Два путника в ночи
Шрифт:
– Хочешь музыку? – спросил он, чувствуя, что молчание становится тягостным.
– Нет, – ответила Римма, – мне и так хорошо.
– Римчик, – сказал он, – я так рад, что мы снова вместе.
– Правда? – спросила она с надеждой.
– Конечно, правда! Сейчас я приготовлю мясо, умираю с голоду. И напьемся! Наклюкаемся и назюзюкаемся! Затопим камин. Если бы ты знала, как я соскучился по всему этому! – Он говорил, испытывая вину и неловкость за свою ложь, по-прежнему не зная, как себя вести и что сказать.
– Я тоже, – отозвалась она тихо. – Игорек, ты меня любишь?
– Дурочка моя, – сказал он, чувствуя себя последним негодяем. – Конечно!
Римма
– Вот мы и дома! – бодро объявил он, распахивая дверь и пропуская ее вперед. – Прошу!
Римма промолчала. Сердце его сжалось – он вспомнил ее веселую болтовню, смех, прежнюю Римму вспомнил. В доме пахло тлением, как во всяком доме, где не живут. Игорь включил свет и распахнул окна. Мошки и ночные бабочки радостно устремились к оранжевому абажуру. Римма поежилась. Он с беспокойством взглянул на нее. Когда-то, едва переступив порог, они бросались друг к другу. Он хватал ее на руки, кружил по комнате, а она визжала, и он просил: ну, повизжи еще! Она визжала тоненько и радостно «и-и-и!», а он смеялся. Ему почему-то очень нравилось, как она визжит.
– Римчик, – сказал он, – накрывай на стол, а я займусь мясом.
– А может, камин сначала? – спросила она нерешительно.
Раньше она бы закричала: «Игореха, давай, топи камин, а то тут все отсырело на фиг! Вон, видишь, лягушка!» – «Где?» – спросил бы он испуганно. «Да вон же! – она бы потыкала пальцем куда-нибудь в угол. – Вон, видишь?» И они бы радостно захохотали. Они всегда смеялись как ненормальные, по любому поводу и без всякого повода.
– Конечно! – сказал он и выскочил на веранду за дровами.
Когда он вернулся, Римма безучастно сидела в кресле перед черным от копоти зевом камина, руки ее ладонями кверху лежали на коленях.
– Ты чего заскучала? – он чмокнул ее в макушку, на мгновение ощутив запах ее волос. – Пахнешь родненьким!
Он запустил пальцы в ее волосы. Она удержала его руку, потерлась щекой, прикоснулась губами, и он подумал, что им многое нужно будет начать сначала…
Через полчаса огонь в камине горел ровно и сильно, запах дыма почти выветрился. Дом был наполнен запахами жарящегося мяса и зелени. Римма сунулась было помочь, но он бодро сказал: «Бабы с камбуза!» Она ткнулась лбом ему между лопаток и ушла.
Они сидела за столом, покрытом серой льняной скатертью. Игорь открывал шампанское. Римма, улыбаясь, держала на весу свой бокал.
– Берегись! – закричал он.
Пробка вылетела и громко стукнулась о стенку. Игорь опрокинул бутылку над ее бокалом. Шампанское вспенилось и ринулось на стол через край. На скатерти тут же расплылось большое темное пятно. Римма, запрокинув голову, расхохоталась. Обрадованный, Игорь тоже засмеялся.
– За тебя!
– За нас!
– Неужели я дома? – спросила она, ставя пустой бокал рядом со своей тарелкой. Лицо ее порозовело, глаза заблестели. Она поправила волосы знакомым жестом, который он так любил, и скомандовала громко: – Еще! – Он налил ей вина, и она выпила залпом. Накрыла его руку своей. Сказала: – Игорек, какое это счастье – жить! – И расхохоталась.
– Начинается! – сказал он нарочито грубовато. – Закусывай! Знаю я тебя!
