Два полюса

Шейх прищурился и задумчиво протянул:

– Обиду?

– Зависть, - поправила его, - что им дается, а тебе нет. А еще эгоизм, так как ты больше достоин этой сладости, чем те другие, которые счастливо улыбаются оттого что у них она есть.

– С-с-странная у тебя фантазия, Юшани, - неожиданно заметил лацерт, чуть насмешливо поглядывая на меня, а я замерла, держа в руках невидимый торт, цепко сжимая пальцы.
– Но я, кажетс-с-ся, понял тебя. И тогда хочетс-с-ся обидеть их, чтобы они перес-с-стали нас-с-слаждаться с-с-сладос-с-стью. Наговорить гадос-с-стей о том, что с-с-сладос-с-сть и не с-с-сладос-с-сть, а тухлая рыба, которую нельзя ес-с-сть.

Опустив руки, я вновь откинулась Шейху на плечо, самодовольно улыбаясь. Я гордилась любимым, потому что он у меня очень сообразительный и чуткий.

– Правильно, молодец, - похвалила его.

– У нас не так, - заметил Шейх. Он поймал мои пальчики и стал поглаживать их, задумчиво рассматривая.

Я хотела спросить, в чем различия, но Шейх сам стал рассказывать:

– Я бы узнал поподробнее, как дос-с-стать с-с-сладос-с-сть. При каких ус-с-словиях она не ис-с-счезнет, а затем с-с-стал бы с-с-стремитьс-с-ся их выполнить.

Мое воображение тут же проснулось, рисуя смешную картинку. Я засмеялась и жалобно взмолилась:

– Шейх, я умоляю, просто вижу, как ты хватаешь первого попавшегося, ничего не подозревающего человека...

Шейх заразился моим весельем, широко улыбнулся в ответ, перебил:

– Не первого, а проверенную..

Я же продолжала говорить, пока не сообразила, что он только что сказал:

– И тащишь, сопротивляющегося… Что?

Села бвжйиай прямо и развернулась к нему лицом. Меня вдруг осенила, что ситуация на кое-что сильно похоже. Это было как прозрение. Я и Шейх, наша любовь. Я пыталась найти в зеленых глаза ответы и с ужасом понимала, что лацерт не шутил. Он был предельно серьезен.

– Я так и с-с-сделал, Юшани. Потащил проверенного человека, с-с-сопротивляющегося, к вазочке с-с-со с-с-сладким.

– Шейх, - изумленно выдохнула.

В голове не укладывалось. Это он так мне пытался объяснить, что если бы не он, то я никогда бы не влюбилась. Никогда бы сама не додумалась, как добраться до вазочки, так как и не задумывалась об этом. А он меня заставил.

Я была в шоке. Неужели я ничего сама не делала, только по чей-то указке?

Шейх притянул меня к себе, поймал мой взгляд и вкрадчиво прошелестел:

– Лучше ты узнаешь это от меня, чем от других. Я не с-с-святой, моя маленькая, и тоже хочу с-с-сладкое.

Все еще переживая потрясение от открывшейся тайны, про которую мне не раз говорили, а я просто отказывалась верить, да и слушать в принципе. Унизительно понимать, что даже любить я не могу сама, даже в этом мне помогли, подтолкнули. Даже хуже, принудили.

Моргнув, приложила ладонь ко лбу, чувствуя что у меня начинается жар.

– Обет воздержания? – я все еще помнила, что до меня Шейх сам добровольно отказался от всего мирского и от любви в том числе.

– Ес-с-сли бы я продолжил практику кес-с-сша-ис-с-сцелителя, то да. Я должен был бы до с-с-сих пор придерживатьс-с-ся данного обета, но обс-с-стоятельс-с-ства зас-с-ставили меня с-с-сойти с-с-с намеченного пути и избрать другой.

– Намеченный путь? – я растерянно слушала любимого, не понимая его мотивов.

– Да. Я хотел с-с-стать Верховным. Для этого нужно пройти путь прос-с-светления до конца.

