Два путника в ночи

– У вас очень жарко, – пробормотала я, с удивлением отмечая, что язык повинуется мне с трудом, а любое движение, даже движение век, вызывает новый приступ тошноты.

– Лежите, лежите, – остановила меня Элла. – Горячий крепкий и сладкий кофе – вот, что вам сейчас нужно.

Мы пили кофе – я, полулежа, боясь сделать лишнее движение, и Элла – сидя на пуфике рядом с тахтой. На стеклянном столике на колесах стояли вазочки с печеньем. Кофе был, как она и пообещала, очень крепкий и сладкий. Я, к своему облегчению, почувствовала, что мне стало лучше.

– Маски у вас… необычные, я их рассматривала и вдруг… почувствовала себя плохо…

– Вы их рассматривали? Подошли близко? – переспросила Элла со странной интонацией. Торжествующие нотки слышались в ее голосе. – Вам не следовало этого делать!

– Почему?

– Чужие не должны подходить к ним близко!

– Почему?

– Жалэ не любит чужих! – резко произнесла Элла.

– Жалэ?

– Жалэ! – подтвердила Элла.

– Кто такой Жалэ?

– Жалэ – бог! Это маски жрецов его культа, большая редкость у нас.

– А откуда они у вас?

– О, это замечательная история, абсолютно фантастическая. Я вам обязательно ее расскажу. Но прежде хочу сказать вам кое-что другое.

Она смотрела на меня в упор, и я вдруг удивительно отчетливо обостренным, каким-то новым зрением увидела, словно в кривом зеркале, увеличенное лицо Эллы. Увидела до мельчайших деталей все неровности и шероховатости этого лица. Увидела морщинки, веером расходящиеся от уголков глаз, длинные глубокие бороздки на лбу, склеротические лопнувшие сосуды на скулах, неприятно-желтые, проколотые мочки ушей и седые неопрятные корни волос.

– Вы пришли ко мне поговорить о Лидочке покойной, не правда ли? – Не дожидаясь ответа, она продолжала, приложив руки к груди: – Поймите меня правильно, я не верю в случайности. То, что случилось с Лидочкой, не случайность. Не случайность. Это возмездие! – Она погрозила кому-то пальцем. – Возмездие!

Погодите, не перебивайте! Я знала еще год назад о том, что нас ожидает. Еще год назад дух Жалэ предсказал смерть. И вот: сначала погибает Аркадий, потом Лида. Теперь нас только двое – Петр и я. Когда мы погибнем – закончится цикл, и свершится предначертание. Он избрал нас жертвами за грехи. За все, что вокруг нас, грязь, насилие, кровь!

Лида смеялась и не верила. Поверьте мне, она была великой грешницей! Между нами, о мертвых не говорят плохо, но… Я ведь все видела и все понимала. Петр считает меня сумасшедшей, так ему легче, но это притворство. Он знает, что я права, и боится. Люди не любят правды – пророков всегда забрасывают камнями.

Я не могла отвести взгляда от шевелящихся губ Эллы, от крохотных белых комочков слюны в уголках ее рта. Больше всего на свете мне хотелось убраться отсюда и оказаться как можно дальше от Эллы с ее больными речами.

«Она ненормальная, – подумала я с опаской. – Конечно, ненормальная. Что за чушь, какой культ? Какой бог?»

Страх, обыкновенный вульгарный страх возник внутри, в области желудка, и пробежал холодок вдоль позвоночника.

– Это Жалэ говорит, а не я! – вскрикнула вдруг Элла. – Мы все умрем! Он выбирает себе жертвы, и никто не знает, кто будет следующей. Кроме меня. Мне дано знание. Лида погибла, ее муж погиб… Я знала его! Он любил меня, и мы собирались пожениться, а потом он встретил Лиду. Лида не знала жалости, она смеялась. Жалэ не любит, когда смеются. Она заставляла людей служить себе, она никого не любила. Он был несчастен с ней, он жалел, что мы расстались, он всю жизнь любил меня… Они настоящие, – говорила я ей, – а она лишь смеялась. Она всегда смеялась. Это лица живых людей! Они чувствуют и понимают. А она всегда и над всем смеялась!