– Я не хочу закусывать! Я хочу напиться и забыть обо всем на свете… Кроме двух вещей!
– Каких?
– Угадай!
– Как я могу угадать, о чем думает нетрезвая женщина?
– Тогда я скажу тебе, о чем думает нетрезвая женщина!
Она склонила
голову к плечу, глядя на него ласково и лукаво. Он невольно залюбовался ею. Что-то радостно дрогнуло в нем ей навстречу. Жаркая волна нежности и благодарности накрыла с головой, и он почувствовал, что тонет.– Рим! – только и сумел сказать он. – Рим!
Она поняла, вскочила со своего места…
Они стояли обнявшись. Вилась мошкара вокруг лампы. Горели, потрескивая, поленья в камине. В окно тянуло ночной сыростью.
– Ты моя любушка, – прошептал он, отрываясь от ее губ. – Если бы ты знала, как я люблю тебя!
– Я тебя тоже люблю! – смеялась она. – Мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.
– Мы никогда не умрем! И послезавтра уедем в Италию!
– Но у меня нет маленького черного платья!
– Купим там! В Венеции я знаю один потрясающий бутичок. Устроим себе медовый месяц.
– Игорек, – сказала Римма. – Я хочу в Индию. Я часто вспоминаю, как пришла к тебе тогда, помнишь? – Она утерла слезинки.
– Разве такое забудешь? – засмеялся он, притворяясь, что не видит ее слез. – Львица! Женщина-вамп! А глаза испуганные.
– Неправда! – возмутилась Римма. – Это ты испугался! Открыл дверь и чуть не свалился, когда увидел меня.
– Разберемся! Пожалуйте за стол, мадам! Шампанское испускает последние пузыри!
Глава 30
Римма. Отчаяние
Когда мужчина и женщина верят друг другу,
страх и беспокойство растворяются в радости.
Сердце знает только любовь и счастье. Доверие умножает удовольствие от чувственной любви…
– Как ты пахнешь, – говорил он, гладя ее волосы. – Это же с ума сойти, как ты пахнешь! В Индии, когда ты воткнула желтый цветок в волосы, я умирал от желания дотронуться до тебя. Как я мучился тогда! Как влюбленный мальчик! Не спал… ни о чем думать не мог, кроме тебя, глаз с тебя не сводил… Я забыл твое тело… – сказал он через минуту, целуя ей руки. И потом: – Знаешь, я думаю, что есть кто-то, кто бережет нас.
– Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя! – смеялась Римма. – Когда ты читал нам «Камасутру», я поняла, что люблю тебя. И я ушла. Я испугалась! Я была, как ледышка, мне не нужна была любовь. Мне никогда не везло в любви. Но светила луна, такая громадная, она висела так низко, как будто хотела подслушать разговоры людей… кричали птицы, везде цвели белые ночные цветы…
Они говорили и никак не могли наговориться. Им нужно было сказать другу так много! Потом они уснули, и снилось им, что они в Индии, в храме любви. Вокруг храма густые цветущие джунгли, по деревьям скачут рыжие обезьяны, орут попугаи и фазаны. Потом вдруг темная туча закрыла солнце, раздались удары грома – один, другой, третий, по древним каменным стенам храма побежали трещины, он зашатался и стал рушиться…
– Ты посмотри, братан, что деется! – сказал толстомордый Бизон своему напарнику Леке, тощему и хмурому парню. Они стояли на пороге спальни, рассматривая спящих. Было около двух часов ночи. – Неплохо устроились, мать вашу! – В голосе его звучала откровенная злоба. – Подъем! – рявкнул он вдруг, ударяя кулаком в косяк двери.
Игорь, проснувшись от крика Бизона, с недоумением уставился на пару чужих мужиков, стоявших у изножия кровати. Поспешно натянул на себя простыню.
– Вставай, сучонок, разговор есть! – сказал Бизон.