– А сейчас?

Можно ли еще больше обманываться, чем это делала я? Зачем я хотела услышать признания в любви? Чтобы заглушить разрастающуюся боль.

– Хочу с-с-стать твоим мужем и заявить на тебя с-с-свои права. Юшани, перес-с-стань. Ты опять закрываешьс-с-ся, - тихо потребовал Шейх.

Я кивнула, уткнувшись ему в плечо, но не могла перестать думать о том, что возможно и не люблю вовсе лацерта.

– Юшани, это не так, - тихо шептал лацерт, поглаживая меня по спине. Он ухватился за мой подбородок и заставил взглянуть на него.
– Мы рас-с-сталис-с-сь, а ты продолжала любить. Так с-с-сильно тос-с-сковать, что мы вс-с-стретилис-с-сь во с-с-снах. Ес-с-сли бы не любила, все чувс-с-ства прос-с-сто бы угас-с-сли.

– Честно?

– Да, моя маленькая. Да, - голос лацерта стал еще тише, успокаивая, качал на волнах, заставляя прислушиваться к себе.

Наверное, я хотела верить, поэтому цеплялась за слова Шейха. Я не хотела очернять светлое чувство, родившееся между нами, сомнениями. Мы еще немного помолчали, и в дверь позвонил, а потом и вошел один из офицеров. Он объявил, что звездолет готов к торможению, и нам следует занять свои места.

Я долго не могла заставить себя улыбаться встречающим нас кесшам. Они были первыми, кто подошел к нам, а точнее к Шейху. Они выражали свое недовольство его безрассудный поступком. Их даже не удовлетворили объяснения любимого, что я была в опасности. Я кожей чувствовала враждебность некоторых представителей духовенства лацертов.

Шейх прижал меня к себе, укрывая в объятиях, пренебрегая правилами приличия. Он пытался защитить меня он воздействия кесшев. Чем больше я слушала жаркие речи встречающих, тем сильнее сомневалась в правильности своих действий. Мне казалось, что лучше бы я осталась дома и вышла замуж за президента, чем опять портить жизнь Шейху.

– Это не так, - неожиданно выдернул меня из уныния ласковый голос любимого.

И мир приобрел смысл, когда я встретилась с зеленью его глаз. И тогда я поняла, что на меня давили, чтобы я сдалась и отказалась от Шейха.

Ярость вспыхнула во мне. Я резко развернулась к кесшам и открыла рот, чтобы высказаться в очень неприличной форме. Я готова была послать их по проторенной дорожке туда, где находятся все остальные, кто не желает видит нас с Шейхом вместе.

Но любимый накрыл ладонью мой рот и крепко прижал к своей груди.

– Не надо, Юшани. Они просто проверяли тебя.

Но я не собиралась успокаиваться. Я считала, что они не имели права ни на проверки, ни на то, чтобы использовать на мне свой дар. И их произвол не собиралась спускать им с рук. Я вырывалась из объятий Шейха, пытаясь освободить рот и наговориться. Они должны ответить мне за все, особенно за то, что посмели забрать у меня любимого.

– Тихо, прошу. Юшани, не надо, ради меня, - очень тихо прошептал Шейх, а из меня словно воздух выпустили.

Я замерла в руках любимого, прошлась тяжелым взглядом на каждому из восьми кесшев. Они были разных возрастов и с разными ирокезами, но все облачены в зеленого цвета туники с уже знакомой вышивкой. Только представители этой касты носили одежды зеленого цвета. Прочие предпочитали более яркие цвета, как моя яркая желтая, которую мне дал Шейх на звездолёте по пути домой.

Шейх осторожно убрал руку ото рта, но так и не выпустил из объятий. К нам подошел самый старый из кесшей, цепко вглядываясь мне в глаза. Я чувствовала чужое давление у себя в голове, она заболела, виски сдавило. Но боль неожиданно быстро ушла, как и появилась. Старый лацерт удовлетворенно улыбнулся и кивнул Шейху, скрипящее произнес: