресло напротив него.
— Хочу отдохнуть немного в тишине и покое, — сказал Мадара. — Эта безмозглая кошка местного смотрителя повадилась за мной ходить — не удивлюсь, если Живоглот её надоумил. Вот уж кто действительно не глуп; он чувствует, что я не кот, и всё пытается вывести меня на чистую воду.
В этот момент Итачи искренне порадовался, что с ними нет Дейдары — он бы точно не удержался от комментария на эту тему. Взмахнув палочкой, Итачи развёл в камине огонь (опять мысленно поставив себе плюсик за удачный акт невербального волшебства) и, по привычке стянув волосы в хвост на затылке, опустил руки на подлокотники.
— Вижу, наложенные мною языковые чары работают, — заметил он, кивая на томик в руках Мадары.
—
Да, — кивнул тот. — Так что больше у вас не будет возможности за спиной обсуждать меня, пользуясь тем, что я не понимаю английского.— Всю эту неделю вас почти не было видно, — произнёс Итачи, игнорируя шпильку собеседника. — Чем вы были заняты?
— Изучал Хогвартс, — отозвался Мадара, откладывая книгу в сторону; похоже было, что у него хорошее настроение для беседы. — Не могу не признать, весьма впечатляющее сооружение. Мне, пожалуй, даже немного жаль, что находится оно не в нашем мире.
«Видимо, ему здесь действительно нравится», — про себя заключил Итачи, а вслух сказал:
— Вы правы, Хогвартс и в самом деле бесподобен. Однако некоторые его обитатели меня тревожат.
Мадара бросил на него чуть насмешливый взгляд.
— Хорошая попытка, — протянул он, откидываясь на спинку кресла, — но я уже говорил: я вам не союзник, и помощи с моей стороны можете не ждать.
— Я и не просил вас о помощи, — спокойно ответил Итачи. — Мне казалось, мы просто разговариваем, как шиноби одного клана.
— Как двое из четвёрки последних представителей уничтоженного клана, ты хотел сказать, — поправил его Мадара. — Сейчас от клана Учиха почти ничего не осталось, лишь жалкая тень его прежнего величия. Я — воскрешённый мертвец, привязанный к телу магического кота. Ты — почти что труп, через год уж наверняка им станешь. Обито довольно силён, но если он продолжит быть бесполезным и не добудет Риннеган до моего возвращения в мир шиноби, я его уничтожу. Остаётся ещё твой брат… Саске, кажется?
— Верно, — отозвался Итачи весьма равнодушно.
— Шестнадцатилетний мальчишка, не владеющий Мангекью, — в голосе Мадары сквозило пренебрежение. — Запасная пара глаз, не больше.
Итачи безразлично пожал плечами. Несколько мгновений Мадара наблюдал за ним, а затем наклонился вперёд и с весьма двусмысленной улыбкой, больше походившей на коварный оскал, спросил:
— Скажи, Итачи, ты когда-нибудь дорожил своим братом?
— Я с тринадцати лет знал, зачем в семьях Учих младшие сыновья, — ровно произнёс он. — Разумеется, я дорожу своей единственной возможностью обрести Вечный Мангекью Шаринган.
— Я не об этом, — Мадара прищурился. — Переформулирую вопрос: ты когда-нибудь любил брата?
«Что же его в эти тонкости понесло?» — с неудовольствием подумал Итачи, но ответил:
— В детстве мы с Саске были очень дружны. Он во всём старался равняться на меня, а я заботился о нём.
— Да уж, — фыркнул Мадара, — не отвечать прямо на вопросы — твой особый талант.
Итачи снова пожал плечами и спросил:
— А вы, Мадара-сан, любили своего брата? — по правде, он вовсе не рассчитывал на ответ, скорее уж расценивал собственный вопрос как способ быстро и безвозвратно завершить разговор, но предок его удивил.
— Ты не представляешь, как.
— Даже когда отнимали у него глаза?
— Похоже, ты всё-таки подхватил от Дейдары эту его манеру задавать неуместные вопросы, — произнёс Мадара, но не то что бы очень гневно. — Вообще, изначально у меня было четверо братьев, — сказал он после короткой паузы, — но трое из них погибли ещё детьми в битвах с кланом Сенджу. С тех пор я очень старался защитить Изуну, но он всё равно умер… Хочешь верь, хочешь нет, — с неожиданной горечью усмехнулся он, — я действительно любил брата, хотя в моё время почти все сомневались, что такое чудовище, как я, в принципе способно на хорошие чувства. Тогда люди с поразительным единодушием решили, что я силой отобрал у Изуны его Шаринган.