Элла сжала кулаки, придвинулась к моему лицу, уставилась на меня в упор своими безумными прозрачными сапфировыми глазами. Я вжалась в подушки. Мне было не по себе.

– Не нужно искать виновных. Вы их никогда не найдете. Жалэ не оставляет следов. Люди исчезают или умирают естественной смертью, и никто никогда не узнает, что к ним прикоснулась карающая рука Жалэ.

– Но ведь Лидию Романовну убили…

– Да, убили! – вскрикнула она. – Но не человек! Ее убил… нечеловек! А вы ищете человека. Не нужно искать, Жалэ не любит, когда его беспокоят… Вы же сами почувствовали, он не шутит… Он отдыхает сейчас. Оставьте Лиду, займитесь чем-нибудь другим, – в голосе Эллы появились умоляющие нотки. От ее возбуждения не осталось и следа. – Мне будет безумно жаль, если с вами случится что-нибудь… нехорошее. Вы славная девочка.

Она была похожа на проколотую резиновую куклу, из которой вышел весь воздух. Под глазами легли серые тени, куски красной помады на губах собрались в комки и напоминали засохшую кровь. Лицо словно стянулось – стало еще меньше. Видя, что она молчит и не шевелится, я позвала тихо:

– Элла Сергеевна!

Актриса по-прежнему не шевелилась. Я положила руку ей на плечо и слегка тряхнула. Элла мягко качнулась вбок. Я испытала мгновенный укол страха: умерла!

Вокруг было тихо, как в пещере или погребе. Трещали, оплывая, свечи. Дышать было нечем. Я, преодолевая приступ тошноты, бросилась к окну, дернула в стороны пыльные шторы, в отчаянии рванула на себя окно. Оно распахнулось, рама ударила меня в плечо. Я вскрикнула от боли. С громким сухим треском отклеились полоски нечистой пожелтевшей бумаги. Вторая рама подалась почти сразу – она не была заклеена. Через минуту поток холодного свежего воздуха хлынул в комнату, сметая с подоконника пыль и высохшие трупики мух и жуков, лежавшие между рамами. Сквозняк задул свечи. Синие струйки, извиваясь, потянулись к потолку. Элла сидела неподвижно. Лицо ее было свинцово-серым, что было заметно даже под обильным гримом.

Неужели… умерла?

Я беспомощно топталась около Эллы, мучительно соображая, что же делать. Побежала в кухню, набрала из крана воды, стала брызгать на лицо Эллы… схватила ее руку, пытаясь нащупать пульс… Пульса не было! Я почувствовала дурноту, но тут, едва не зарыдав от облегчения, заметила, как дрогнули ее ресницы. Она была жива! Видимо, ее время еще не пришло.

Актриса открыла глаза, повела взглядом в сторону раскрытого окна и спросила слабым голосом:

– Что случилось?

– Вам стало плохо.

– И мне тоже? Это все из-за вас! – Элла попыталась улыбнуться, но улыбка получилась неуверенной и жалкой. – Как это произошло?

– Вы говорили о Лидии Романовне и…

– О Лидочке?

– Да, о том, что не нужно искать убийцу.

– Да? Не помню, – сказала Элла устало. – Не помню… Почему не нужно? Ищите…

– Вы говорили, что сбылось предсказание…

– Да, говорила… – Элла, казалось, потеряла интерес к своему богу и своей подруге, о которых так страстно говорила всего лишь несколько минут назад. – Дружочек, вы не могли бы закрыть окно? Я продрогла. – Она зябко повела плечами.

В дневном свете комната преобразилась. Пугающая атрибутика утратила зловещий вид и стала похожей на дешевые декорации. Я, испытывая неловкость человека, заглянувшего в замочную скважину и увидевшего там облезшего дьявола, поспешно затворила окно, задернула шторы. Хотела зажечь свечи, да нигде не было видно спичек.

Хозяйка проводила меня в прихожую. Выглядела она плохо, держалась рукой за стену.

– А откуда у вас маски? – вспомнила я. – Вы обещали рассказать.

– Да, обещала… – Элла едва держалась на ногах. – Это подарок.